К у з ь м а. Вот, Валька! Я тебе обещал, что ты у меня самым нижним заверещишь. И я слово сдержал.

Ю л ь к а (отзывает Груню в сторону). Он тоже поедет?

Г р у н я. Всяко думала, Юленька, всяко. Хотела дома оставить, так ведь свихнется без меня. А?

Ю л ь к а. Свихнется.

Г р у н я. То-то. Пускай и двойной расход, зато душа на покое.

Ю л ь к а. Но ведь он хочет там врачам показаться! В каком я буду положении?

Г р у н я (посмеивается). А я-то на что? Э-э, не бойся. Там они еще похлеще что-нибудь скажут!

К у з ь м а. Вы чего там?.. Про меня?

Г р у н я. Да что ты, Кузя? Я вот Юле рассказываю…

К у з ь м а. Пошли. Надо лечь пораньше, выспаться перед дорогой. Ой и хвачу я с тобой горюшка!

Г р у н я (вдруг всхлипнула). Уж прощевайте… Мало ли что может случиться. Никогда еще в такую даль не приходилось… Ведь самолетом! Как высоко-то!

К у з ь м а. Самолет — ерунда! Ты в метро, главное, под ноги смотри! Под ноги!.. Там, бывает, подметки начисто отхватывает!

Г р у н я. Ладно, Кузя. Буду смотреть… Дорога-то дальняя… Ну да ничего… Я ведь… баба рисковая.

В а л е н т и н. Передавайте привет столичному миру искусств!

Г р у н я. Передадим. Как же! Как же!.. Этакий бриллиант они в навозе не рассмотрели!

Уходят.

А л л а. Милые… чудесные люди.

В а л е н т и н. Да уж таких чудаков поискать!.. (Кричит вслед.) Зонтики-то хоть купите в Москве, охламоны! Неужели и там с тазами пойдете?.. (Захлопнул дверь. Юльке.) Через полчаса — устраивает? Все оставлю у тебя. Мне еще надо к сельпо. Фанерных ящиков наворую. Для декорации. Сейчас сторож в своей конуре — не увидит. Алла Викторовна, а может, вы возьмете на себя художественное оформление спектакля?

А л л а. Я?

В а л е н т и н. Больше-то некому!.. Вы рисуете. Красок и все прочее я раздобуду. Вот пьеса — почитайте. Вдруг у вас и получится!

А л л а. В самом деле — вдруг?

В а л е н т и н. Вы вот все для себя да для себя. Никто не увидит, не оценит. А если у нас спектакль зазвучит — в область вызовут. Там рванем! С вашим оформлением! Глядишь, вас заприметят и в город на работу переведут!

А л л а. Давай, Валя, давай! Открывай таланты! Развивай таланты!

Алла и Юлька смеются.

В а л е н т и н. Вам вот все смешно! Смешно!.. Я для вас, конечно, не бриллиант. А что бы здесь было без меня?.. Все бы здесь замерло! Чернотой покрылось! (Уходит.)

А л л а. Обиделся… А ведь он, пожалуй, прав. Попробую и я… в меру сил светить! (Ушла.)

Юлька прибирает в комнате, поглядывая на часы. Погасила верхний свет. Осталась только настольная лампочка. В дверях незаметно появилась П о л и н а.

Ю л ь к а. Поля?.. Ты откуда?.. И без плаща.

П о л и н а. Так… Решила зайти.

Ю л ь к а. Садись на диван, к печке. Вот. Здесь был Валя и сказал, что репетиция отменяется. Никто не пришел.

П о л и н а. Ты куда-то собираешься?

Ю л ь к а. К Соломониде. Мы с Валентином решили нарядиться и под видом больных прийти к ней. Чтоб не узнала. И с поличным поймать ее. Все отпирается: «Я ничаво, я ничаво!»

П о л и н а. Пойдешь в такой дождь?

Ю л ь к а. И лучше! Сейчас она меньше остерегается.

Полина сидит, примолкла. Накрыла плечи шалью.

Поля, что с тобой?

П о л и н а. Ни-че-го.

Ю л ь к а. Ты… ты поссорилась с Павлом Гавриловичем? Поля… ты ушла от него? Да? Поля?.. Он… он… обидел тебя? Он ударил тебя? Да как он посмел?!

Полина отрицательно качает головой.

Так что же? А?.. (Прижалась к подруге.) Полюшка, ты не расстраивайся, не переживай!.. Знаешь что? Переходи снова сюда, а? За вещами я сбегаю. Вспомни, как дружно мы с тобой здесь жили. И никто нам не мешал. Вот и опять осень пришла. На дворе холодно, сыро. А мы, как и в прошлом году, затопим печку. И у нас будет тепло, уютно. Хочешь чаю?.. У меня есть мармелад!.. По вечерам ты опять будешь проверять свои тетради, а я что-нибудь читать. Мне так плохо без тебя!..

Сидят обнявшись.

Ты ведь и собиралась-то отсюда как-то несерьезно. Проигрыватель оставила. И пластинки. А стала я в столе рыться — нашла в нижнем ящике твои дневники. Не подумай! Я в них и не заглядывала! Вот они. И еще фотография институтская. Где весь твой курс. Все больше девчонки.

П о л и н а (берет фотографию). Девчонки…

Ю л ь к а. Кто эта?

П о л и н а. Катя Мещерякова… Мила Перминова. Вера Бублик. (Невольно улыбнулась, вспомнив что-то приятное.)

Ю л ь к а. Ой, а здесь что было!.. Груня с Кузьмой собрались в Москву. Алла Викторовна дала им свой чемодан. Валентин все подначивал, так Кузьма Ильич!..

П о л и н а. Девчонки… (Провела ласково ладонью по фотографии.) Не знаю, как сейчас, а тогда, в институте, действительно были все больше девчонки…

Ю л ь к а. И у нас. На фельдшерско-акушерском.

П о л и н а. Наш институт в городе называли «Фабрикой невест».

Ю л ь к а. Да?

П о л и н а. Кому-то казалось это обидным. Кому-то смешным.

Ю л ь к а. Ничего обидного! Подумаешь!

П о л и н а. Теперь все разъехались… Кто куда… В деревни, в поселки, на новостройки.

Ю л ь к а. Пишешь им?

П о л и н а. Катя Мещерякова теперь завуч. Ира Федосеенко перешла из школы в интернат. У Веры Бублик уже трое маленьких бубликов… А Мила Пермитина… Она попала в такое место, что на всю деревню было только трое неженатых мужчин. (С горечью.) Невеста… Вышла замуж. Он и пил, и скандалил. Похвалялся: «Я хоть всего шесть классов кончил, а более твоего на тракторе зашибаю!» Ушла. Теперь одна. И снова… невеста. А надо работать. Надо каждое утро приходить в класс улыбающейся, подтянутой! Чтоб никто и не догадался, каково у тебя на душе! (В волнении.) Я не знаю, есть ли еще профессия более трудная, чем наша! Тяжело шахтеру под землей! Тяжело летчику в небе! Но они кончат работу — и можно расслабиться, отдохнуть. А тут и в школе и на улице за тобой следят сотни глаз. Твои ученики. Их родители. Ты для них всегда — учитель. И если в тебе нет силы, нет веры, чтобы в чем-то самом важном всегда быть впереди этих людей, то — надо уходить! Надо бросать эту работу! Девчонки! Отважные девчонки! Я люблю вас уже за то, что вы не побоялись, взялись за это… невыносимо тяжелое, невыразимо прекрасное дело!

Ю л ь к а. Мне, Полюшка, легче! В самом деле легче! Я вот приду с работы и могу на голове ходить. А что?.. Захочу и буду! Никто не укажет!..

С улицы входит К о в я з и н. За его спиной показалось заплаканное лицо Таисьи Степановны, но он закрыл перед ней дверь.

К о в я з и н. Наконец-то нашел тебя!.. Поля… пойдем домой.

Ю л ь к а (грозно встала перед ним). Никуда она не пойдет!

К о в я з и н (растерялся). Как… не пойдет?

Ю л ь к а. А вот так! Снова будет со мной жить! И я никому ее в обиду не дам!

К о в я з и н. Поля… ты что же… серьезно решила?

Ю л ь к а. Серьезно!

К о в я з и н. Так… Выходит, развод.

Ю л ь к а. Развод!

Полина молчит. Ковязин растерялся еще больше. За дверью послышался плач Таисьи Степановны.

К о в я з и н. Но как же так… сразу!.. Ну, я погорячился. Сорвалось с языка… Беру все свои слова обратно. Я не прав.

П о л и н а. Разве дело в словах?

К о в я з и н. Понимаю… Тебе многое не понравилось у нас в доме. Но это же… несущественно. Это пустяки.

П о л и н а. Какие же это пустяки?

К о в я з и н. Нет! Это не должно случиться! Я так люблю тебя, Поля… Да, я был несправедлив, когда упрекнул тебя. Твое решение выйти за меня замуж я почти вымолил, и ты ни в чем не виновата. Тебе действительно трудно у нас, и я постараюсь помочь. Я не забыл свое обещание! Поля… ну, что моя мать? Что? Она — старый человек. И она тоже любит тебя. По-своему. Ну, что-то не поделили. В чем-то не договорились. Это случается у всех на первых порах.

П о л и н а. Павел… речь не о том, кому быть хозяйкой… Пусть — она. Пусть. Для меня это даже лучше. Я о другом.

К о в я з и н. Но нельзя же все сразу!.. И так уж многое изменилось с твоим приходом. А если ты от меня уйдешь, то все к черту! Все прахом! И жизнь, и работа! Я даже не знаю, что со мной будет!.. Поля! Ты выросла в иной семье, тебе легко. А я… Ты не знала моего отца. Он из тех, для кого жизнь остановилась пятьдесят лет назад. Он забрался сюда, в глушь, чтоб никого не видеть, чтоб жить без людей. Но и сюда пришла жизнь!.. Вот следы от его побоев, когда я вздумал вступить в комсомол!.. А она!.. (Кивнул на дверь.) Она плачет о нем! Да, видно, забыла, как и ее!.. (Сжал кулаки.) Поля… все это ушло, но оно и живо. Оно — в доме, оно — во мне. Все нет ничего, нет, да вдруг и вырвется! Оно как сера — сразу не отмоешь. Поля, мы так хорошо начали жить. Ты поможешь мне… Рядом с тобой я становлюсь другим. Хочешь, брошу все тут — и уедем! Вдвоем! Куда угодно! Куда скажешь!