К о в я з и н. Что-то он часто стал ломаться возле наших ворот.
П о л и н а. Павел.
К о в я з и н. Вот что… вы уж где угодно встречайтесь. В лесу, в клубе… где совесть позволит, только не у моего дома, чтоб люди не видели да не тыкали мне в глаза!
П о л и н а. Что ты говоришь?
К о в я з и н. Все говорят! Не я один!.. Ах, Полина Александровна… уж я так вам верил, так верил! А вы… Пока никого подходящего не было вам здесь в мужья, так и я был хорош! А теперь, когда лучше подвернулся, так вы!..
П о л и н а. Что ты? Павел! Да как ты можешь?.. (Убегает за ворота.)
По крыше дробно ударил дождь.
С е в а с т ь я н о в. Зачем вы так?
К о в я з и н. А ваше какое дело? Кто она вам?
С е в а с т ь я н о в. Ведь вы оскорбили ее.
К о в я з и н. Идите отсюда! Ну!
С е в а с т ь я н о в. Я уйду. Но сам. И вам не позволю оскорблять чистого, хорошего человека. Слышите — не позволю!..
Хлынул проливной дождь, и уже не слышно, что они говорят.
Т а и с ь я С т е п а н о в н а (мечется по двору). Паша, Паша! Аркадий Сергеевич! Побойтесь бога!.. Люди!..
Та же комната, что и в первом акте. Теперь в ней только одна кровать. И обстановки стало меньше. Вечер. На улице сильный дождь. В комнате Ю л ь к а. Она снова вытаскивает из-за ширмы плащ, из-под кровати резиновые сапожки.
Ю л ь к а. Вот это ударил! Вот это да!
Входит А л л а с папкой в руке.
А л л а. Не помешаю?
Ю л ь к а. Входи, Алла Викторовна. Входи.
А л л а. Надолго ливень?
Ю л ь к а. Теперь до снегу. У нас так!
А л л а. Я посижу у тебя. Что-то не сидится одной.
Ю л ь к а. Я предлагала — перебирайся! Полино место не занято. Шкаф и тумбочка — вот. Будем вместе жить.
А л л а. Не могу.
Ю л ь к а. Почему?
А л л а. Я женщина несвободная. Я женщина замужняя.
Ю л ь к а. Замужняя?.. Ой! Как же мы не знали? Кто он?
А л л а. Художник. Не то что я — настоящий. Сейчас поехал в Молдавию. Скоро заявится сюда. Хватит ему писать солнечные пейзажи. Пусть вот это изобразит.
Ю л ь к а. И вы будете… здесь?
А л л а. У меня, Юлька, такое правило: не сдавать занятую позицию. Это правило я усвоила от отца, воевавшего в чине гвардии рядового. Моя первая позиция — здесь. После школы, после института. Тут я начинаю жить. И если меня отсюда выпрут, то это — позор! Позор! Значит, я тряпка, дрянь, никому не нужный человечишко!.. И я отсюда не уйду! Пусть сто тысяч Серафим Ивановных ополчатся на меня!
Ю л ь к а. Вот ты какая…
А л л а. Да уж такая!.. А ведь я недавно труханула. Ой как труханула.
Ю л ь к а. Что такое?
А л л а. Колы и двойки — это, конечно, не метод. Ученики глядят на меня злыми глазищами. Особенно Галя Новосельцева, прежде круглая отличница. Чувствую, уж и кличку мне какую-то прицепили! Никакого контакта! По-немецки они со мной не умеют разговаривать. А по-русски не хотят. Да выручил счастливый случай! (Радостно смеется.)
Ю л ь к а. Что за случай?
А л л а. Помогали мы совхозу. Лен на лугах расстилали. Поднялся вихрь. Сорвал с меня шарф, а с Гали платочек. В реку. Я кинулась и вытащила только Галин платок. И ребята… Что-то сделалось с ними вдруг. Залопотали со мной по-русски. А на уроках даже и по-немецки пытаются!
Ю л ь к а (серьезно). Алла Викторовна, тебя будут любить ученики.
А л л а. За что?
Ю л ь к а. Я еще и не знаю, за что… но будут!
А л л а. Это первая медаль на мою многострадальную грудь!.. Я добьюсь, добьюсь, что к моему предмету перестанут относиться формально! Дети дворян знали чужие языки! А чем наши дети хуже?.. Юлька! Скоро здесь все-все переменится! Приедет он — будущий Поленов, Саврасов, Сезанн!.. Наставит кругом подрамники, краски! Я думаю, что он и твою комнату захламит.
Ю л ь к а. Пожалуйста!
А л л а. Но ведь у меня — правда! — тоже неплохо получается. По крайней мере, можно узнать, что и где рисовала. (Раскладывает рисунки.)
Ю л ь к а. Конечно, можно узнать. Вот мой медпункт. Сосны у реки. Серафима Ивановна… У-у, какая чванливая! С лаптем на голове! (Хохочет.) Высоковольтная линия. Аркадий Сергеевич с Полиной Александровной!
А л л а (берет у нее рисунок. Смотрит). В мире произошла очередная нелепость.
Ю л ь к а. Что за нелепость?
А л л а. Полине нужно было выйти замуж за него, а не за Ковязина.
Ю л ь к а. За Аркадия Сергеевича?.. Почему?
А л л а. Они как-то… подходят друг другу. Это же видно.
Ю л ь к а. Подходят? Они?..
А л л а. Об этом я думаю всякий раз, когда вижу их вместе.
Ю л ь к а. А Аркадий Сергеевич приезжает в село… вовсе и не к ней.
А л л а. К кому же? (Все поняла.) Девочка моя… (Обнимает Юльку.)
В дверь просунул голову В а л е н т и н.
В а л е н т и н. Приветик! Никто по мне не соскучился?.. Как вы тут? Не промочило?
А л л а. Нет.
В а л е н т и н. Репетицию пришлось отменить. Никто не придет. Полина Александровна и то опоздала… (Юльке.) Так что нам полная свобода! Паричок я тебе раздобыл. И одежонку драную. На. Сразу состаришься лет на сорок. Ну и себе — в этом же роде. Вот пойдет парочка! Умора!
А л л а. Что это вы затеяли?
В а л е н т и н. Под большим секретом держим! Ни одна душа в селе это не должна проведать!
В комнату вбегает Г р у н я.
Г р у н я. Юлька, где ты? Я ведь уезжаю!
Ю л ь к а. Куда?
Г р у н я. В Москву!
Ю л ь к а. Что это вдруг надумала?
Г р у н я. Денежки отпускные получила — вот и надумала! Кузя! Где ты, Кузя?
К у з ь м а. Ноги вытираю. Сама же велела. (Входит с большим самодельным чемоданом.)
Г р у н я. Сядь у дверей, не шлепай!.. Ну, уж теперь-то я погляжу на столицу! На универмаг-то особенный, главный! Да вот беда: нет у меня чемодана подходящего в дорогу. Покажи-ка, Кузя! Да иди сюда, что тебя, приклеили к стулу?.. Вот с ним я еще в войну ездила.
К у з ь м а. Не нужен он. В Москве хороший купишь.
Г р у н я. А вдруг там не будет?
К у з ь м а. Соображай!
Ю л ь к а. Мой не подойдет?
Г р у н я. Ну-ну, ну! О-ой… Что это за чемодан? Кило сушек не затолкаешь.
А л л а. Возьмите у меня.
Г р у н я. У вас?
А л л а. Мой вместительнее.
Г р у н я. Ой, Алла Викторовна! Даже и неудобно.
А л л а. Удобно. Идемте покажу.
Груня и Алла уходят.
В а л е н т и н. Юля, мы когда пойдем? Скоро?
Ю л ь к а. Подожди. Кузьма Ильич, а вы… тоже едете?
К у з ь м а. Как ее одну отпускать. Разве не видите? Совсем темный человек. А для меня Москва все одно что наша деревня. Я через нее два раза с пересадкой проезжал.
В а л е н т и н. С пересадкой? (Хохочет.)
К у з ь м а. И потом… хочу я, Юлька, с московскими врачами посоветоваться.
Ю л ь к а. О чем?
К у з ь м а. Пускай они мне авторитетно скажут, надо мне с предосторожностями жить или не надо. И то нельзя, и на это запрет. А если я напрасно себя всяческих удовольствий лишаю?
Возвращаются Г р у н я с А л л о й.
Г р у н я. О-ой!.. И с замочками, и с ремешками.
В а л е н т и н. Как заграничные туристы, поедете!
Г р у н я. Алла Викторовна, вы уж не беспокойтесь. Все будет в сохранности, без единой царапинки верну.
А л л а. Да пожалуйста.
Г р у н я. Может, вам из Москвы чего привезти? Пирожных или сахару-помадки?
В а л е н т и н. Уж лучше кускового! Здесь его нет! (Он откровенно потешается, и Кузьме это не нравится.)
А л л а. Ничего не надо. Спасибо. Вы в Москву надолго? Где там остановитесь?
К у з ь м а. В гостинице.
В а л е н т и н. Кто вас пустит в гостиницу? Командировки у вас есть? Или вызов? Скажем, в Совет Министров?.. Нету! Выходит — на вокзал! Чемодан под голову, а ноги на диван!
А л л а. Поживете у моих родителей. Я вам дам адрес.
Г р у н я. О-ой!.. Нет, Алла Викторовна! Нет и нет!
А л л а. Почему?
Г р у н я. Ведь у вас папа-то с мамой, поди, академики-профессоры! А мы такие ввалимся!
А л л а. С чего вы взяли?.. Отец — старый метростроевец. Рабочий. А мать — по дому, младших воспитывает. Непременно к нам! Непременно!
Г р у н я. Ну, уж ладно… Кланяться им, значит?
А л л а. Кланяйтесь.
В а л е н т и н. В ножки, в ножки! По-столичному так! (Пригибает Груне голову.)
Г р у н я. Мы им груздочков, ягодки-брусницы…
В а л е н т и н. А еще лучше — сухих дров на растопку! У них там…
Кузьма на этот раз не выдержал и ударил чемоданом Валентина по спине. Из груди у того вырвалось что-то вроде стона.