П о л и н а. Ковязина.

С е в а с т ь я н о в. Мне сказали, что в вашем доме есть машина. Ехал на мотоцикле — тряхануло. То ли свеча барахлит, то ли еще что. Инструмент с собой не взял.

П о л и н а. Да. Только Павел Гаврилович отлучился.

С е в а с т ь я н о в. А без него никак?

П о л и н а. Посмотрите в ящике. Тут у него ключи.

С е в а с т ь я н о в. Благодарю. (Бормочет.) Дернуло меня свернуть с дороги на тропу. Там камень на камне.

П о л и н а. Упали?

С е в а с т ь я н о в. Пустяки. Чем больше ушибов, тем крепче делаешься. Это я еще в детстве усвоил… Нельзя ли глотнуть воды?

П о л и н а. Есть квас.

С е в а с т ь я н о в. А можно не из стакана — из ковша?

П о л и н а. Пожалуйста.

С е в а с т ь я н о в. Ого! Ядрен, как говорится. Не сами ли делаете?

П о л и н а. Нет, еще не научилась.

С е в а с т ь я н о в (перестав пить, внимательно смотрит на Полину). Подождите… А, сообразил! Вы та самая шоколадненькая, от которой хочется откусить! (Смеется.)

П о л и н а. Ох, Юлька! Ну, попадется она мне!

С е в а с т ь я н о в. Не надо! Без нее я бы тут пропал! Все рассказала, все показала. Для нового человека, а тем более городского, это так важно. Край-то у вас… газету не каждый день видишь. Да и народ не слишком разговорчивый.

П о л и н а. А вы тот самый, главный, в кожаной куртке, которого все слушаются.

С е в а с т ь я н о в. Вот видите — она и меня обрисовала!

В калитке появились К о в я з и н и А л л а О р е ш к о.

К о в я з и н. На этом и закончим наш разговор, Алла Викторовна. По-моему, все ясно.

А л л а (входит вслед за ним). Зато мне ничего не ясно.

К о в я з и н. Да поймите же, что нельзя столь повышенные требования предъявлять ученикам сразу!.. (Увидел незнакомого человека во дворе. Подходит, протягивает руку.) Ковязин.

С е в а с т ь я н о в. Севастьянов. Вот хозяйничаю у вас.

К о в я з и н. Прокол?

С е в а с т ь я н о в. Нет. Свеча, пожалуй.

К о в я з и н. У меня есть запасные. Возьмите.

Вбегает Ю л ь к а.

Ю л ь к а. Вот вы где! Как хорошо! Мне надо к больному в Матяшино! Это не по пути?

С е в а с т ь я н о в. Сейчас будет по пути.

Ю л ь к а. Полюшка, это Аркадий Сергеевич. Ой-ой-ой… (Запищала, схваченная Полиной за ухо.) За что?

П о л и н а. А ты та самая Юлька, у которой хочется оторвать уши?

Ю л ь к а. Я все поняла, поняла! И больше не буду! (Вывернувшись, уходит с Севастьяновым за ворота.)

П о л и н а (подошла к мужу). Павел, а что случилось? (Указывает глазами на Аллу.)

К о в я з и н. Преподавание иностранного у нас действительно велось неважно. Случайным человеком. Да нельзя же так! Кого в классе ни спросит — всем колы да двойки. Отобьет охоту учиться. Ее ученики возненавидят.

П о л и н а. Я поговорю с ней.

К о в я з и н. Пожалуйста.

П о л и н а. Алла Викторовна, вы никуда не торопитесь?

А л л а. Нет. Я никуда не тороплюсь.

П о л и н а. Присядьте. Кстати, Павел… не выручишь ли нас? В драмкружке не хватает мужчин. Вакантна роль купца.

К о в я з и н. Купца?.. Нет, нет, нет.

П о л и н а. Почему? Мне передавали, что ты прежде неплохо играл.

К о в я з и н. Я человек без предрассудков, но… к сожалению, у нас на все это так-смотрят, что…

П о л и н а. Не понимаю.

К о в я з и н. Ты помнишь секретаря райкома Соловейчика?

П о л и н а. Как же! Славный, эрудированный человек. А где он?

К о в я з и н. Вот именно — где?.. Не только славный, но и работал хорошо. А выступил как-то на смотре. С арией Индийского гостя. И никто всерьез о нем уже не говорил. «Это какой секретарь райкома? Ах, тот, который в концертах поет».

П о л и н а. Павел…

К о в я з и н. Я не боюсь потерять должность, но я не хочу, чтобы обо мне говорили: «Это какой директор школы? Ах, который купцов играет!»

Из огорода входит С е р а ф и м а И в а н о в н а. Одета в стоптанные сапоги, латаную фуфайку.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Таисья Степановна! Мне бы еще парочку мешочков! (Не ожидала встретить здесь так много людей и на миг застеснялась своей простой одежды.)

Из магазина возвращается Т а и с ь я С т е п а н о в н а с полной авоськой хозяйственного мыла.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (в растерянности). Вот скажите-ка мне вы, образованные, как быть? Хватит этого али еще раз обернуться?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А что такое?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Говорят, последний раз к нам хозяйственное мыло привезли! Больше завоза не будет!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Да ну? (Ринулась было бежать, да остановилась.)

К о в я з и н. И хочется тебе, мама, всякими слухами пользоваться.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Да ведь худо без запаса-то, Паша!

К о в я з и н. Унеси. И больше не смей ходить. Слышишь — не смей!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Ну, гляди, сынок. Гляди… Может, жена тебе будет без мыла стирать, а я так не приучена. Не приучена. (Уходит в дом, покачивая головой.)

А л л а. Павел Гаврилович…

К о в я з и н (резко). Да!

А л л а (тоже повышая голос). Серафима Ивановна здесь, и сейчас удобно выяснить, кто виноват в плохих оценках.

К о в я з и н. Вы, однако, упрямы.

А л л а. Я не упряма, я настойчива. Упрямство исключает ум.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А что случилось? Разве меня что касается?

А л л а. Разве вас… Не надо было браться за предмет, не зная его.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А если некому было? Некому. Не сокращать же программу! И кто бы нам такое позволил?

А л л а. Уж лучше сократить, чем создавать видимость, что ученики получают необходимые знания.

К о в я з и н. Алла Викторовна, я не виню вас ни в чем. Но не виню и Серафиму Ивановну. Она выручила школу, когда мы оказались без педагога. Спасибо ей за это. Я согласен, что преподавание велось не на должном уровне, и теперь вам, специалисту, надо повышать этот уровень. Но постепенно. Подбадривая учеников.

А л л а. Четверками и пятерками?.. Они и возомнят, что их учили как надо. Нет! Я им сразу дала почувствовать, что они ничего не знают. Мало, во всяком случае. Ваши отличники и те, вызубрив назубок правила спряжения, склонения, фразу не могут составить, ответить на элементарный вопрос. Так к чему их знания?

К о в я з и н. Хорошо… Раз вы сторонница категорических мер, во всем, полагаю, не только в преподавании, то я с подобною же категоричностью потребую от вас, чтобы вы перестали появляться в школе, да и на селе, в столь вычурных нарядах!

П о л и н а. Павел! Алла. А почему, собственно?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Вы — учительница! Учительница!

А л л а. И это значит, что я должна подделываться под местные вкусы?

К о в я з и н. Можно соблюсти чувство меры!

А л л а. Ага, чувство меры! Превосходно — чувство меры! Я еще не придумала, в чем мне явиться завтра на уроки, но на улице я постараюсь ни в чем не отличаться от нашего завуча.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Ох и чистоплюйка! Ох и чистоплюйка! Пожила бы так…

А л л а. Не «ты», а «вы».

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Пожили бы вы здесь с мое! Много ли вас, таких-то, задержалось тут?.. От хорошей жизни я в этом? Спросите-ка их! Если не заведешь дом, огород, корову, если всеми корнями не зацепишься, так и поминай как звали! Да! Приходится и картошку копать, и навоз возить!.. Ваша предшественница с наманикюренными пальчиками — фырк, фырк! — и улетела! И Серафиме Ивановне пришлось за немецкий браться! Посмотрим, надолго ли хватит вашего рвения!

П о л и н а. Товарищи, не надо так. Не надо! Мы испортим отношения, а нам здесь долго жить, долго вместе работать.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А что же она?..

Ю л ь к а. Серафима Ивановна!

П о л и н а. Впереди осень, зима, целый учебный год, а все наши распри невольно отражаются на школе, на всей жизни села.

Ю л ь к а. Недружно живем! Ох, как недружно!

П о л и н а. Я не вижу ничего плохого в том, что кому-то из нас приходится заниматься черной работой, и Алла Викторовна, конечно, тоже так думает. Меня не раздражает, если кто-то из нас одет не так, как другие. Несколько ярко, пусть даже вычурно. Кто придумал, что серость и незаметность — норма для учителей?.. Есть нечто более важное, что надо уметь сохранить под любой одеждой!