К у з ь м а. Зачем они вам?

А л л а. Что?

К у з ь м а. Вы же их не наденете.

А л л а. А может, и надену.

К у з ь м а. Вы?

А л л а. А что в том особенного? Что?.. Моды меняются с головокружительной быстротой, и нельзя ничего предугадать! Вошли же древнеримские сандалии в наш быт? Вошли! А что такое мини-юбка, как не туника? И вполне может случиться, что лапти скоро будут носить и в Москве и в Париже.

К у з ь м а. В Париже?

А л л а. Да. Разумеется, их модернизируют. Они будут уже не из лыка, а из пластика, вполне современных материалов.

К у з ь м а. Лапти — в Париже! О-ха-ха-ха!..

Смеются и Груня с Таисьей Степановной.

Выпьем за лапти!

Ю л ь к а. Кузьма Ильич, вам больше нельзя!

К у з ь м а. За лапти можно! По второй! Грунечка!

Г р у н я. Ась?

К у з ь м а. Когда соберешься в столицу-матушку, так ни туфли, ни сапоги не надевай! Только лапти! Будешь там наиглавнейшей модницей!

И снова хохот.

А л л а (несколько шокирована). Мне, очевидно, не надо было начинать об этом разговор.

П о л и н а. Ничего, ничего.

А л л а. Ведь вам моя мысль не показалась столь уж абсурдной?

П о л и н а. Совсем нет.

А л л а. Вот видите!

К у з ь м а (подпевает пластинке). «Страстью и негою сердце трепещет!..»

В а л е н т и н. Стоп, стоп! У тебя же голос!

К у з ь м а. Ну и что?

В а л е н т и н. Пой. Ах, инструмента нет!.. Давай вместе.

К у з ь м а. Чего?

В а л е н т и н. «Страстью и негою!..» Начали!

Кузьма поет.

Выше.

К у з ь м а. «…пламя желанья!..» Выше не могу.

В а л е н т и н. Сможешь, сможешь! Я тебя до верхнего «до» доведу!

К у з ь м а. А зачем оно мне?

В а л е н т и н. Это же редкость! Редкость! Только Карузо да Собинов им владели!.. Снова!

К у з ь м а. Першит чего-то…

В а л е н т и н. Еще раз! Еще!..

Кузьма пустил петуха и замолк.

Ура! Верхнее «до» обеспечено!.. Снова! Закрепим!

Кузьма молчит.

Г р у н я (вмешивается). Чего — снова? Не видишь разве — человек голос сорвал?

Ю л ь к а. Глотните воды, Кузьма Ильич.

В а л е н т и н (умоляюще). Еще разок! Ну, попробуй!..

Входит К о в я з и н.

К о в я з и н (заметно волнуясь). С приездом, Полина Александровна.

П о л и н а. Здравствуйте, Павел Гаврилович.

Обмениваются рукопожатием.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Ты где же так долго, Паша?

К о в я з и н. Директор совхоза задержал. Уж очень просит, чтобы школа помогла на уборке. Погода-то! Август, зерновые налились, а еще и сено не все скошено. Придется помочь. Вот такие-то, Полина Александровна, у нас дела тут… (Снял плащ, оглядывает присутствующих.) Кузьма, ты что, летом ангиной заболел?

К у з ь м а (указывает на Валентина). Во-о…

Г р у н я. Довел. Шлепнуть вот по затылку косматого! Айда, Кузя, домой.

Ю л ь к а. Сидите.

Г р у н я. Да нет уж, пора. Корова не доена. Спасибочко за угощение, Полина Александровна, за покупки. Молоко и яйца буду по-прежнему вам носить. Цена старая. (Алле.) И вам могу, если потребуется. Уж извините, коли вышло что не так.

П о л и н а. Заходите еще.

К у з ь м а (сипит). Ужо, Валька!.. Я тебе припомню это верхнее «до». Самым нижним заверещишь!

Уходят.

В а л е н т и н. Вот. Опять я виноват. В районе с меня требуют: открывай таланты, развивай таланты, шлифуй таланты! А тут… Пойду в клуб. Танцы устроить, что ли. (Кивает Юльке: «Пойдем».)

К о в я з и н. Драка у твоего клуба. Только стекла дрожат.

В а л е н т и н. Ну? (Убегает.)

Ю л ь к а. А вы… прошли мимо?

К о в я з и н. Как можно? Как можно?.. Я же понимал, что мне это грозит опалой и отлучением от этих прекрасных… не в меру строгих глаз.

Ю л ь к а. Я с вами серьезно, а вы…

К о в я з и н. Алла Викторовна, сейчас к вам придет Елисей Карпович. Это наш завхоз. Скажите ему, что вам нужно в комнату. Шкаф, тумбочки, стулья — все есть. Требуйте. Сегодня же привезут.

А л л а. Спасибо, Павел Гаврилович. (Выходит.)

К о в я з и н. Странная особа.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Да уж диковинка!

Ю л ь к а. А мне нравится.

К о в я з и н (коротко глянул на Полину). Впрочем, не будем торопиться с выводами. Не будем.

Ю л ь к а. Ой, я про Анниного ребенка совсем забыла! (Побежала к выходу и вернулась.) Поля, иди-ка сюда…

П о л и н а. Что за таинственность?

Ю л ь к а. Полюшка… я ухожу.

П о л и н а. Слышала.

Ю л ь к а (со значением). Ухожу… Остаешься одна. Вот. Помнишь наш разговор?.. Если только согласишься, то я… я…

П о л и н а (с улыбкой). То что?

Ю л ь к а. Буду кричать! Буду драться!

П о л и н а. Тсс…

Ю л ь к а. И знаю, Поля, тебе будет плохо… Слышишь? Очень плохо! (Выразительно поглядела в глаза. Убежала.)

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (разговаривавшая в это время с сыном). Тоже пойду, пожалуй… Спасибо вам, Полина Александровна, за все. Ведь вы для меня (неожиданно прослезилась)… будто дочь родная.

П о л и н а. Таисья Степановна!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Уж так вас люблю, так… И жить бы нам всем вместе.

К о в я з и н. Мама!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Пошла, Паша, пошла. Ты ворота-то на засов задвинул?

К о в я з и н. Задвинул.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Как бы не влез кто. Народ-то шибко балованный стал. Да… Я пошла. А уж вы поговорите. Ваше дело молодое. Ну, бог с вами. (Вышла.)

Неловкое молчание. Ковязин нервно постукивает по столу. Полина стоит возле окна.

К о в я з и н. Вас не продует?

П о л и н а. Нет.

Пауза.

К о в я з и н. Далеко ездили, Полина Александровна?

П о л и н а. Была на юге. Была в Москве.

К о в я з и н. Далековато. Особенно если учесть нашу глухомань. Наверно, ни разу про нас и не вспомнили?

П о л и н а. Вспоминала. И очень часто. А как увидела с самолета наши леса, увалы, так чем-то родным-родным потянуло.

К о в я з и н. По нашим елкам, выходит, больше всего соскучились?

П о л и н а. Не придирайтесь к словам, Павел Гаврилович. Всех вспоминала. В том числе и вас.

К о в я з и н. Полина Александровна…

П о л и н а. А вы… все здесь? Никуда не ездили?

К о в я з и н. Когда?.. То ремонт, то заготовка дров. Школу почти заново перестроил. Полы, крышу пришлось сменить. Вы свой класс и не узнаете. Отштукатурен, парты новые. Из подоконника — помните, жаловались? — дуло. Теперь не будет.

П о л и н а. Спасибо.

К о в я з и н. Инспектор из области приезжал — школу хвалил.

П о л и н а. Вы же превосходный хозяйственник!

К о в я з и н. Полина Александровна…

Полина наугад нажимает на шкалу радиоприемника. В комнату врывается то чужая речь, то треск, то широкая симфоническая музыка.

Вот и опять у нас с вами все по-старому, как месяц назад. Так же стоит чемодан. Вы — у окна. Я сижу. И кажется… на том же стуле. Только вы тогда собирались уезжать, а сейчас вернулись.

Полина молчит.

Хотя вы ничего определенного тогда и не ответили, но я вас ждал. Ждал. И вот… пришел продолжить неоконченный разговор. Я не мог не прийти.

Полина стоит, не меняя позы.

Я не знаю, не знаю, что вам мешает согласиться! У нас с вами так много общего. И в жизни, и на работе. Я серьезный человек. Для меня жениться — это уж раз и навсегда. Надо как-то устраивать свою жизнь. Мне за тридцать, да и вам… извините, и вы уже не девочка, Юльке в подружки не годитесь. Или вы… кого-то ждете?

П о л и н а. Нет.

К о в я з и н. Так в чем же дело?.. Неужели вам не хочется иметь семью, детей?.. Соглашайтесь.

П о л и н а. И если я скажу — да?

К о в я з и н. Полина Александровна! (Хочет ее обнять и не может: во взгляде Полины нет протеста, но нет и взаимного порыва.) Вы… вы не любите меня! (Отошел. Заговорил с обидой.) Ну чего, чего вам во мне недостает? Противен, гадок, безобразен или еще что?!.. Чего вы от меня хотите?

Ковязин сейчас поистине несчастен, и Полина с состраданием смотрит на него. Подошла к нему.

П о л и н а. Ничего. Вы даже лучше, чем я думала.

К о в я з и н. Вы еще узнаете меня и… полюбите! Да, да! (Берет ее за руки.) Разве б я не нашел себе жену? Но… нет! Пять лет лишь о вас думаю, пять лет лишь одну вас вижу! Полина Александровна!

П о л и н а. Я не вправе.

К о в я з и н. Почему?

П о л и н а. Павел Гаврилович, я понимаю, насколько серьезен этот шаг и для вас и для меня, поэтому я буду откровенна.