Майора арестовали на основании слухов, распространявшихся по округе и касавшихся постыдных занятий, в которых он признавался, похоже, без малейшего раскаяния. Отвратительные распутства, в которых этот злодей и лицемер признался, были таковы, что хотелось верить, будто большинство из них произведено на свет испорченным воображением. Когда он закончил свои признания, то заявил, что не поведал и о сотой части совершенных им преступлений. С того мгновения он не отвечал на вопросы и не думал молиться, утверждая, что не надеется когда-либо спастись от Сатаны, а потому не видит необходимости сердить последнего напрасными отречениями.
Колдовство майора, похоже, доказывалось только его признанием, так как обвинительный акт был основан главным образом на том же самом документе, в котором майор утверждал, что никогда не видел дьявола, так как все встречи происходили в темноте. Ему вынесли смертный приговор, который был приведен в исполнение 12 апреля 1670 года у Галлоу-хилл, между Лейтом и Эдинбургом. Он умер, не раскаявшись, словно хотел подтвердить мнение, что изнемог от своего рода меланхолического бешенства, последствия, может быть, угрызений совести, которые, впрочем, вынудили его не раскаяться, а отчаяться. Видимо, его сожгли заживо.
Его сестра, с которой майор, как предполагалось, имел кровосмесительную связь, также была приговорена к смерти; она рассказала намного больше, нежели удалось узнать от майора.
Прежде всего она поведала о своей связи с королевой фей и призналась, что та ей помогла спрясть огромное количество пряжи. По поводу своего брата показала, что однажды в полдень какой-то человек явился к ним на огненной колеснице и пригласил в гости к другу в Далкейт, где ее брат получил известия о битве в Ворчестере[240]. Никто, кроме них самих, не видел, какой у них был экипаж. На эшафоте эта женщина, собираясь, как она заявила, «умереть позорнее некуда», едва не обнажилась перед народом и без видимого страха поднялась по естнице к палачу. Ее последние слова были вполне в духе той секты, к которой так долго принадлежал ее брат. «Многие, — сказала она, — плачут и скорбят о бедных, старых и убогих, но увы, немногие оплакивают нарушенный Ковенант».
Шотландское прелатство, которое ковенантеры забрасывали обвинениями в связях с дьяволом, обрадовалось возможности ответить на обвинения в этой порочной связи.
Доктор Хайкс, автор «Thesaurus Septentrionalis» ( «Трактата о севере»), опубликовал книгу, рассказывающую о майоре Вейре и деле Митчелла, который стрелял в архиепископа Сент-Эндрюса. Эта книга под названием «Новый Равальяк»[241] была написана с недостойной целью выдвинуть против секты, к которой принадлежал колдун и убийца, обвинение в якобы совершенных ими преступлениях.
Конечно, ни одна из историй о колдовстве и черной магии, столь распространенных в Эдинбурге и окрестностях, не произвела такого сильного впечатления на умы, как история майора Вейра. Дом, в котором проживали он и его сестра, все еще показывают при въезде в Вестбоу; этот дом, как могут убедиться наши читатели, взглянув на фасад, имеет мрачный вид, очень подходящий для жилища некроманта. В разные времена он служил лавкой медника, складом корпии (и в моей юности использовался как раз для этого), ни одно семейство не занимало этот притон греха под жилье; разве что дерзкий мальчишка из Высшей школы, решился бы подойти к мрачным развалинам, рискуя увидеть былых сообщников майора, шествующих по апартаментам, или услышать шум колеса некромантов, которое обеспечивало его сестру пряжей. В то время, как я пишу эти строки, сей последний оплот суеверий готовится к слому — проводимая в квартале реконструкция придаст предместью безупречный вид и ликвидирует этот источник беспокойства местных жителей.
По мере того как общество становилось образованнее, дворянство и духовенство Шотландии начали стыдиться легковерия своих предков, и преследования колдунов хотя и не прекратились полностью, но стали редки. Сэр Джон Клерк, ученый и собиратель древностей, дед известного позднее Джона Клерка из Элдина, имел честь быть среди первых, кто уклонился от работы в комиссии по делам о колдовстве, куда его назначили в 1678 году; он сухо сослался на то, что не чувствует себя в достаточной степени колдуном, чтобы судить других. Аллан Рамсей[242], его друг, выразил мнение сэра Джона и многих других уважаемых особ в «Нежном пастушке» — стихотворении, основу которого составляет воображаемое колдовство Мауса.
Тем не менее проблески здравого смысла в одном более чем удивительном случае были затуманены древним суеверием.
В 1676 году сэр Джордж Максвелл из Поллока, видимо человек меланхолический и мнительный, уверил себя, что он околдован и приговорен к смерти шестью колдунами — одним мужчиной и пятью женщинами, которые сговорились истязать глиняную фигурку, похожую на него. Главным свидетелем по данному делу была девушка-бродяжка, притворявшаяся глухонемой. Но так как ее притворство позднее было раскрыто, а сама она наказана, логично сделать вывод, что она сама изготовила изображение сэра Джорджа, и так оно и оказалось — потом фигурку нашли по полученным от девушки признаниям. Тем временем пятеро обвиняемых были казнены, а шестая избежала наказания только из-за слишком юного возраста. Еще более замечательный случай произошел в Пейсли в 1697 году, когда главным свидетелем оказалась девочка лет одиннадцати от роду, дочь Джона Шоу из Баргаррана. Эта несчастная девчушка, поссорившись со служанкой, имитировала состояние одержимости — столь успешно, что по ее обвинениям были осуждены не менее двадцати человек. Из этих бедняг пятеро были казнены, не считая Джона Рида, который повесился в тюрьме или, как милосердно замечено в отчете, был задушен вселившимся в него дьяволом, дабы он не разоблачил дьявольских козней. Но даже те, кто верил в колдовство, начинали сомневаться в действенности преследований. «Я признаю, — говорит преподобный мистер Белл в своем “Трактате о колдовстве”, — что при охоте на ведьм и при поисках доказательств против этих несчастных и доведении дел до суда было нанесено много ущерба достойным и невиновным людям; часто преклонный возраст, бедность, особые черты характера, дурная слава и тому подобные основания, не заслуживающие упоминания в суде, тем не менее толкали многих на подозрительность по отношению к соседям, несмотря на общеизвестное христианское милосердие. Последний случай, о котором нам известно, произошел на западе и связан с процессом о колдунах, имевших дело с дочерью помещика Баргаррана в 1697 году, то есть тогда, когда люди более достойные и зажиточные, чем большинство их клеветников, объявлялись колдунами и обвинялись в нечестии в основном благодаря абсурдной доверчивости тех, кто в иных отношениях был достойным проповедником Евангелия, а также некоторых особо приверженных вере людей в городе Глазго и его окрестностях».
Те, кто сомневался в необходимости закона о преследованиях колдунов или разумности его применения, начали протестовать. В 1704 году в Питтенвиме произошел ужасный случай проявления народного фанатизма. Бродячий бездельник, подверженный припадкам, обвинил в колдовстве двух женщин, которых вследствие этого схватили и поместили под стражу с обычными строгостями. Одна из арестованных, по имени Джанет Корнфут, сбежала из тюрьмы, но, к несчастью, была схвачена и приведена обратно в Питтенвим, где попала в руки разъяренной толпы, состоявшей из рыбаков. Судьи не предприняли никаких попыток ее спасти, и толпа потешила душу, забросав несчастную камнями и протащив на веревке между кораблем и берегом. Когда же обессиленная Джанет очутилась на суше, ее накрыли досками и навалили сверху камни, так что она задохнулась. Поскольку расправа над Джанет Корнфут своей жестокостью превзошла даже бытовавшие в ту пору законы против колдовства, городские судьи и священники подверглись общественной обструкции. В ответ они ревностно защищались в печати. Власти выжидали, рассчитывая прикрыть дело, но случилось так, что во время мятежа, вызванного недовольством по поводу союза с Англией, убийцы избежали наказания, которого требовало это ужасное преступление. Все-таки было кое-что положительное в том, что этот жуткий случай стал известен повсеместно. Общественное мнение взывало к ценностям, о которых любят порассуждать адвокаты, — к здравому смыслу и человеколюбию. Высшие судейские чиновники воспользовались обстановкой, чтобы утвердить свою власть на местах и обеспечить себе право принимать решения по поводу преследований колдунов (ранее из опасения перед народным неодобрением это право передали низшим судебным инстанциям).