Проницательный читатель легко догадается, что этот сдвиг в пользу тех, кто не одобрял преследования ведьм, должен был получить поддержку могущественных лиц; тем не менее может показаться достаточно странным, что дух терпимости возник в результате церковных разногласий, когда те религиозные течения, которые первоначально заигрывали с пресвитерианцами, как с более многочисленной и влиятельной партией, но потом освободились, стали, начали бороться и победили. Независимые[223] выделялись свободой религиозных догматов, смешанной с элементами мистики. Они отменили даже термин «черное духовенство» и позволили проповедовать любому, кто мог собрать прихожан, которые поддержали бы оратора, и кто безвозмездно удовлетворял духовные потребности своих слушателей. Хотя эта слабость дисциплины вызвала широкое проявление самого бурного энтузиазма и способствовала возникновению всевозможных новых доктрин, она имела, с другой стороны, неоценимое значение, ибо подарила обществу терпимость, неизвестную в то время ни одной другой христианской церкви. Самый дух религии, которая допускала разделение на секты до бесконечности, исключал официальное преследование какой-либо из них за ересь или вероотступничество. Если существовала даже секта манихеев, восхвалявшая мировое зло, то иные сектанты точно не были для господствующей церкви париями; к счастью, то же чувство заставляло сектантов с ужасом относиться к преследованию ведовства.

Таким образом, когда при Кромвеле независимые победили пресвитерианцев, до какого-то момента бывших их союзниками, они намеревались противостоять насилию под предлогом борьбы с ведовством, вроде того, что устроил гнусный Хопкинс в Эссексе, Норфолке и Саффолке за три или четыре года до 1647 г. Возвращение Карлу II короны и королевства послужило в некоторой мере ограничением широко распространенному обычаю, когда законы против ведовства соблюдались при общем смягчении нравов во время гражданской войны.

Первый закон короля Иакова все-таки действовал, но не очень похоже, учитывая характер принца, что он, чтобы спасти жизнь нескольких стариков и старух, рискнул бы навлечь на себя ненависть тех, кто одобрял преступления, все еще державшее в ужасе большую часть его подданных. Указ, однако, в целом исполнялся мудрыми и знающими судьями, и обвиняемые имели шанс спастись, шанс, который им давала суровость абсурдного закона.

Абсурд же, это очевидно, в некоторых случаях преобладал.

В 1663 году пожилая дама по имени Джулиана Кокс была осуждена главным образом на основании свидетельства охотника, который заявил под присягой, что он натравил своих гончих на зайца и, подойдя к тому месту, где, как он видел, собаки поймали зверя, нашел с другой стороны куста Джулиану Кокс, бьющуюся в конвульсиях; вид женщины убедил охотника, что перед ним ведьма, перекинувшаяся зайцем. Несчастную приговорили к смерти и казнили.

Мы должны с сожалением процитировать сэра Мэттью Хелса, председательствовавшего два года спустя на суде, по результатам которого Эми Данни и Роз Каллендер были повешены в Сент-Эдмундсбери. Нет человека, который при особых обстоятельствах не мог бы отмежеваться от предрассудков своего народа и своего времени. Доказательства против обвиняемых были представлены, во-первых, в виде заклинаний, применявшихся невежественными людьми против предполагаемого колдовства; их использование — согласно указу Иакова I — было таким же преступлением, как и самый акт колдовства, который они должны были нейтрализовать. Во-вторых, две старые женщины отказались даже от возможности купить селедки, отказались сердито и нетерпеливо, а сын торговца селедкой потом заболел. В-третьих, мимо домика несчастной Эми Данни ехала повозка. Старуха выбранила возницу, и вскоре после этого повозка (что хороший кучер вряд ли поймет) сильно ударилась о ворота, притом ни одно колесо не коснулось столбов, а затем ударилась о столб и потеряла колесо. В-четвертых, одна из околдованных, будучи тщательно связанной, внезапно почувствовала нечто, когда ее коснулась одна из предполагаемых ведьм. Правда, в другом судебном разбирательстве было установлено, что у некоего человека с завязанными глазами случился приступ ярости, когда до него дотронулся совершенно посторонний, никак не связанный с обвинением. Но сильнее всего, может быть, повлияло на судьбу подозреваемых свидетельство прославленного сэра Томаса Брауна[224]: «Приступы естественные, но усиленные могуществом дьявола, сотрудничающего со злонамеренными ведьмами».

Странное мнение для автора трактата о распространенных ошибках!

Впрочем, факел науки уже загорелся ярко и светил не в одном только королевстве, посылая лучи во все стороны и щедро рассыпая свой свет. Королевское общество, которое начало работать в Оксфорде, возникло из частной компании, собиравшейся у доктора Уилкинза[225], где-то в 1652 году; через год после реставрации монархии общество приобрело статус Королевского, начало публиковать свои труды и создало новые и более рациональные направления развития науки. Во Франции, где только воля правительства могла произвести большие изменения, следствием возросшей страсти к научным открытиям явилось то, что был положен решительный конец охоте на ведьм, которая раньше в этом королевстве, так же как и в Англии, была обычным делом. Около 1672 года в Нормандии арестовали очень многих пастухов и других лиц, и руанский парламент приготовился приступить к расследованию с обычной строгостью. Но король Людовик XIV воспретил дознание и посоветовал отпустить всех этих бедолаг и впредь защищать их от преследований. Была основана также французская академия наук и, в подражание, общество образованных германцев организовало подобный орган в Лейпциге.

Предрассудки, какими бы старыми они ни были, держали в благоговейном страхе и управляли людьми; многое из того, что раньше относилось к миру духов, теперь состояло в ведении закона. Все это, казалось, обещало, что дальнейший доступ к тайнам природы может быть обеспечен теми, кто ставит опыты и подходит к их результатам аналитически. Масса древних воззрений, в избытке встречавшихся в том темном вопросе, который мы рассматриваем, уже высмеивалась и отвергалась людьми образованными. Во многих случаях добычу теперь отбирали у охотника. Чрезмерно самоуверенный мировой судья в Сомерсете начал расследование по делу преступивших указ Иакова I, и ему было разрешено довести его до конца; так что мистер Хант мог бы заработать имя, прославившись, как охотник за ведьмами мистер Хопкинс, но его расследования были прекращены высокими властями, а жизни бедных арестованных (числом двенадцать) были спасены и в стране сохранен покой, несмотря на то что предполагаемые ведьмы остались в живых. Проверки выявили несколько любопытных деталей, которые можно найти в «Sadducismus Triumphatus». Так, у группы капризных, склонных к фантазиям, или, как их называли, одержимых, детей, когда их начали бить дубинкой за судороги, пристальные взгляды и вопли, появились совершенно замечательные признания, из которых мы узнали, что сомерсетский сатана записывал своих ведьм, как лукавый сержант рекрутов, держа шиллинг в руке и обещая еще двенадцать; что, когда компания предсказательниц судьбы собиралась на встречу, они произносили магические слова: «Thout, tout, throughout and about» ( «Хвалим, хвалим, вокруг и около») и что, когда расходились, они кричали; «Rentum, Tormentum ( воздаяние, страдание)!» Далее выяснилось, что его инфернальное высочество после своего ухода оставляет за собой запах (по выражению няни — нехороший). Относительно этого факта мы имеем любопытное толкование мистера Гленвиля: «Это, согласно столь уважаемому авторитету, похоже, придает реальность делу, те adscititious ( дополнительные (лат.)) частицы, которые он собирает вместе, когда принимает видимый облик, и которые высвобождает при своем исчезновении, так плохо действуют на обоняние при испарении или распылении в открытом воздухе». Право, жаль, что открытие судьей Хантом «этого дьявольского сорта ведьм», само по себе столь ясное и простое и содержащее столь ценные сведения, было замято оппозицией и неприятием человека, бывшего тогда в таком почете.