– Иду, – ответил Гарри ровным тоном. Он все еще сканировал Гермиону взглядом, словно пытался прочесть ее мысли. – А ты?

– Не думаю, что меня кто-то спрашивал. Хотя, как по мне, это не кружок, а какая-то глупость.

Нет, серьезно. Профессор Слизнорт был прекрасным, умным, добрым учителем, но его зацикленность на этом странном кружке, людей в который он набирал по какой-то своей системе, немного пугала. В нем были Гарри и Гермиона, не было Рона, но была Джинни. А еще Маклагген, Забини и эти близняшки из Слизерина, которые, кажется, вообще не умели говорить. Если Слизнорт коллекционировал самых ярких и чем-то отличившихся студентов, то Рон совершенно точно должен был быть там (чего стоит только то, как легко он попал в команду по квиддичу в этом году!). И Гермиона знала еще нескольких блестящих учеников, которые явно были достойны внимания профессора Зельеварения.

– Дамблдору важно, чтобы я сблизился со Слизнортом. От этого многое зависит. Так что хорошо, что ты будешь там, – мне понадобится твоя поддержка.

Гермиона была рада, что ей удалось отвлечь друга от деликатной темы о том, кто кому нравится. Она и себе-то не позволяла опуститься до подобных размышлений, а уж рассказывать кому-то об этом явно не собиралась. Она старалась думать о том, что Рон наконец не с Браун, что он был милым с ней всю неделю, и, возможно, это шаг к отношениям, которые ей сейчас просто необходимы, чтобы прекратить думать обо всякой ерунде типа губ со вкусом дыма и крови или снежно-белых вол…ос.

Когда Малфой вошел в библиотеку, Гарри напрягся. Гермиона похвалила себя за то, что ей удалось не поднять головы, когда он проходил мимо, источая презрение, ненависть ко всему миру и запах своего одеколона.

– Видишь? – прошептал Гарри, наклоняясь к ней. Девушка прикусила язык, чтобы не напомнить другу в грубой форме, что они пришли сюда заниматься, а не обсуждать отдельно взятых слизеринцев. – Он снова злой, как сатана.

– А ты помнишь его добрым?

Она обмакнула перо в чернила и вывела нужную руну на кусочке пергамента, предназначенном для черновика.

– Он был поспокойнее раньше.

– Гарри, я думаю, что тебе нужно сосредоточиться на уроках. В любом случае, даже если…,– она понизила голос и бросила осторожный взгляд в сторону Малфоя. Тот стоял у стеллажа и смотрел на корешки книг таким взглядом, словно и их он тоже ненавидел, – … если Малфой – Пожиратель смерти, мы не можем это доказать, и любые попытки обвинить его в этом выльются в проблемы. А я не хочу проблем. Я хочу спокойно проучиться здесь хотя бы один год. Безо всякого безумия.

Она вернулась к своей работе, искренне надеясь, что тяжелый вздох Гарри означает смирение.

Малфой устроился за столом у окна. Гермиону раздражало то, что она могла видеть его боковым зрением, но деваться было некуда – уйди она сейчас, это выглядело бы жалко. К тому же, она не смогла бы объяснить Гарри такой порыв, да и работу по Древним рунам нужно было закончить.

– У меня сейчас рука отвалится, – проворчал Поттер, снял очки и упал лицом в свой конспект. – Снейп издевается.

– С программой профессора Снейпа все в порядке, просто кто-то всегда оставляет все самое сложное на последний день, – она потрепала друга по волосам и собралась перелистнуть страницу учебника, когда теплые большие ладони легли сзади на ее плечи, обнимая.

ЧТО?

– Нет, я обнимаю тебя не для того, чтобы ты дала мне списать, – улыбнулся Рон ей куда-то в шею.

Гермиона открыла рот и уставилась в шокированное лицо Гарри перед собой.

Со стороны Малфоя что-то упало, а потом послышалось красноречивое: «Блять».

Оказывается, неспособность починить исчезательный шкаф в Выручай-комнате была не самой большой проблемой Драко. Самой большой была навязчивая мысль расчленить грязнокровку и скормить ее конечности единорогам, надеясь, что они станут менее единорожистыми и, блять, очаровательными после этого.

У него нёбо чесалось, когда он видел эти пятна смущения на ее лице – надо же, тухлый Уизел обратил внимание на еще более тухлую Грейнджер и облапал ее на глазах у всей школы. Странно, что трусы с нее не стянул.

Драко попытался что-то написать, но вспомнил, что его учебник свалился под стол.

Пришлось материться и лезть за ним, поскольку, используй он сейчас магию, чтобы поднять его, то он, скорее всего, случайно применил бы Непростительное, которое, не менее случайно, прилетело бы грязнокровке прямо в голову.

Вот же блядство.

Еще и Забини ебется где-то с одной из Гринграсс, вместо того, чтобы быть здесь и нести чушь ради его спокойствия.

Грейнджер как-то приторно хохотнула, и Малфой решил, что ему немедленно нужно выблевать ужин.

Наконец, учебник лежал на столе, и он пялился на его название, пытаясь вспомнить, почему он взял именно его.

Ах да. Подготовка к экзамену по Трансфигурации, до которого еще почти два месяца, но к которому все равно нужно готовиться, ведь он благополучно пропустил несколько тем, пока грязнокровка делала за него все домашние. Он чувствовал себя придурком.

Строчки расплывались перед глазами и никак не хотели влезать в голову. Драко уже пожалел о своем решении пойти позаниматься. Нужно было остаться в гостиной и пошугать первокурсников. Или выгнать всех из общей спальни, привести Пэнси и посадить на колени перед собой. Она всегда отсасывала, как первоклассная блядь.

Грейнджер снова рассмеялась. Драко постарался сохранить самообладание, но потом чуть не сломал перо пополам.

Не смотри на них.

О, да, хороший совет. Не стал бы, даже если бы мне заплатили.

Но ты смотришь.

Иди на хуй.

Грейнджер подвинулась, и теперь Уизли сидел рядом с ней на скамейке и улыбался, как будто ему привалило наследство, и ему больше не придется носить обноски своих братьев и жрать отходы дома на каникулах.

Поттер что-то рассказывал, Грейнджер хихикала, Малфой закипал.

Перед тем, как он убьет Дамблдора, он заставит этого старикана повыгонять к хуям всех гриффиндорцев из школы, потому что они – позор всего магического сообщества.

Эта мысль настолько воодушевила Драко, что он сам не заметил, как принялся за уроки.

Его отвлекло то, что кто-то опустил книгу прямо на рукопись, которая лежала перед ним, и из которой он выписывал в свой конспект необходимые тезисы.

Человек, сделавший это, вполне вероятно, имел бессмертие.

Он сжал зубы и спросил без вопросительной интонации.

– Ну, и что это.

И только потом поднял глаза.

Грейнджер стояла перед ним с сумкой, переброшенной через плечо, и с таким бесконечным пиздецом на голове, что захотелось стукнуть ее этой книгой в лоб.

– Это шутка такая? – спросил он и откинулся спиной назад, автоматически скрещивая руки.

Грязнокровка сдула прядь волос с лица и вскинула вверх подбородок.

– Просто хотела сказать, что ты потратил час своей жизни на ерунду – данные в этой рукописи неточные. Профессор Макгонагалл сказала.

– А мне ты это говоришь по доброте душевной?

Он улыбнулся и вдруг завис, глядя на то, как румянец расползается по ее щекам.

Он уже видел этот румянец – такой же злой и яркий, как и тот яростный блеск в глазах, когда она разревелась тогда, в лесу, собирая кровь с его лица руками. У него болезненно стоял, а еще колотило, как вымокшего под дождем щенка, но он готов был поклясться, что такого жгучего кайфа не испытывал ни разу в жизни. Ему как будто вкололи в вены что-то запрещенное, смесь магии и кислоты, размазали по нёбу, втёрли в язык и рассыпали стеклянной крошкой по горлу. Он уходил от нее, давясь всем этим и впитывая, не шел – буквально бежал, потому что с каждым новым шагом сердце стучало все сильнее и сильнее. А Тень хохотала, как ненормальная, и от ее хохота хотелось взлететь на высоту, которую даже птицы боятся покорить, а потом сигануть вниз со всей дури. И просто разбиться. Тогда не было бы щемящего чувства безысходности, от которого он никуда не может деться уже несколько месяцев. Не было бы сдавливающей виски ответственности, страха и чувств – гадких, липких, черных, как грязь или летучий порох. Чувств.

– Ты способен просто принять помощь, Малфой?

– От друзей – да. А ты кто такая?

Он покрутил перо в руке и огляделся по сторонам. В библиотеке уже почти не было людей, только парочка младшекурсников старательно выводили что-то в своих тетрадях, да миссис Пинс косилась на них из своего угла.