По правде сказать, Анжелика не почувствовала бы себя обязанной, даже если б кто-нибудь каждый день платил ей по саолу. Ее уверенность в том, что она заслуживает большего, становилась тем сильнее, чем большего она добивалась.
Оазис, на котором разместились заправка, мотель на пять номеров и магазин, выглядел непривычно, не так, как на Трассе. Здесь не пахло животными, не было стойл и поилок и не было баков с нефтепродуктами: бензином, керосином, дизельным топливом. Гард слышал, что в княжествах не ездят на машинах с двигателями внутреннего сгорания, теперь убедился, что так оно и есть. Интересно, а на верховых животных тут что, тоже не ездят?
Вдоль глухой стены магазинчика выстроились автоматы по продаже всякой мелочевки: шоколадок, кофе, сигарет, крови. Рядом тусовались трое вампиров, курили, выясняли, ждать ли кого-то прямо здесь или брать кровь и ехать, куда собирались. Увидев зарулившего на стоянку Карла, все трое дружно заржали.
И так же дружно заткнулись, когда вампир-псих — или все-таки вампир-спецагент? — вышел из машины.
Он сородичей, вроде, и не заметил. Направился прямиком к саолмату. Гард напрягся в ожидании конфликта — когда мертвяки обращают на кого-то внимание, добра не жди, и за «своего» вампира нужно будет вписаться. Если он сам не разберется, конечно. У них же у всех разные таланты, у мертвых. Так же, как у тех живых, кто родился в Немоте. Трое против одного может оказаться вовсе даже не перевесом.
Ничего, однако, не случилось. Незнакомые вампиры пялились на… незнакомого, но не постороннего, он их игнорировал, а больше ничего не происходило. Гард слегка выдохнул, бросил взгляд на индикатор заряда аккумуляторов, и выяснил, что показания не изменились с того момента, как «их» вампир сел за руль.
Это что еще за новости? Какие-то дайны, позволяющие заряжать аккумулятор напрямую из личного запаса саолов? Гард не слышал о таких. Но он о многом не слышал, хоть и знался с вампирами. Может, бывают технические дайны. В смысле, те, которые дают особые навыки в обращении с техникой. Умеют же вампиры пользоваться саолматами, а там тоже аккумуляторы стоят, почти такие же, как в автомобилях, кстати. Разница в наличии приемного устройства. В саолматах оно есть, а в автомобилях нет.
Работать с саолматами и банкоматами тоже приходилось, правда, только на подхвате — Гард иногда помогал приятелю, у которого был контракт с парой мелких банков Киусату и Эсимены, обслуживавших Ховрамтир. Приятель был спецом по железу, а помощь Гарда требовалась, когда в банкоматах сбоил софт, но он все равно успел разобраться в механике. В эсименский банк «Амваль» его даже позвали работать, только в Ховрамтире оно того не стоило, там Гард больше зарабатывал, мотаясь по разным клиентам. А вот в Сидене приглашение на работу могло пригодиться.
«Их» вампир пробыл у саолмата недолго, и все это время троица мертвяков не сводила с него глаз. Если б они хоть чем-то пахли, можно было попытаться понять, что им надо. Если б у них хотя бы сердца бились. Но с мертвыми никогда ничего не разберешь, пока до драки не дойдет. Ну, или пока они словами не скажут.
Саолмат, тем временем, вытолкнул из себя карту. Тут Гард и сообразил, что нужно было чужим упырям — они ожидали, пока будут обналичены саолы. Сейчас набросятся втроем, отнимут карту и свалят. Пароль потом подберут — у них полно умельцев. А мертвецкие карты ничем кроме паролей не защищены, у вампиров же нет настоящих документов, подтверждающих личность. У вампиров в княжествах вообще права на жизнь нет.
И снова — ничего. «Их» упырь вернулся к машине и снова сел за руль. Трое чужих продолжали смотреть, провожали взглядами, пока Карл не выехал из оазиса.
— Ты кто? — не выдержал Гард, уже не обращая внимания на то, как стремительно автомобиль набрал скорость.
— Думал назваться Отто Кестером[22], — ответил вампир, поразмыслив. — Но решил, что раз уж услышать могут только настоящее имя, любое из выдуманных одинаково безопасно. Останусь Вольфом. Привык уже. Ну, а ты? И она? — он мотнул головой в сторону Анжелики.
Специально ее доводил. Точно, специально. Дайны власти, любые — хоть убеждения, хоть принуждения, на перевертышей не действовали, но этот без всяких дайнов бесил. Уже не только потому, что вампир. Надо было додуматься Анжелику лягушонкой обозвать!
— Я Гард, — сказал Гард. — А это Анжелика.
У них еще и фамилии были. Когда из Немоты уехали, первым делом в Ховрамтире, в архе, оформили себе документы по всем правилам, и оказалось, что кроме имен, живым полагаются фамилии. Что-то вроде прозвищ, принятых в Немоте. У Гарда прозвища не было, в городе его все знали, как сына Лигдона, беглеца из княжеств в земли фейри. Ну, он Гардом Лигдоном и назвался. У Анжелики наоборот вышло. При рождении ее Лаулой назвали, певуньей, родители-музыканты другой судьбы ей и не видели, но после встречи с ангелом настоящее имя позабылось, ее все Анжеликой звать стали. Так она взяла родное имя вместо прозвища, а прозвище вместо имени, и стала Анжеликой Лаулой.
Вампирам никакие фамилии не полагались, они, как и обитатели Немоты, обходились прозвищами или вообще только именами. Этот назвался Вольфом, и хотя он явно выбирал из нескольких придуманных имен, даже и не скрывал этого, Гард все равно решил, что хвастать наличием у себя и Анжелики настоящих фамилий не стоит. Мало ли. К чему напоминать, что они полноправные подданные княжеств, а Вольф — нет?
Аккумулятор в терминале слегка «травил», самую малость, там и ата[23] в сутки не набиралось, но все же «травил». Терминал при этом чувствовал себя отлично, значит, дело было не в неисправности, а в технологическом изъяне.
Вместо того, чтобы с гордостью признать, что аккумуляторы его работы, те, что сейчас повсеместно использовались на Этеру и этерунской системе, сделаны лучше и надежнее, Зверю захотелось переделать здешние. Идея мало того, что дурацкая, так еще и опасная. Не из-за риска попасться, внешняя угроза — дело привычное, обыденное, ее и риском считать нельзя, а из-за того, что… да, блин, когда хочется что-то улучшить, это означает, что тебе не все равно, как оно работает. А в каком случае бывает не все равно? Только в том, который тебя напрямую касается.
Проблемы функционирования банковских терминалов Ифэренн не касались его никоим образом. Вообще ничего в Ифэренн его не касалось. Нужно было проскочить это адское место насквозь с максимально возможной скоростью и вернуться домой. Пока дом не пришел сюда.
Вот еще один тревожный сигнал: он беспокоился о сохранности загробного мира, где ничего не было настоящим, где вообще ничего не было, кроме демонических фантазий и материализовавшейся музыки. Что тут беречь?
Карла. Карл настоящий. И он не один. Но дело было даже не в живых машинах, в конце концов, они есть и на Земле, должны быть, просто не попадались никогда, а спасать Землю Зверь точно не собирался. Дело было…
Ему тут нравилось.
Не так, как в Сиенуре, невозможно даже сравнивать место, где нельзя летать, место, где нет Эльрика, с Сиенуром, безграничным и бесконечным по-настоящему, в реальных времени и пространстве, а не в бессмертии музыки и души. Здесь, вот прямо здесь, к тому же, и музыка-то не звучала. Тишина. Как дома.
Интересно, как оно в Немоте?
Вот в чем проблема — интересно ему! Придумал себе экстремальный отпуск, придурок долбанутый! Что за бред про «внешнюю угрозу»? Да за пять лет в Сиенуре начисто успел забыть, как прятаться от охотников, как жить там, где каждый может оказаться убийцей. Как самому быть убийцей не забыл, это в крови, это не вытравить, только запереть в самых глубинах памяти из уважения к Даргусу, из уважения к шефанго, из любви к Эльрику. Но скрываться, постоянно ждать нападения, и главное — принимать как должное отсутствие права на жизнь — он разучился. Последние пять лет стали первыми, которые он прожил на тех же основаниях, что и другие смертные. Это не было вопросом морали, что такое мораль Зверь так пока и не понял, это оставалось вопросом полезности, и польза от его существования за эти годы перевесила причиненный вред.
В Ифэренн о праве на жизнь, ставшем привычным, нужно было забыть. А забыть пока не получалось. Два часа как вывалился сюда, пора бы обрасти старой шкурой, но вот беда-то: шкура эта принадлежала ему-настоящему, тому себе, кого он называл Зверем, и он не менял имя — внутри себя, для себя не менял — с тех самых пор, как стал делить кров с Эльриком.