— Подглядывать нехорошо, — шепчет он на ухо, чувствуя, что имеет право злиться за вторжение в личную жизнь. Потому что и правда… личную.

— Спасибо, я знаю, — отвечает Ын Ха отрешённо и смотрит куда-то вниз, лишь бы не на него.

Чимин чувствует, как она дыру в его груди одним своим взглядом просверливает навылет и заставляет сердце пропускать удары, словно в заходившейся аритмии, которой у него отродясь не было. Чимину хочется встряхнуть её хорошенько, почувствовать, что настоящая, живая, а вовсе не плод охмелевшего сознания. Чимину хочется прижать к себе это хрупкое тело, внезапно ощутив, что без него не выживет и не проживёт. Внезапно всё так мешается в голове, что тошнить начинает от скорости смены мыслей.

— Мне было неприятно, — прокашливаясь, говорит он, беспрепятственно уходя на дно тяжёлым камнем.

— Мне тоже, Чимин, — соглашается с ним она, скользя взглядом по фигуре рядом, отчего Чимину бы провалиться под землю мало. — Мне тоже неприятно, — она не спеша снимает со своего безымянного пальца колечко и вкладывает в его ладонь. — Прости, я не хотела тебе мешать.

— Не надо, — шипит он почти озлобленно и борется с болезненным желанием схватить в охапку и не отпускать. Наверное, сегодня он выпил гораздо больше, чем стоило.

— Что «не надо»? — не понимает она.

— Не надо всего этого, — шепчет, всё же позволяя себе сорваться и схватить за плечи. Почувствовать дрожь, передавшуюся от тела к телу, такому родному, но слишком чужому. — Святая невинность, блять! — ругается он, повышая голос и пугая Ын Ха ещё больше. — А я рядом с тобой на контрасте — кусок дерьма, не больше.

— Чимин, можно мне уйти? — скулит она почти неслышно и пытается выкрутиться из его хватки.

— Ты уходишь, — он нервно смеётся, запрокидывая голову назад. — Ты снова уходишь. Всю жизнь будешь бегством спасаться? Это, наверное, проще, да? — не спрашивает, ядом обжигает, воздух из лёгких выбивает. — Уехала туда, где тебя никто не знает. Где никто не хочет свернуть тебе шею в переулке. Где никто — никто, чёрт возьми! — не подходит к тебе и не говорит, что ему так, блять, жаль, что даже торжествующую улыбку с лица стереть не смог, — в его голосе столько горечи, что Ын Ха у себя на языке её почти чувствует. — А ты думала о других людях? Хоть когда-нибудь? — отчаянно встряхивает её за плечи, всё ещё не отпуская. — А ты спрашивала Чонгука хотя бы раз за всё время, что происходило здесь?

— Ты сейчас обвиняешь меня в чём-то? — выдавливает она отрезвляющее, словно пощёчина. — Ты сейчас смеешь говорить мне, что я позорно сбежала? — она хмыкает, отцепляя его руки от себя. — Позор — это ты, Чимин. И ты прекрасно знаешь об этом. И мне неприятно знать, что ты не меняешься.

— Мразь, да? — усмехается он, вспоминая то, чего никогда не должно было случаться ни с ней, ни с ним.

— Если тебе приятнее думать так, то да, — слишком резко отвечает она, и у самой сердце сжимается внезапно.

Слова больно полосуют душу под неприятно холодящей внезапно рубашкой. Чимин отшатывается, словно действительно ранили. Он поджимает губы и мыслям испариться приказывает. И пустота теперь радует, когда Ын Ха разворачивается, чтобы уйти. И он видит, как загнанно бегает её взгляд по обшарпанным стенам и как её дыхание сбивается внезапно на невнятное сопение.

— Я не это хотел сказать, — шепотом. — Просто ты внезапно стала мне в сотню раз ближе той, что фальцетом выстанывала моё имя пять минут назад, — ухмыляется отчего-то грустно. — Я боюсь, потому что меня разрывает на мелкие кусочки при виде тебя. Я был неправ, Ын Ха.

— И я тоже была неправа, когда думала, что мы сможем просто жить дальше, словно ничего не было, — вздыхает шумно, кутаясь в тёплый кардиган. — Но ведь было, Чимин, было. Я не хочу снова больно.

— Я больше никогда… — он запинается, подходя к ней слишком близко. — Только позволь мне… — опускается на колени, перехватывая чужие руки, — знать, как у тебя дела. Позволь мне стать кем-то, кого не ненавидят.

— Чимин, — выдыхает она, чувствуя, что сдаётся. Потому что доверять людям очень хочется.

— Я сам себя ненавижу, — словно в бреду, шепчет он, сжимая её ладони в своих руках.

— Чимин…

— И ты меня ненавидишь, — не вопрос, а вполне себе утверждение. — Давай будем дружить против меня вместе, — на выдохе и уже тише: — Пожалуйста.

========== Откровения ==========

Комментарий к Откровения

Песня к главе: Jimin - Promise

Спасибо Вам.

— Чимин, — начинает Ын Ха, поднимая взгляд в потолок, чтобы предательские слёзы не катились вниз по щекам, делая слабой. — Ты, правда, думаешь, что нас ещё можно спасти?

Чимин не знает.

— Пожалуйста, — прижимается к её груди он, не чувствуя, как её ведёт из стороны в сторону и как сердце замирает в отвращении.

Чимин понимает. Он бы себя, такого, никогда бы не простил. Но что-то внутри скребётся и просит, чтобы его поняли, чтобы не ненавидели и не осуждали. Он всю свою чёртову жизнь с этим чувством, уже почти сросся с ним, сроднился. Ему хочется тепла, а от Ын Ха оно невероятное исходит, он не может к нему не жаться, его не желать, к нему не стремиться. У него сердце в тахикардии заходится в ожидании её ответа. Дышать будто трудно становится, стены будто давят на него и почти сдавливают.

— Ты же ничерта не знаешь, чтобы просить меня об этом. Я едва ли твоё присутствие переносить могу, — она морщится, стараясь оттолкнуть его от себя, но он крепче жмётся к ней, комкая в ладонях одежду, хватается за последний шанс. — Чимин… — просит она, но он не хочет её слышать, сильнее обнимая за талию. — Чимин! — уже громче. — Не надо, пожалуйста, — отчаянно бьёт его по плечам, словно выдыхаясь. — Не заставляй меня.

И у Чимина внутри всё колет и болит. И у него грудную клетку сдавливает от горечи, которая уже почти осязаемая, которая уже на кончике языка осела.

— Я знаю, как тебе больно, — начинает он, утыкаясь лицом ей чуть выше живота и чувствуя, как она дрожит. — Нам ничего не стоит сломаться, но мы должны научиться отпускать, чтобы стать сильнее, — убеждает и её, и себя тоже. — Чтобы выжить, Ын Ха, — поднимает голову он, встречаясь с ней взглядом, полным искренней мольбы. — Мы должны сделать это всем назло: ты и я.

— А если я не хочу? — спрашивает она немного резко. — А если я уже сломана, что тогда? — он видит, как на её глазах выступают слёзы. — Скажи мне, Чимин, что тогда?

Ын Ха снова и снова бесполезно пытается взять себя в руки, но голос предательски дрожит, а ноги подкашиваются, слабея. Она смотрит вниз, на Чимина, на бетонный пол под его коленями, на обшарпанные стены…

— Прости, — его голос словно отражается ото всюду эхом, заставляя слёзы вновь скатываться вниз по щекам вместе с твёрдым «Нет». — Прости.

— Нет, — шипит она, закрывая лицо ладонями. — Нет. Нет! — почти кричит на него, тяжело дыша. — Чимин, как ты мог сделать это? Разве тебе не жалко наших жизней? — спрашивает она сквозь сжатые зубы. — Чимин, чёрт возьми, почему ты не убил меня тогда?

Он взгляд в сторону отводит, стараясь дышать, но выходит плохо. Почему даже просто говорить об этом так больно? Почему Чимин с каждым словом на миллионы маленьких ничто распадается, по полу рассыпается, смешиваясь с пылью и грязью?

— Я долгих три года убеждала себя, что всё проходит, что я обязательно смогу начать жить заново, — он слышит в её голосе истерику и голову вниз клонит, опуская руки, — и тут пришёл ты и снова всё испортил. Мне было так больно за тебя, что сердце удары пропускало. Мне было так жаль тебя, что я свою боль хоронила в ворохе из воспоминаний зря, — продолжает говорить она на одном дыхании, не замечая даже, что слёзы на щеках неприятно стягивают кожу, высыхая. — Я три года жила в страхе, что это повторится. Я шарахалась от каждого, кто хотел прикоснуться ко мне. Я боялась, Чимин, никогда больше не оправиться, — как-то почти жалостливо. — Я боялась машин, потому что вспоминала, как… — закрывает глаза, шумно сглатывая уже давно стоящий в горле ком, — было невыносимо больно. Вот здесь, — показывает на сердце. — Но я не могу ненавидеть тебя, — она усмехается грустно, будто сама удивляется своим словам. — Точно так же, как и полюбить вряд ли смогу.