Он спрашивает и едва не давится собственным почти истерическим смехом. Она сама хотела узнать, как чувствовал себя он. Она сама хотела услышать о боли. Поэтому он снова игнорирует её жалобное «Чимин». И слёзы в её глазах тоже игнорирует.

— Когда у тебя даже не стоит на того, с чьей руки сегодня должен жрать, — выплёвывает он, замечая, как её руки безвольно опустились вниз, а по щекам продолжили катиться слёзы. — И ты, блять, всё порно в мире под закрытыми веками проигрываешь заново, только бы возбудиться, только бы расплавиться под чужими руками как можно натуральнее… — его голос срывается под конец, и он стену бьёт со всей силы кулаком. Так, что даже в ушах звенит.

Они молчат.

Чимин дышит рвано и часто, прикрыв глаза. Он чувствует, что совершил ошибку, что вышел из себя, что не стоило ничего этого говорить… Он не хотел. Но стало легче. Ему действительно стало легче. Только отвращение к себе не прошло, а стало гораздо ощутимее. Чимин стоит так какое-то время, прислонившись лбом к холодной стене, пока не чувствует, как его обнимают сзади, утыкаясь носиком куда-то между лопаток.

— Что нам делать теперь, Чимин? — шепчет она дрожащим голосом, обдавая кожу под рубашкой горячим дыханием.

— Давай попробуем обо всём забыть…

========== Один ==========

Комментарий к Один

Мы движемся навстречу финалу, чувствуете это?

Ах да, совсем забыла!

Если Вам внезапно интересно (ну, мало ли), то к фанфику выпускается мидквил под названием “Спаси себя сам”: https://ficbook.net/readfic/7944366

－У нас не получится, Чимин, － шепчет Ын Ха ему в спину, чувствуя, как слезинка прокладывает влажную дорожку вниз по щеке, и вытирая её сомкнутой в кулачок ладошкой. － У нас ничего не получится, мы сломлены.

Чимин дышит тяжело, будто загнанно, она чувствует, как его спина напрягается при каждом вздохе, болезненно отдаваясь внутри. Он думает, что слишком опасно всё это. Он ничего не хочет чувствовать. Как раньше. Почему всё внезапно стало так сложно, когда должно быть гораздо проще и легче? Спустя столько времени должно было отпустить уже, но не отпустило. Воспоминания всё ещё болью отдаются внутри, вынуждая терять контроль, когда терпеть больше не остаётся сил.

Чимин глаза закрывает, ногтями впиваясь в бетонную стену перед собой. У него под веками взрываются вселенные сотнями маленьких отблесков прошлых ошибок и будущих надежд. Чимин знает, что это роскошь для него — надеяться, но иначе не может и не хочет. Потому что жизнь — дар Божий, который он с огромным успехом просрал, занимаясь самоуничтожением. Самобичевание — последнее, к чему он вернётся, отчаявшись, это он понимает совершенно точно.

－Мы живы, － он резко разворачивается к ней лицом, открывая глаза и собирая ладони Ын Ха в свои большие и холодные. － Малышка, мы живы, － улыбается очень искренне, будто только что прозрел. Или даже без «будто». － Мы дышим, － как ребёнок, только что открывший глаза и внезапно познавший новое.

Он выглядит таким воодушевлённым, что сердечко в один миг удары пропускать начинает, то ускоряя, то замедляя свой темп. У Чимина в глазах огоньки горят, которых там отродясь не было. И радости там столько, сколько никогда Ын Ха ни в одних других не видела. Чимин счастлив, кажется. Настолько, что его глаза превратились в две маленькие щёлочки, а пухлые губы － растянулись в искренней улыбке. Ын Ха не знает, как реагировать на это, но, кажется, ей спокойно на душе. И сердце стучит ровно, уже не сбиваясь. Это странно — вот так радоваться. Это непривычно — вот так близко, почти рядом, но не больно. Совсем. Только немного тревожно и безгранично грустно.

－ Ты так этому рад? － спрашивает Ын Ха, выдыхая и подозрительно на него косясь. Это всё же очень… непривычно? Она его таким никогда не видела, кажется.

Она понимает, что он прав. То, что они оба живы, уже хорошо и даже замечательно. Но этого недостаточно, чтобы суметь отпустить прошлое.

－ Ты не понимаешь… — взволнованно шепчет он, аккуратно опуская свои руки на её плечи и чувствуя, как она вздрагивает от прикосновения. — Вдохни поглубже, — просит, слегка встряхивая. — Ну же, давай. Чувствуешь? － спрашивает, наблюдая за её реакцией с неподдельным интересом. － Не болит, — выдыхает он облегчённо и в её большие глаза заглядывает в надежде увидеть там то же самое. — Внутри ничего не болит.

Ын Ха на пару минут выпадает из разговора, в его счастливых интонациях дрейфуя, будто не было ничего плохого. И никогда не будет. Будто этот мир дарит свет… и всё. Только свет. Будто с наступлением ночи на землю не опускается темнота, проникая в сознание зыбким: «Ничего хорошо не будет», и будто убеждая, что будет.

Ын Ха взгляд вниз опускает, давит из себя жалкое подобие улыбки, безуспешно пытаясь собраться с мыслями, которых сейчас слишком много. Чимин видит в ней безжизненность и обречённость. И его ломает очень, вдребезги разбивая душу и сердце. Это он сделал её такой. Вопреки всему. Вопреки тому, что людям не позволено причинять другим людям боль, он делал это.

－ Только у тебя, Чимин, не болит, — отвечает она сквозь ставший ком в горле и поднимает на него глаза. — Я рада, что ты в порядке, и я… — она запинается, шумно втягивая воздух и будто давая себе время на размышление. — Постараюсь забыть, — она кладёт руки поверх его на своих плечах. — Но ты же знаешь, что это будет непросто… Боль очень сильно меняет людей, не мне тебе рассказывать.

Чимин помнит.

— Мы изменились, — обречённо соглашается он и кусает внутреннюю сторону щеки в попытке запихнуть обратно воспоминания о боли. — Наши улыбки больше не кажутся настоящими, — еле сдерживается, чтобы не выдавить горькую дежурную улыбку. — А мы сами уже － насквозь фальшивые, — он замолкает на мгновение, чтобы втянуть побольше воздуха в лёгкие. — Но у нас ведь есть ещё шанс? Шанс начать всё заново и забыть плохое, хоть его и было предостаточно в наших жизнях?

Он надеется.

— А разве мы не безнадёжны в своей боли? — спрашивает Ын Ха, безуспешно пытаясь остановить слёзы. — Разве всё это можно забыть, Чимин? — она переводит взгляд на него, молчит, собираясь с мыслями, и продолжает уже тише: — Вот ты смог забыть, что происходило в твоей жизни? Разве ты смог, когда каждое воспоминание отдаётся тяжёлым тупым по сердцу?

Чимин не смог, она знает совершенно точно. Каждое его слово пропитано этим неловким и навязчивым чувством, когда внутри всё в ком стягивается. Когда внутри всё сгорает, оставляя пепел, который уже и не тлеет, остывая. И Чимин остыл.

Немного.

— Прошло недостаточно времени… — хрипит он в ответ.

— А его никогда не будет достаточно, — усмехается она грустно. — Потому что там, внутри, всё остановилось на одном моменте и от этого никуда не деться.

Чимин знает.

Знает, что забыть не получится, но настолько старается убедить себя в обратном, что даже начинает верить. Он сходит с ума, кажется, когда руки дрожат, а ноги — совсем не держат. Он словно в агонии бьётся, когда она уходит, сказав последнее, ударив по дых в последний раз. Очень больно. Чимин не был готов. И никогда не будет. Он осматривается вокруг и ничего не видит… Никого. Он как всегда. Он как обычно. Он снова о д и н.

Он не знает, что Ын Ха с этим же чувством борется, возвращаясь за столик, садясь на своё место, дежурно улыбаясь, пряча от Чонгука взгляд. Она знает, что эта боль не пройдёт, потому что Чимина прощать неправильно. Потому что он не заслуживает. Потому что ей страшно его прощать.

Юнги сидит рядом и молча своей ладонью накрывает её холодную, лишь слегка сжимая. В его взгляде понимания океан волнами разливается, поддаться вынуждает, заплакать. В чужое плечо лбом упереться и отпустить сотни «нельзя» внутри. Позволить себе быть слабой, потому что сильной никогда не была и даже притворяться получалось плохо.

Ын Ха сейчас не видит растерянного взгляда Чонгука, когда его сестра начинает внезапно плакать, удивлённого лица Йевон, когда её муж внезапно обнимает другую. Она не видит сейчас ничего, кроме всепоглощающей темноты перед глазами, кроме прошлого, медленно растворяющегося в настоящем.

— Он заслуживает прощения, Юнги, — хнычет она так тихо, что только ему слышно. — Он заслуживает… Но я не могу, — добавляет приглушённо.