— Всё просто, — объясняется она тихо. — Просто живи. Не так, как до этого, — вспоминая рассказы Чонгука, она чувствует, что её начинает знобить. — Жить, значит, улыбаться. Я, кажется, не помню, чтобы ты улыбался искренне, — она слабо приподнимает уголки губ в улыбке и мечтает просто не подавиться своими же словами, потому что они даются с огромным трудом. — Не то, чтобы меня это волновало, но…

Начинать всё заново трудно.

— Я хочу оставить это в прошлом, — говорит уверенно и смотрит на него, стараясь не видеть себя в чёрных глазах-щёлочках. — Я хочу оставить…

— Почему? — не до конца осознавая, шепчет Чимин, поднимаясь со стула.

— Потому что я не хочу зацикливаться, — отвечает она, и он опускает голову, словно провинился. — Чимин, я могу тебя спросить? — задумчиво протягивает, игнорируя дрожь в голосе.

— Конечно, — выдыхает он, поднимая на неё взгляд.

— Ты ведь знал, что всё будет так? — совершенно искренне интересуется она. — Ты ведь знал, что мне будет больно? И тебе тоже…

— Я… — он просто не знает, что ответить. И замолкает.

Потому что… знал.

— Зачем? Просто… — она делает паузу, чтобы перевести дыхание. — Зачем, Чимин?

— Ты не поверишь, если скажу, что у меня не было выбора, — он не спрашивает, он точно знает.

Не поверит.

— Нет, — шепчет она.

«Выбор есть всегда…»

— Но, Чимин, то, что ты говорил сегодня, — она запинается. — Это ведь…

— Правда.

========== Пожалуйста ==========

Комментарий к Пожалуйста

Я скучала.

Песня к главе: Shannon Jae Prior — The Usual (feat. Jesse Scott)

Ын Ха знает, что Чонгуку трудно. Возможно — даже труднее, чем ей самой, но ничего сделать не может. Потому что застряла в этом ворохе из воспоминаний и несбывшихся надежд. Она улыбается своему отражению в зеркале и надевает украшенные камнями серьги, которые ей подарил Хосок на первую их годовщину. Руки начинают дрожать и даже заклёпка с первого раза не застёгивается. Это место хранит в себе столько воспоминаний, которые не хочется помнить, и столько моментов, которые не хочется забывать. Плыть по течению дальше — лучшее, что можно сделать.

Запереть себя на замок, выдернуть ещё тёплое сердечко из груди и избавиться. Потому что болит чертовски невыносимо. И ноет, словно на дождь, который в душе круглосуточно и не утихает ни на миг. Ын Ха знает, что безбожно переигрывает, когда красит губы красным ещё гуще, чтобы уже не чувствовать этого противного привкуса беспомощности. Чтобы больше не нырять в эту бездну, где никто и ничто не имеет веса, где ничья жизнь не стоит того, чтобы о ней заботиться. Ын Ха понимает, что маскируется под «всё хорошо» плохо, от слова «совсем», но… Ей думается, что парочка недель самовнушения и всё наладится: она сама поверит себе. И весь мир тоже. Поэтому улыбается своему отражению ещё шире, от чего скулы начинает сводить тянущей болью. Но Ын Ха точно знает, что теперь всё будет по-другому.

***

— Прости? — переспрашивает Чонгук, потому что слова сестры ему кажутся совершенно ненастоящими и даже пугающими, в каком-то смысле. — Мне послышалось?

— Ну оппа, ты же сам говорил, что мне уже пора начать жить, — надувает губки она, обиженно глядя на брата. — Будет весело отпраздновать твоё повышение вместе, не правда ли? — лукаво улыбается, замечая, что тот начинает сдавать позиции.

— Не знаю… — всё, что может ответить ей Чонгук.

Он очень долго пытался уговорить её вернуться к прежней жизни. Думал, что это ей необходимо, но так ли это? Сейчас… она не готова, он видит это в её больших глазах. И сам сомневается, готов ли к этому. Потому что пугает только мысль о том, какой вред может принести ей это «празднование». Во-первых, клуб — не лучшее место для… просто не лучшее место. Во-вторых, там будут его друзья, которых она, возможно, не знает. В-третьих, это огромный стресс. Скорее всего, это не самая удачная идея. Снова вернуться туда, где всё начиналось и где всё предательски больно закончилось, не лучшая идея.

— Что ты не знаешь? — ударяет она его кулачком в плечо. — Ты же будешь рядом… — протягивает она задумчиво. — Ничего не произойдёт.

И он про себя выдыхает тревожное: «Надеюсь», и пытается выдавить улыбку. Получается довольно неестественно и тревожно.

***

— Готова? — слышится за дверью голос брата, и Ын Ха слегка качает головой, отгоняя надоедливые мысли.

Чонгук, кажется, не рад её внезапной перемене, но держится как-то, не взрываясь при первой же возможности. Ын Ха вообще кажется, что он слишком сдержанный, но проглатывает эту мысль, поправляя волосы.

— Да, иду, — отвечает она, хватая небольшой клатч в руки и уже в тысячный раз уверяя себя, что всё правильно. Что уже хватит прятать голову в песок от страха, что окружающие, не дай Бог, пересекутся с ней взглядами. Или что какой-нибудь прохожий, посчитав её довольно симпатичной, захочет познакомится без всяких мыслей за спиной.

Просто людям нужно доверять.

Она не уверена, что способна на это, но постарается. Не ради других, не ради Чонгука, а ради себя, потому что уже начинает гнить изнутри заживо, полосуя каждый день себя новыми страхами. Чимин определённо не виновен в этом, виноваты звёзды, что улыбаются, зная, как непросто жить. Чёрт возьми, Ын Ха боится, что только выглядит уверенно, но всё равно делает шаг к двери, и потом ещё десять или больше за пределами квартиры брата.

А здесь даже воздух заталкивается в лёгкие словно порциями, словно рывками, заставляя закашляться от того, насколько страшно может быть, насколько страшной может быть неизвестность.

— Уверена, что ты… — запинается Чонгук, присаживаясь за руль своей машины и в упор глядя на сестру, — что тебе не станет хуже?

— Не волнуйся, оппа, я ведь у тебя сильная, правда? — отвечает она, озорно улыбаясь ему. Но Чонгук видит, как на дне её зрачков плещется дикий ужас и его клинит очень, выбивая все мысли из головы в одночасье.

— Я этого и боюсь, — шепчет, едва дыша и словно боясь спугнуть собственные мысли. — Малышка, не нужно быть сильной ради меня, — он просит, замечая, что её глаза наполняются слезами. — Будь настоящей, — и добавляет, заводя мотор. — Ради себя.

Он смотрит на дорогу, ведёт аккуратно, насколько это только возможно в его эмоциональном состоянии сейчас. Он думает о том, что зря пытался всё это время выпихнуть сестру из дома, ссылаясь на то, что «с людьми нужно общаться», и полностью игнорируя, что «люди мразями чаще бывают, чем он дышит». Люди чаще эгоисты, волей случая ставшие на ступень выше общества и его перманентно изменяющихся приоритетов. Чонгук же знает, что людей другие люди заботят только в крайних случаях: когда рождаются или когда под дулом пистолета завещание подписывают, оставаясь в живых ровно на столько, на сколько позволят.

Поправка: если позволят.

Чонгук же эту схему истребления масс изнутри знает, она же по нему уже не раз грозилась пройтись, но всё как-то стороной обходила. Чонгук же знает, что сейчас не может обеспечить сестре безопасность, потому что тоже не всесилен и не может быть постоянно рядом. И по базе каждого, кто к ней подойдёт, пробивать тоже не может. И всю жизнь за ней по пятам ходить не будет, она же первая не захочет.

— Когда ты успел стать таким занудой? — внезапно заставляет его расслабиться голос сестры. Он даже не замечал, что так сильно стискивал руль в руках, что даже костяшки побелели.

— Ын Ха, будь на виду, — шипит он сквозь раздражение, отчего-то в душе новой бурей поднимающееся. Это чертовски плохая идея, брать её с собой.

— Не переживай, — мягко отвечает она ему, скользя взглядом по расходившимся желвакам на лице брата.

— Там будут мои коллеги и друзья, если тебе будет неуютно… — начинает он, тормозя на светофоре и действительно расслабляясь, а то даже неглубокая морщинка залегла на лбу.

— Да-да, Чонгук, я обязательно устрою истерику и испорчу тебе праздник, — улыбается Ын Ха и довольно мило закатывает глаза.

— Можешь и просто сказать мне, — фыркает в ответ брат, начиная движение, перестраиваясь на другую полосу и внимательно следя за дорогой.

— И испортить тебе веселье, — добавляет она тихо, но он слышит и снова начинает злиться.

— И перестать трепать мне нервы, — раздражённо выплёвывает он, подъезжая к клубу, название которого она видит впервые. — Ын Ха, это не шутка.