Каждый день казался то ли пыткой, то ли несмешной шуткой: Чимин говорил правильные вещи. Но это не выглядело, будто он вычитал это в учебнике в перерыве между парами, это шло от сердца. И от этого становилось больно.

Ын Ха наблюдала, как он тяжело вздыхает, выталкивая из лёгких остатки воздуха. Как он кусает губы в ожидании пары: он нервничает, это заметно. Чимин улыбается так больно, кривит губы, выгибает, как только может. Странно, но ему действительно удается убедить всех остальных, что это он делает исключительно искренне. Потому что девушки с передних рядов поглядывают на него довольно откровенно. И Ын Ха чувствует, что вроде бы это очень неприятно, но отгоняет эту мысль подальше.

Какое её, собственно, дело?

— Преподаватель Пак, а у вас есть девушка? — спрашивает блондинка, подымая руку, когда он просит задать интересующие вопросы. Конечно же, он имел ввиду вопросы по теме лекции, а вовсе не это. Ын Ха замирает в ожидании ответа. Почему-то ей тоже довольно интересно.

— Думаю, что это не относится к психологии, — он неловко прячет взгляд где-то на полу, неосознанно теребит пальцами колечко на недлинной цепочке и старается игнорировать возмущение молодых студенток. — Давайте вернёмся к теме, — старается увести разговор в сторону. — Как думаете, почему люди становятся преступниками? Почему им вдруг так необходимо красть, насиловать, убивать, калечить? — аудитория замолкает, размышляя над его словами.

Кто-то листает тетрадь в поиске ответа, кто-то опускает голову вниз, чтобы его вдруг не спросили. Чимин ждёт, когда хоть кто-нибудь созреет высказаться. И такой человек действительно находится. Молодой паренёк с недлинными рыжими волосами, которого Чимин приметил уже давно за весьма интересные мысли.

— Возможно, они хотят самоутвердиться? — несмело, но вполне громко спрашивает тот.

— Почему «возможно»? — перехватывает преподаватель. — Так и есть. Мы с вами все чем-то недовольны. У каждого есть комплексы и недостатки. Когда недостатков становится больше нормы, мы начинаем терять контроль, медленно превращаясь в социопатов, — объясняет он, чувствуя, как адреналин поднимается в крови. — Не тех, кто боится людей, а тех, что находят других недостойными жизни, — будто отвечает на немые вопросы студентов. — Именно тогда такие «недостойные» превращаются в жертв…

— …а мы — в преступников, — шепотом заканчивает Ын Ха вместе с ним, закрывая глаза и погружаясь в себя. В Чимина. В воспоминания. В его голос. В его слова.

— Но тогда ведь выходит, что каждый из нас может стать преступником, — делает вывод девушка, сидящая чуть позади паренька с рыжими волосами.

— Именно! — подтверждает Чимин и краем глаза замечает, что Ын Ха улыбается. Это поразительно похоже на телепатическую связь, он почти чувствует её восторг.

Ей нравится.

— Бояться, желать, завидовать — всё это очень естественно. Даже более того…

— …нормально, — шепчет Ын Ха, не открывая глаз, словно чувствуя, как Чимин становится ближе в сотню раз.

— Но, — он выделяет это слово паузой, обращая внимание студентов на следующую мысль. — «Я боялась его», поэтому нанесла удар тяжёлой статуэткой по голове, — приводит он пример. — Но он не нападал, она просто боялась, что это случится, действуя на опережение. Это не самооборона…

— …Это — нападение, — продолжает его мысль Ын Ха, открывая глаза и замечая, что он смотрит на неё.

— Вы должны научиться различать такие вещи, потому что от этого зависит, сядет виновный в тюрьму или же нет, — продолжает Чимин, отводя взгляд в сторону. — Если преступник остаётся на свободе, он продолжает делать то, что делал до этого. Он чувствует безнаказанность и думает, что поступает правильно, — студенты согласно кивают ему, переговариваясь между собой. — Когда я проходил практику, был один случай, повергший меня, тогда ещё совершенно неопытного стажёра, в дикий ужас, — он заметно бледнеет, сглатывая чаще обычного. — Мужчина средних лет совершенно осознанно совершил целую серию убийств, жертвами которой становились молодые девушки и парни в возрасте от двадцати до тридцати лет, — он слишком часто поправляет надоевший галстук. — Это были зверские убийства, которые я бы никогда не пожелал вам видеть.

И Ын Ха почему-то охотно верит ему, его дрогнувшему голосу, нервному и слишком частому облизыванию внезапно пересохших губ. Всё было так прозрачно для неё, что хотелось бы сделать вид, что это вовсе не так. Что это вовсе не знакомо.

— На первый взгляд, жертв ничего не связывало: у них не было общих друзей, они не посещали один и тот же ресторан по воскресениям…

— …ничего, — задумчиво протягивает Ын Ха вместе с ним.

— Полиция проверила всю доступную им информацию, но так и не смогла обнаружить ничего общего, — продолжает Чимин, замечая, что все действительно внимательно слушают его. — А преступник продолжал своё благое дело, — он издаёт какой-то нервный смешок, будто это действительно могло приносить боль. — Убивать.

Студенты, затаив дыхание, слушают невероятную историю, ведь, кажется, это был чуть ли не единственный преподаватель, который делился с ними своим реальным жизненным опытом, реальными историями, которые он видел.

— Они все предоставляли услуги сексуального характера, — наконец, объясняет Чимин. — За это, собственно, и поплатились.

Все начинают перешептываться, выдвигая собственные версии и предполагая возможные исходы и варианты. Только вот Ын Ха отчего-то бледнеет, а её глаза наполняются слезами. Что, чёрт возьми, это может быть, если не его история? Если это не реальный случай из его жизни, разве тогда может быть так… не по себе?

— Как признался убийца, который всё же был найден при попытке совершить очередное преступление, он вовсе не жалел о содеянном, даже напротив — не понимал, почему его задержали и что, собственно, нарушил, — Чимин так горько усмехается, что мурашки бегут по телу. — Почти десяток людей, погибших от его собственных рук, он называл отбросами и говорил, что от них нужно избавляться, — выдыхает он слегка дрожащим голосом. И Ын Ха слышит в нём отчётливое «от нас нужно избавляться», тонущее в лёгком смешке напополам с хрипом. — Что он просто очищал Сеул от этих… — он на долю секунды останавливает свой взгляд на ней и отводит тут же в сторону, — мразей. За это его прозвали Чистильщиком.

Кажется, тишина в аудитории давила на сознание сильнее, чем можно было подумать. Растерянные и одновременно заинтересованные взгляды студентов выказывали преподавателю своё уважение и желание узнать историю до конца.

— А как он убивал своих жертв? — доносится с задних рядов.

— Сначала он делал небольшой надрез, — Чимин неосознанно потянулся рукой куда-то за ухо, нащупывая неаккуратный шрам, а потом продолжил: — На шее, а потом насиловал с совершенно нечеловеческой жестокостью, — он сглатывает и прикрывает глаза, словно прогоняя навязчивые мысли или воспоминания. — Жертвы умирали от потери крови, постепенно погружаясь в темноту. Сомнительное удовольствие, можете поверить на слово, — уверяет, выдавливая лёгкую улыбку.

И Ын Ха не хочет верить ему, но отчего-то верит.

Пара заканчивается, и студенты выходят из аудитории, обсуждая тему лекции и предстоящую вечеринку в честь начала учебного года. Чимин начинает собирать свои вещи в небольшой портфель и пытается вспомнить, как он отрывался в этом возрасте, вот только ничего толкового вспомнить не может. Ведь он тогда хоронил себя в больничных счетах матери и невероятном количестве успокоительных.

Интересно, почему он только сейчас понимает, что жизнь не заканчивается на этом, она продолжает течь дальше? Не стоит тратить время попусту. Это, кажется, то самое истинное, что пытался вдолбить ему в голову Юнги несколько лет подряд. Конечно же, бесполезно.

— И как мне жить дальше? — задаёт он сам себе вопрос, на который, следовательно, не должен прозвучать ответ. Но он звучит. Слишком громко и неожиданно. Даже как-то пугающе. Чимин думал, что остался совсем один.

— Просто живи…

Он поднимает голову и таращится на девушку рядом. И не может в это поверить. Она заговорила с ним? Вот так просто, будто ничего не случилось…