— А разве я смеюсь? — удивлённо вскидывает брови она и растягивает губы в улыбке при виде такого серьёзного брата.

— Почувствуешь себя нехорошо… — снова начинает наставлять Чонгук, заезжая на парковку перед клубом.

— Да-да, истерика, я помню, — смеётся Ын Ха, поправляя причёску и одежду. И вскоре ловит на себе осуждающий взгляд брата.

— Ах ты ж, мелкая! — выпаливает сгоряча, потом делает несколько глубоких вдохов и продолжает: — Так, с незнакомыми людьми не разговаривать, с мужчинами вообще не пересекаться, алкоголь не употреблять, — перечисляет чуть ли не на пальцах. — Вообще ничего не употреблять.

— А сок можно? — невинно интересуется, от чего Чонгуку хочется биться головой об стену. Он знает, что она не хочет его злить, что ей, наверное, просто надоело всё это. Ему тоже. Правда.

— Прекрати паясничать, — бросает он резко, отстёгивая ремень безопасности.

— Это тупые правила, — выдыхает она устало.

— Придумай поумнее, и мы обсудим это, — предлагает Чонгук, разводя руками в стороны.

— Развлекаться? — предлагает она неуверенно. — Я хочу отвлечься, оппа, — её серьёзный тон немного успокаивает брата, вынуждая мысленно согласиться. — Мне иногда кажется, что я задыхаюсь. Потому что не могу отпустить то, что внутри копится. А там столько всего…

— Ын Ха, пожалуйста, — просит Чонгук, зарываясь в свои волосы руками.

— Нет, Чонгук, ты не понимаешь, — продолжает она уже увереннее. — Ты не должен защищать меня. Если я сама не могу этого сделать, то никто не сможет, — она грустно опускает взгляд вниз и начинает рассматривать свои руки. — Сменим тему?

***

У Чимина выходной.

У Чимина нет пар. У Чимина столько мыслей в голове, что чёрт ногу сломит, а ничего не изменится. У Чимина хреново чувство собственного достоинства в жопе играет после довольно громко звучащего в голове «Просто жить». Просто жить у Чимина не выходит уже давно и довольно стабильно. И сейчас тоже не выходит. Юнги говорил что-то типа: «Развейся, друг, жизнь продолжается». И Чимин слушается, залпом осушая стопку крепкого и жестом показывая бармену «ещё». Ещё, ещё, ещё, пока жжение внутри не превратится в наслаждение, пока желчь по венам не потечёт, пока мир не станет таким светлым и комфортным, что под него и подложиться не грех.

Чимин пробует следующую стопку, проливая немного на барную стойку и улыбаясь своей же неуклюжести. И тепло так приятно разливается по телу и окутывает словно пледом, Чимину хочется этого тепла всё больше и больше. Ему хочется заполнить чем-то чёртову дыру внутри размером с Юпитер, хочется, чтобы согрели и приласкали. Хочется, чтобы не спрашивали и не отвечали. Чтобы просто согрели. Заполнили до краёв и больше ни капли не отняли того, что называлось когда-то душой. Разворованный внутренний мир, истерзанный клапан у сердца, которое уже и радо бы не биться, но нет, продолжает. Чимин хохочет нервно, сотрясаясь от спазмов в горле.

— Помочь? — сладкое и почти тягуче долгожданное за спиной.

— Помоги, — хрипло и до упоения отчаянно отвечает он.

***

Ын Ха и правда чувствует себя неуютно в компании друзей Чонгука, потому что знает там… окей, никого. Даже Юна, его девушку, знает только со слов брата. Поэтому пялится бесцельно в толпу, пьёт довольно горький апельсиновый сок и просто зависает, когда видит Юнги и какую-то девушку, идущих, кажется, прямо к ним. И не знает: обрадоваться или нет.

— Прости, мы немного опоздали, — сразу выпаливает Юнги, оборачиваясь на свою девушку и добавляя: — потому что кое-то слишком долго собирался.

— А кое-кто водит, как черепаха, но я же молчу, — не остаётся в долгу его спутница, немного краснея то ли от злости, то ли от смущения.

— Значит, домой пойдёшь пешком, — отрезает тот в ответ на её колкий выпад в сторону его навыков водителя.

— Мне показалось, что вы вчера помирились, — задумчиво протягивает Юна, искренне недоумевая внезапным разногласиям друзей.

— Да, — соглашается подруга Юнги, неопределённо косясь на него, — пока девушка в кафе не предложила ему переспать по старой дружбе.

— Да я видел её впервые! –выпаливает он раздраженно.

— Как ты мне говорил там? — словно вспоминая, произносит она. — Ах, да! Всех не упомнишь, — цитирует, делая шаг в сторону столика, за которым сидели ребята. — Наверное, забыл, — понимающе.

— Я, конечно, извиняюсь, — прокашливаясь, начинает Чонгук, — но может хватит уже?

— Да, Чон, прости, — она выдавливает из себя виновато и опускает смущённо взгляд.

Они долго извиняются, поздравляют Чонгука с повышением, которое он, безусловно, заслужил. И присаживаются за стол. Юнги упирается взглядом в фигуру девушки, сейчас чувствующую себя некомфортно.

— Ын Ха, привет, — здоровается он вежливо. — Ты… в порядке?

— Привет, — она скромно улыбается в ответ, хотя на её лице совершенно чётко читается замешательство. — Всё хорошо.

Всё очень странно. Этот дурацкий день странный. И то, что она решила сюда прийти. И внезапное появление кого-то из той, другой жизни. И потеющие так не к стати ладошки. И даже голос Чонгука странный какой-то и очень далёкий сейчас.

— Йевон, это моя сестра, Ын Ха…

— Сестра? — удивляется девушка, рассматривая её немного дольше допустимого. — А вы и правда очень похожи.

— Спасибо, — отвечает Чонгук.

— Я слышал, ты восстановилась… — снова голос Юнги над самым ухом заставляет вздрогнуть. — В университете.

Не то, чтобы Ын Ха боялась его, но это было очень странно и неожиданно, потому что она не любила внимание к себе. А Юнги его явно проявлял.

— Да, — отвечает, натянуто улыбаясь. — Простите, мне нужно выйти.

— Я с тобой, — вскакивает брат следом, но Ын Ха испепеляет его взглядом, желая, чтобы он просто пошутил сейчас.

— Чонгук, расслабься, я ненадолго…

***

У Чимина сегодня выходной. Чимину сегодня хочется расслабиться и забыться. Неважно, что чужие губы холодные, хоть и податливые. Неважно, что голова кругом, а мир — калейдоскопом. Неважно, что на месте этой девушки сотня других перед глазами и только одна в мыслях. Чимину сейчас ничего не нужно, кроме умелых рук под обоймой из чувства вины, с которым «просто жить» не получается. И ему сейчас хочется боли, чтобы заглушить пустоту внутри, заполнить её криком или стоном, хоть чем-нибудь. Неважно, что это неправильно и что это просто коридор. Неважно, что десятки людей снуют туда-сюда и что он всё-таки преподаватель. Ничего сейчас не важно, кроме оседающего на колени тела, стонущего почти прекрасно, но всё же неестественно и так знакомо до боли.

У Чимина язык прилипает к нёбу, когда тонкие пальчики тянут болванку ширинки вниз, а пухлые губы мажут где-то у живота, позволяя негромкому стону слететь с них раньше времени. Чимин знает, что поступает неправильно и уверен, что понятия не имеет, как может вообще быть правильно. Он просто весь полностью неправильный: от выкрашенных в блонд волос и до самых кончиков пальцев на ногах. Он выдыхает рвано и почти рычит, когда чужие пальчики начинают пробираться под серые боксёры. Сладостная истома разливается по телу миллионами маленьких импульсов. Чимин прикрывает веки, позволяя мыслям ускользать слишком быстро и часто, а удовольствию — проникать в подсознание и задерживаться там сначала на долю секунды, потом на две. Позволять страсти измеряться в децибелах. Растворяться в обжигающем дыхании чужого тела. Срываться с цепей и ломать оковы, тяжёлым грузом оседающие на ресницы, не позволяя открывать глаза.

Чимин свои пальцы в чужие волосы вплетает умело, задерживаясь на затылке немного дольше нужного и немного резко притягивая к себе, чтобы выдохнуть. И почти выдохнуться. Открыть глаза, пеленой покрытые, и улыбнуться похабно — так, как когда-то давно, что будто и не на самом деле. Чимину внезапно устоять на ногах сложно, когда ему бьет в голову чёртово дежавю: маленькая чёрная макушка, исчезнувшая за углом. У него воздух из лёгких будто весь разом выбивается, а руки торопливо застёгивают молнию на штанах. «Спасибо» вырывается в никуда конкретно, и Чимин спешит туда, где спряталась его отрезвляющая таблетка.

И он находит её.

Залившуюся румянцем и тяжело дышащую. Прислонившуюся к стене, чтобы не упасть на внезапно слабые ноги.