Х м а р о в. Если вы не отказываетесь от съемок, то какого черта… простите… по какой причуде вам пришла в голову мысль разгримироваться?

В е р а  П е т р о в н а. Не желаю превращаться в старуху.

Х м а р о в. Но вы же читали сценарий! (С внезапно возникшим подозрением.) Вы читали сценарий или только подержали его в руках?

В е р а  П е т р о в н а. Конечно, читала. Три раза.

Х м а р о в. Разве вам не хотелось воспеть самоотречение во имя любви?

В е р а  П е т р о в н а. Хотелось. Но я не говорила, что эту идею надо воспевать в облике старухи, полупомешанной на своих лабораторных опытах.

Х м а р о в. Вы считаете, что умная сорокапятилетняя женщина для этого недостаточно хороша?

В е р а  П е т р о в н а. Возможно, и хороша, но еще лучше, если она будет лет на пятнадцать моложе.

Х м а р о в. А, черт! Вы либо сумасшедшая, либо дура. Простите.

В е р а  П е т р о в н а. За что вы просите прощения — за сумасшедшую или за дуру?

Х м а р о в. За черта. Вы просили не чертыхаться.

В е р а  П е т р о в н а. Пожалуйста, не вскакивайте. Ресницы — это самый ответственный момент.

Х м а р о в (спокойно). Знаете ли вы, что такое сценарий?

В е р а  П е т р о в н а. Я ведь ответила, что трижды читала его.

Х м а р о в. Это документ. Его нельзя переделать только потому, что исполнительнице не нравится ее роль.

В е р а  П е т р о в н а. И, пожалуйста, не говорите чепуху. Да еще таким убежденным тоном. Это Пушкина нельзя переделывать. Или Шекспира. А вы же не считаете, что этот ваш… как его… Гребешков — Пушкин или Шекспир?

Х м а р о в (не сразу). Шантажистка.

В е р а  П е т р о в н а. Согласившись принять участие в вашей затее, я взяла на себя некоторую долю ответственности за нее. Разве я не вправе оказывать вам помощь?

Х м а р о в. Какую?

В е р а  П е т р о в н а. Хотя бы высказать свое мнение.

Х м а р о в. Вы?! Я проел на этой студии зубы. Как вы посмели подумать, что меня интересует ваше мнение?! Кто режиссер фильма — вы или я?

В е р а  П е т р о в н а. Вы.

Х м а р о в. Советую это запомнить. (Набирает номер телефона.) Кирюха, объяви десятиминутный перерыв. Давай сюда гримера.

В е р а  П е т р о в н а. Гример не нужен. С лицом я управилась. Принимаюсь за прическу.

Х м а р о в. Бунт?

Вера Петровна не отвечает.

(В трубку.) Двадцатиминутный перекур. Гримера держи при себе. (Кладет трубку.)

В е р а  П е т р о в н а. И мне не нравится, что Кирилла Васильевича вы называете Кирюхой. Он вам в отцы годится.

Х м а р о в. Вы что, пришли наводить в кино свои порядки?

Вера Петровна не отвечает.

Мой отчим после каждой двойки порол меня, приговаривая: «Терпи, бедолага, я все едино сделаю из тебя антилихента». Институт и город довершили дело его рук. Как видите, я стал «антилихентом». Но с задубевшей кожей. Я служил в десантных войсках, был подручным кузнеца, работал бульдозеристом в Антарктиде. Вы проторчали жизнь в лабораторной колбе своего мужа. Чему вы можете меня научить?

Вера Петровна не отвечает.

Ну ладно, выкладывайте, что вы там думаете про сценарий. Ну же, я жду.

В е р а  П е т р о в н а. Раз уж вы любезно согласились подождать, я позвоню в клинику.

Х м а р о в. Нет.

В е р а  П е т р о в н а. Пожалуйста, не капризничайте. (Набирает номер.) Ольга Тимофеевна, добрый день. Как идет операция? Вот и прекрасно. Передайте, пожалуйста, Ивану Семеновичу, что я у подруги. Я знаю, что вечером у него лекция. Я вернусь домой не позже восьми. Всего доброго. (Кладет трубку.)

Х м а р о в. И долго вы собираетесь водить мужа за нос?

В е р а  П е т р о в н а. Столько, сколько сочту нужным.

Х м а р о в. У нас порой случаются ночные съемки. Хотите, чтобы он верил, будто вы ночуете у подруги?

В е р а  П е т р о в н а. Сейчас Иван Семенович плохо себя чувствует. Ему совсем не ко времени узнать, что его жена докатилась до знакомства с таким грубияном. Как вам прическа?

Х м а р о в. Нас ждут пятьдесят человек. Выкладывайте, чем вас не устраивает облик героини.

В е р а  П е т р о в н а. Хотите превратить ассистентку профессора в страшилище? Пожалуйста. Но тогда не сюсюкайте по поводу ее мужественного отрешения от личной жизни.

Х м а р о в (со снисходительной улыбкой). На свете миллионы смазливых мордашек. А я исследую психологию женщины, которая пожертвовала ради любви славой и семьей.

В е р а  П е т р о в н а. Ах, вот как? У нее могла быть семья? Но я не обнаружила ни строчки, где бы мужчины предлагали ей руку и сердце.

Х м а р о в. Ее не интересуют мужчины.

В е р а  П е т р о в н а. Может быть, вы ответите — почему?

Х м а р о в. Потому что ее интересует синтез белка.

В е р а  П е т р о в н а. А может быть, потому, что она не интересует мужчин?

Х м а р о в. Может быть. Это вы хотите превратить ее в кокотку. Для меня она — синий чулок.

В е р а  П е т р о в н а. Тогда ее самоотречение немногого стоит. Я не права?

Х м а р о в. Вы не можете быть правы.

В е р а  П е т р о в н а. Почему?

Х м а р о в. Потому что вы порете чушь.

В е р а  П е т р о в н а. Убедительно и логично. Я защищаю свою точку зрения — и в этом мое достояние. Вы нападаете на точку зрения другого — а это уже достояние общее.

Х м а р о в. Вам кажется, будто вы высказали глубокую мысль?

В е р а  П е т р о в н а. Я в этом убеждена.

Х м а р о в. Если вы начинаете с мании величия, интересно, к чему вы придете?

В е р а  П е т р о в н а. Извините, я просто повторила слова Монтескье.

Пауза. Покончив с прической, Вера Петровна встала и отправилась за ширму. Во время последующего разговора она переодевается.

Х м а р о в. Предположим, героиня помолодеет. Что это даст?

В е р а  П е т р о в н а. За нею начнет ухаживать директор института.

Х м а р о в. Директору института семьдесят лет.

В е р а  П е т р о в н а. Ну да, так сказано в сценарии. А на самом деле ему сорок пять. Холост, умен.

Х м а р о в. Весьма оригинально.

В е р а  П е т р о в н а. Начальник ведущей лаборатории готов ради нее оставить жену и детей.

Х м а р о в. Как, еще один?

В е р а  П е т р о в н а. Да.

Х м а р о в. Зачем вам понадобился второй ухажер?

В е р а  П е т р о в н а. Для того, чтобы был выбор. У нее два ухажера, но она отказывает им, потому что боготворит своего шефа. Это и называется самоотречением во имя любви.

Х м а р о в. Между прочим, в фильме есть и научные проблемы. Не хотите ли изменить что-нибудь и там?

В е р а  П е т р о в н а. Вы не очень-то глубоко изучили проблему синтеза белка.

Х м а р о в. Откуда вам это известно?

В е р а  П е т р о в н а. Мой муж интересуется операциями по пересадке органов. Проблема отторжения связана с проблемой синтеза белка. Я перевожу ему статьи из иностранных журналов.

Х м а р о в (не сразу). Что-нибудь еще?

В е р а  П е т р о в н а. Да, подайте мне, пожалуйста, пояс.

Хмаров кидает за ширму висевший на ручке кресла пояс.

Вы очень любезны. Благодарю.

Х м а р о в. Я действительно очень любезен. Продолжаю слушать вас, вместо того чтобы вышвырнуть за окно.

В е р а  П е т р о в н а (выходит из-за ширмы. За несколько минут, которые длилась эта сцена, она преобразилась). Как я вам нравлюсь теперь?

Х м а р о в. Московская модница. Из-за этого не стоило городить огород.

В е р а  П е т р о в н а. Вы городили огород, чтобы поставить на нем пугало. Взгляните на свой замысел по-иному, и вы осознаете все преимущества преображения героини. Мой шеф должен быть человеком лет пятидесяти пяти, застенчивым, скромным, деликатным, словом, вашей полной противоположностью. Если профессор старше ассистентки на двадцать пять лет…