— Спасибо, передам обязательно! — голос Мухтара дрогнул.

Полные юношеского восторга и ожидания, комсомольцы, делегаты и гости, вступили на вокзальную площадь. Здесь в синих халатах и мохнатых шапках стояли извозчики и носильщики, жаждущие подзаработать. Десятки голосов кричали: «Перенесем!», «Подвезем!» Но у бакинцев ни сундучков, ни чемоданов не было — лишь легкие сумочки или набитые до отказа портфели. Ребята были так возбуждены, что готовы были тут же устроить танцы. Мухтар любовался площадью. Яркие плакаты, лозунги, алые полотнища, трепетавшие от ветра, придавали ей необычайно праздничный вид.

— Бакинским делегатам отведен третий Дом Советов! — крикнул кто-то из встречающих.

— А где это и на чем мы туда доберемся?

— Это совсем близко, на Садово-Каретной.

— А ты думаешь, мы знаем, где эта твоя Каретная? — полушутливо сказал Акпер.

— Почему моя?

— Ладно, друг, не обращай на этого шутника внимания и скажи толком, как туда проехать, — вмешался в разговор Сергей.

— Это очень просто. Вот сядете на трамвай «Б», проедете Красные ворота, Самотечную площадь, а там и Садово-Каретная. На ней и находится третий Дом Советов.

— Ладно, поехали! — скомандовал Сергей.

Ребята пошли за Сергеем, а Мухтар стоял точно в оцепенении. Опомнившись, он бросился за ними.

Красные вагоны трамвая были набиты до отказа. Мухтару не верилось, что он наконец в Москве. Они ехали в потоке звенящих и гудящих трамваев, среди грохота телег, поднимающихся или спускающихся по Сухаревке. Мухтара поражала суета, которая творилась вдоль трамвайной линии. Ему казалось, что вся Москва собралась сюда, на этот большой базар, для продажи и купли. Кто держал самовар, кто керосиновую лампу или медный желтый тазик с длинной деревянной ручкой для варенья, а кто — старую одежду.

Мухтар смотрел и смотрел, не замечая смеха и шуток своих товарищей, жадно впитывал в себя все, что было сейчас перед его глазами. Вот дома с колоннами, вот длинная очередь у торговой палатки, вот церковь с золочеными куполами. Он был словно во сне.

Третий Дом Советов — двухэтажное каменное здание — действительно оказался очень близко. Он стоял в глубине небольшого парка. У ворот красовалось полотнище с надписью: «Добро пожаловать!»

Оформив документы, бакинцы заняли комнату на втором этаже, с окнами в парк. Она была плотно заставлена топчанами и железными кроватями. В комнате, впрочем, долго не задержались. Акпер громко прочитал программу завтрашнего дня — ему дали ее в регистратуре. Программа была обширная: посещение Интернационального детского дома Наркомпроса, экскурсия на Воробьевы горы, просмотр спектакля в Театре Революции.

— Я предлагаю, — заявил Акпер, — совершить раньше две самых важных экскурсии: первую — в баню, а вторую — в столовую. И то и другое крайне необходимо с дороги, даже в Москве.

— Что ты, какая столовая! — вскипел Мухтар. — Москву нужно смотреть, понимаешь, — Москву…

— Акпер дело говорит, — успокоил его Арам. — Помоемся, поедим и пойдем смотреть Красную площадь.

Пришлось подчиниться, тем более что этот распорядок был принят абсолютным большинством шумливых обитателей Дома Советов.

Впрочем, обед не отнял много времени, жиденький суп и немного пшенной каши, великолепное по тем временам угощение, были съедены с завидной быстротой.

Молодежь высыпала на улицу. Бакинцы присоединились к группе киевлян. Уже в пути к ним примкнули посланцы из Средней Азии. Подхватив друг друга под руки и образовав длинную цепь, они двинулись с песнями по улицам столицы первого в мире рабоче-крестьянского государства.

Мухтар с интересом смотрел на зубчатые стены и островерхие башни Кремля. Он вспомнил минареты Мекки. Как зачарованный смотрел на фронтон Большого театра: вздыбленные, запряженные в колесницу кони, казалось, вот-вот сорвутся и умчатся вперед в безудержном беге.

В Дом Советов вернулись поздно вечером и сразу повалились спать. С утра, после завтрака, делегаты стали разбиваться на группы. Мухтар, Акпер и Наташа с Сергеем присоединились к ребятам, пожелавшим посетить Интернациональный детский дом Наркомпроса. Они добрались до Арбата и свернули в Старо-Конюшенный переулок. Вот и детский дом.

Изнутри доносился веселый гул детских голосов. Гостей встретила приветливая седая женщина с молодым лицом. Мухтар с любопытством оглядывался вокруг и невольно сравнивал этот дом с приютом миссис Мэри Шолтон. Хотя обстановка здесь была гораздо проще, беднее, чувствовалось, что ребятишек здесь любят. Бойкие, веселые, они во все глаза разглядывали гостей.

— В нашем доме, — объяснила гостям заведующая, — воспитываются дети героев гражданской войны, политических эмигрантов и революционеров Запада, погибших в тюрьмах царской России. Почти все они сироты.

— А этот откуда? — шепотом спросил Мухтар у Наташи, показывая на чернокожего мальчонку с курчавыми волосами, толстыми губами и чуть приплюснутым носом.

— Не знаю, — пожала плечами Наташа. Но заведующая, заметив, что чернокожий мальчик заинтересовал гостей, пояснила:

— Это Чарли Джексон — сын американского негра-коммуниста. Его родители погибли во время крушения поезда. Чарли — умный мальчик и отличный товарищ. Его очень любят наши ребята, и он уже свободно объясняется с ними по-русски, хотя иной раз и вставляет в разговор английские слова.

— Поговори с ним, — толкнул локтем Мухтара Акпер.

— Что ты, — смутился Мухтар, — неудобно!

Они говорили по-азербайджански, и заведующая спросила:

— А на каком языке вы разговариваете?

— На азербайджанском, — ответил Акпер. — А вот наш товарищ Мухтар — араб, он умеет говорить по-английски, потому что воспитывался в английском приюте в Индии.

— Так это же очень интересно! — воскликнула заведующая. — Пусть он расскажет о себе нашим ребятам. Пройдемте в зал…

Ребята обступили Мухтара со всех сторон. Он стоял сконфуженный и не знал, с чего начать. И вдруг тишину разорвали аплодисменты, громкое «ура» прокатилось по всему дому. Все обернулись к дверям. Мухтар увидел, что в зал вошел и остановился человек среднего роста, с высоким лбом, небольшими усами и темной бородкой клинышком. За стеклами пенсне — умные глаза. Дети со всех сторон ринулись к дверям и окружили его, радостно крича: «Анатолий Васильевич! Здравствуйте, Анатолий Васильевич!»

— Кто это, кто это? — схватил Мухтар за руку Наташу.

— Луначарский Анатолий Васильевич, — шепнула Наташа, не сводя глаз с наркома.

— Луначарский? — переспросил Мухтар. И вдруг обернулся, ища глазами Акпера, увидел его рядом с собой и почти закричал: — Акпер, письмо, где письмо?

— Какое письмо? — не сразу понял тот.

— Письмо к наркому, товарищу Луначарскому!

— Да не волнуйся ты, все будет в порядке, — успокаивал Мухтара Акпер. — И не здесь же, на ходу, вручать его.

Между тем Луначарский, окруженный ребятами и воспитателями, едва успевал отвечать на вопросы.

— У вас, кажется, гости? — обратился он к заведующей. — Надо полагать, это — делегаты Третьего съезда?

— Да, Анатолий Васильевич, и один из них — араб и воспитывался в английском приюте в Индии. Мы только что собирались послушать его рассказ.

— Это интересно, — заметил Луначарский, — где же он?

Акпер подтолкнул Мухтара вперед.

— Товарищ Луначарский, вот он — Мухтар ибн Хусейн. Мы как раз привезли вам письмо от товарища Дадаша Буният-заде и собираемся к вам на прием в Наркомпрос.

— Сперва давайте познакомимся с Мухтаром, а потом уже с письмом, — шутливо сказал Луначарский и протянул Мухтару руку. — Ну, давно в Москве?

— Нет, мы только вчера приехали, — ответил за него Сергей.

Задержав на секунду взгляд на Мухтаре, Анатолий Васильевич сказал:

— Давайте-ка ваше письмо.

Акпер вручил письмо. Нарком просвещения быстро вскрыл конверт, прочитал написанное и, передав письмо следовавшему за ним секретарю, сказал:

— Возьмите, пожалуйста, и закажите ребятам на завтра пропуск ко мне, так часов на одиннадцать. Позже мы с представителями делегаций должны быть у Владимира Ильича.