Изменить стиль страницы

— Конечно, можно, — подбодрил Акпер.

— Ну, ребята, пошли есть, — позвала Наташа, — а то столовую закроют.

— О, шикарный завтрак! Сладкий чай, две галеты, овсяная каша! — воскликнул Акпер. — Я бы не прочь заодно и пообедать.

— Можно подумать, ты все время о еде помнишь, — заметила Наташа.

— А как же, без пищи и голова не будет работать.

Мухтару было не до шуток. Он встал, собрал все тарелки и ложки, отнес их и торопливо вернулся к своим друзьям.

— Ну, пойдемте же!

— Если уж ты так спешишь, то пойдем, — и Наташа протянула ему руку.

Мухтар на миг задержал взгляд на ее руке, а когда поднял голову, его глаза встретились с глазами девушки. Мухтар растерялся. Ему было очень не по себе. Наташа заметила его смущение. «О мой мавр! Какой же ты красивый, чистый, горячий», — подумала она и, желая как-то успокоить его, сама взяла его под руку:

— Ну как, смуглолицый брат мой, пойдем?

— Пойдем!

День был ветреный. Тусклое небо не обещало ни солнца, ни тепла. Вместе с ними вышла большая группа советских делегатов и зарубежных гостей.

— А тебе не будет холодно? — блеснула своими светло-голубыми глазами Наташа, обращаясь к Мухтару.

— Если им не холодно, то почему я должен замерзать? — Мухтар показал на трех молодых негров, которые шли впереди.

— Как же ты будешь без пальто?

— А у меня его никогда не было.

Наташа искоса взглянул на Мухтара. Щеки его уже розовели от холодного ветра и в глазах стояли слезы.

— Что с тобой, плачешь?

Парень улыбнулся.

— У меня всегда от ветра текут слезы.

Так за разговором они вышли на Малую Дмитровскую улицу. Мимо них с шумом и звоном прошел трамвай. Неожиданно для всех Мухтар вдруг бросился за трамваем, на ходу вцепился во что-то, сел на буфер заднего вагона и стал восторженно махать рукой товарищам.

В ответ Акпер показал ему кулак. Вскоре трамвай остановился, и Мухтар в веселом настроении зашагал навстречу друзьям. Но радость его тут же погасла. Акпер с возмущением и негодованием набросился на него. Казалось, он вот-вот влепит ему звонкую пощечину, но Наташа успела удержать его.

— Ты, дикий бедуин! — закричал Акпер. — Ты что, забыл, что это Москва, а не твоя пустыня? Что ты позоришь нас? И сколько тебе лет?

— Да, дорогой мой, разве в твоем возрасте поступают так по-детски? Ты же юный революционер, — ласково обняв Мухтара за плечи, пожурила Наташа.

— Вот-вот, от твоей нежности он и портится, — продолжал Акпер. — Почему-то каждую минуту я жду от него какого-нибудь безрассудства.

Сергей взял Мухтара под руку. Спокойно сказал:

— Акпер прав. Ты ведешь себя так, будто… — поймав взгляд Наташи, Сергей оборвал себя на полуслове.

— Хватит! Он больше не будет.

Мухтар покраснел. «Почему я не могу кататься? — спрашивал он себя, опустив глаза. — Деньги не плачу, и хозяин трамвая от этого не пострадает. Что в моем поведении дурного?»

— Ему кажется, что это тоже мужество, — продолжал Акпер. — Вспомни свои рассказы, с каким трудом добрался ты до России. А сейчас решил стать инвалидом. Ведь в один миг можно ноги потерять.

— И не где-нибудь, а в Москве, — заметил Сергей.

Они дошли до Коммунистического университета имени Свердлова, где должен состояться III съезд Союза российской коммунистической молодежи. На фасаде празднично украшенного дома висел огромный портрет Ленина, флажки, гирлянды, ленты, а через всю улицу было протянуто красное полотнище с надписью: «Привет делегатам III съезда Коммунистической молодежи Советской России!»

— Вот где будет проходить нага съезд, — сказал Сергей и, не без гордости обращаясь к Мухтару, добавил: — Мое сердце переполнено радостью и за тебя… Ты, сын арабского народа, будешь желанным гостем нашей молодежи.

— Вот так, — с лукавой улыбкой заметила Наташа и как-то неожиданно для себя самой чмокнула его в щеку.

Но Мухтар как-то очень спокойно реагировал на слова Сергея. Он долго молчал, будто был чем-то обижен и недоволен. На Страстной площади, услышав звон колоколов, он вдруг ожил.

— У вас муэдзин, а у нас, видишь, колокола зовут на молитву, — сказала Наташа.

— Колокола и в набат бьют, на борьбу призывают, — заметил Сергей.

— У нас нет колоколов, — сказал Мухтар. — Можно туда войти?

Огромные железные ворота монастыря были открыты настежь. Справа и слева от них стояли и сидели нищие: женщины с детьми на руках, старики, слепые, инвалиды войны. Одни — с протянутыми руками, другие — с железными кружками. Они без конца крестились, отдавали поклоны входящим.

— О чем они шепчут? — тихо спросил Мухтар, наклонившись к Наташе.

— Молятся и милостыню просят.

Мухтар с любопытством смотрел на женщин в черных одеяниях, которые суетились, как черные вороны в поисках пищи. Ему казалось, что они носят траур по своим родным и близким. И, обращаясь к Наташе, он снова спросил:

— У них что, горе?

Наташа не удержалась, засмеялась.

— Нет, эти женщины обижены судьбой и вот решили стать монашками, отказаться от всяких радостей жизни…

Вдруг издали донеслись звуки маленького духового оркестра. Минорные, замедленные, они ворвались неожиданным диссонансом. Вдоль тротуара продвигался белый катафалк, запряженный двумя парами белых и черных лошадей, на катафалке стоял гроб, на нем — позолоченное покрывало и цветы. Гроб сопровождала большая толпа. Мухтар впервые видел такую похоронную процессию.

Сергей и все остальные сняли шапки, и он, глядя на них, опустил голову. Минуту спустя юноша с любопытством смотрел на белых лошадей. Уж очень они были нарядными и красивыми.

Ребята двинулись дальше. Мимо со звоном пролетали, покрикивая на мохнатых лошадей, извозчики в черных поярковых шапках, легких тулупах с красными матерчатыми поясами. Чеканя шаг, прошел большой отряд красноармейцев в серых шинелях, шлемах-буденовках. Бойцы пели бойкую песню с повторяющимся припевом. Кричали мальчишки-газетчики. Мужчины и женщины в странных костюмах, в кожаных тужурках — кого только здесь нет! Москвичи казались Мухтару похожими друг на друга.

Они прошли всю Тверскую и дошли до Охотного ряда. На перекрестке у палатки ребята увидели длинную очередь. Женщины были в цветастых платках, длинных юбках. Очередь напомнила Мухтару хвост большой бумажной змеи, состоявший из мелких цветастых лоскутков, готовый взлететь при первом порыве ветра. Юношей овладело какое-то странное чувство грусти. Наташа уловила, как изменилось выражение его лица, в один миг он весь ушел в себя.

— Что с тобой, заболел? — озабоченно сказала она.

— Так, ничего, — ответил Мухтар тихо. — Вот мы гуляем по Москве, а мне все еще не верится, что это — правда. Я среди вас, добрых людей, и в столице России.

Наташе хотелось что-то сказать ему, но они уже подошли к Троицким воротам Кремля, и всех охватило волнение: заказаны ли им пропуска.

Сергея отправили вперед, к окошку, где выдавали пропуска. Сергей протянул документы и тут же получил пропуск на четверых. Радостно подмигнув друзьям, он воскликнул:

— Братцы, пошли, видимо, бог любит нас!

— Любит, Сереженька, любит! — ласково и радостно согласилась Наташа.

Молодой красноармеец проверил пропуск:

— К товарищу Луначарскому?

— Так точно, — ответил Сергей.

— Вы там уже были?

— Нет.

— Он живет в Потешном дворе. Идите прямо. После арки — первое здание направо.

Ровно в назначенное время, в одиннадцать часов, Мухтар, Акпер, Наташа и Сергей поднялись по железным ступенькам на второй этаж, где жил нарком просвещения Луначарский.

Анатолий Васильевич встретил ребят улыбкой.

— Письмо товарища Буният-заде я прочел. Постараемся помочь вашему подопечному.

Он задал два-три вопроса каждому из ребят, затем обратился к Мухтару. Юноша от волнения не мог сидеть на стуле. Он встал. И с трудом начал объясняться по-русски. Заметив это, Луначарский сказал:

— Говорите по-английски, я немного знаю этот язык…

И Мухтар начал говорить по-английски. Выслушав Мухтара, Луначарский обратился к его друзьям.