Увидев его, старик онемел от неожиданной радости.

— Ба! Ба!.. Мухтар?! Сын мой, какими судьбами?! — изумился он. — А мы думали, что тебя давно съели мазендеранские тигры. Что же ты никаких вестей о себе не подавал?

Обняв и поцеловав юношу в лоб, Мешади-Касым посадил его подле себя, тут же приказал принести чай и достал из банки брынзу.

— Садись, будем пить чай, — сияя всеми своими морщинками, сказал он. — Я рад, я очень рад тебе! — И, ломая горячий лаваш, продолжал: — А знаешь, наш Сулейман с родителями уехал в Тифлис, и брат уже открыл там сапожную мастерскую. — Он поднял обе руки к небу, воздавая хвалу аллаху. Запивая чаем горячий лаваш, Мешади-Касым спросил: — А ты что, тоже перешел в их веру?

Мухтар, лукаво улыбаясь, молчал.

— Скажи, скажи мне на ухо, я никому не проговорюсь, — наклонился к нему Мешади-Касым. — Может быть, и ты тоже, подобно некоторым, надумал воспользоваться удобным моментом и записался в большевики?

— Не знаю, кто как записался, а я готов голову сложить за свободу, — тихо и убежденно ответил он и, допив свой чай, шепнул: — А между прочим, я собираюсь в Москву!

— В Москву? — переспросил пекарь. — Посмотрите, посмотрите на этого бедуина! Что значит советская власть: собирается в Москву! Нет, только взгляните на него! Не знал, где ночевать, а теперь в столицу России собирается… в Москву!.. — сказал он и, помолчав, доверительно спросил: — Кто тебя отправляет, наверно сам доктор Господин Нариманов или Али Гайдар Караев?

— Разве им сейчас до меня, муравья. Спасибо Сулейману, это его друзья позаботились обо мне.

— Сулейман? — не без гордости воскликнул Мешади-Касым. — Мой племянник? Нет, не может быть.

— Клянусь этим хлебом! — Мухтар оторвал маленький кусочек лаваша и, поцеловав его, бросил воробьям, которые стайками летали возле чайханы.

Мешади-Касым взял свой длинный чубук и, несколько раз глубоко затянувшись горьким табачным дымом, сокрушенно вздохнул и с грустью произнес:

— Жаль, что нельзя вернуть молодые годы. Совсем по-другому построил бы я свою жизнь!..

— Погодите, дядя Касым, — сказал Мухтар, — скоро весь мир изменится. Ленин — самый честный и преданный революционер. Он думает только о благополучии простых людей, а не о буржуях…

— Да, это ты верно говоришь! — согласился Мешади-Касым. — Разве можно сравнить сегодняшнюю нашу жизнь с той, которая была при мусаватистах. Тогда со страху сон из глаз бежал. Одни эти гочи — головорезы чего стоили! Слава аллаху, дальше еще лучше будет. Я верю им, твоим большевикам. Верю, что придет время и все будут сыты и одеты.

— Отчего не хватает продуктов? — решил показать свои знания Мухтар. — Вначале царь воевал с немцами, а потом турки, мусаватисты, белогвардейцы, империалисты всех мастей мешали советской власти взяться за хозяйственные дела…

Пекарь слушал и улыбался.

— О, каким умным ты стал, все понимаешь. Так ты точно едешь в Москву?

— Еще не знаю, так говорят.

— А дорогу в Москву кто тебе оплатит?

— Наверное, они же, — ответил Мухтар и встал. — Ну, мне пора в типографию!

— Что тебе там делать? Лучше пойдем к нам ужинать.

— Нет, не могу, собрание, я должен быть там…

— Ну что ж, задерживать не буду, дело есть дело… — Мешади-Касым встал, прощаясь, обнял Мухтара. — Иди, добрый путь тебе, мальчик мой!

Вечером в типографии состоялось очередное комсомольское собрание. Мухтара избрали в президиум, и он сидел за столом, краснея от смущения и стараясь не глядеть в зал. После короткого доклада о международном и внутреннем положении Советской страны комсомольцы приступили к выборам делегатов на Третий Всероссийский съезд комсомола. Ребята избрали Акпера, Василия и Арама. После того как закончилось голосование, Акпер сообщил, что удалось получить еще один — гостевой билет.

— Я предлагаю, — сказал Акпер, — отдать этот гостевой билет нашему боевому товарищу Мухтару ибн Хусейну.

Бурные аплодисменты встретили предложение Акпера.

— Правильно, не возражаем!

Мухтар не верил себе, хотя его заранее обо всем предупредили. Это слитком невероятно: вот он очнется — и все окажется сном. Но Акпер шутя ущипнул его за руку и шепнул: «Поздравляю тебя, коммерсант. Вместе поедем в Москву».

— Спасибо, Акпер, — сказал Мухтар и почувствовал, как по его щекам катятся слезы. Он вскочил и вскрикнул: — Спасибо вам, товарищи мои! — и, повернувшись к президиуму, бросился к Акперу. — Спасибо!.. — задыхаясь от радости, обнял его и начал целовать.

Собравшиеся смеялись и аплодировали. Акпер с трудом оторвал Мухтара от себя и посадил на место.

— Почему мне спасибо? — улыбнулся Акпер. — Ты заслужил это, товарищи тебе доверяют…

Через несколько дней, в последних числах сентября, к двум часам шумливая молодежь заполнила узкую платформу бакинского вокзала — провожали бакинских комсомольцев, делегатов III съезда, в Москву.

…На зеленом боку пассажирского вагона белеет табличка «Баку — Москва». Над запертой дверью квадратик с цифрой «4». Посадка еще не началась. Толкотня, смех, веселые восклицания… Но Мухтар ничего не замечает. Он стоит у вагона и, изредка касаясь рукой белой таблички, в сотый раз шепчет: «Баку — Москва».

— Итак, Мухтар, впереди у нас Москва!

— Да, Москва, — завороженно повторил Мухтар. — А в Москве — Ленин! Ты понимаешь, Акпер, — Ленин! И мы его увидим, ведь правда?

— Конечно, увидим, — горячо подтвердил Акпер. — Увидим и услышим. Не может быть, чтобы Ленин не пришел на съезд своей молодежи.

Акпер вдруг увидел кого-то в толпе и громко крикнул:

— Эй, сабунчинцы, Наташа, сюда, сюда, к нам, в наш вагон.

Наташа, вместе с другими своими попутчиками, мигом оказалась у четвертого вагона.

— Привет, Мухтар!

Юноша по-прежнему находился в каком-то странном оцепенении, ему казалось, что перед ним стоит малознакомая девушка.

— Привет, Мухтар! — чуть удивленно повторила она.

— Ах да, здравствуй, Наташа! — ответил Мухтар, а сам все не сводил глаз с двери вагона, ожидая, когда же наконец она откроется.

Движение, шум, прощальные слова… Но Мухтар всего этого не видит. Он боится, как бы не упустить момент, не остаться на платформе. Но вот дверь отворилась, из вагона на платформу спустился проводник и простуженным баском объявил:

— Посадка начинается. Приготовьте документы. Соблюдайте порядок, не толпитесь, товарищи!

На секунду Мухтара будто подменили. Боясь не попасть в вагон, он ринулся к двери, отчаянно работая локтями. Наташа оказалась впереди него, и он толкнул ее плечом.

— Медведь! — воскликнула Наташа. — Ты что толкаешься?

Он смущенно посмотрел на нее, извинившись, пропустил девушку вперед, быстро вскочил на ступеньки, прошел внутрь вагона, забился в одном из отделений в угол и, успокоившись, прильнул лицом к окну. У Мухтара был такой вид, будто ему угрожает страшная опасность, а он готов сопротивляться до конца и никакая сила не заставит его оставить вот этот клочок места на деревянной полке вагона.

Товарищи, прошедшие за Мухтаром в вагон, расселись потеснее и тоже, — правда, не столь бурно, как Мухтар, — выражали явное нетерпение, поминутно поглядывали через вагонное окно на большие станционные часы.

Наконец раздались три долгожданных удара, послышалась пронзительная трель кондукторского свистка, паровоз рявкнул, и поезд тронулся. Мухтар чуть побледнел и закрыл глаза. Ему не хотелось ничего видеть и слышать, а только вот так сидеть и ощущать всем своим существом мерное подрагивание вагона: значит, он едет, едет, едет!

Товарищи заметили странное состояние Мухтара, но, пожалуй, только Акпер до конца понимал, что с ним творится. Он-то хорошо знал, как мечтал Мухтар о поездке в Москву. И когда Наташа попыталась подшутить над Мухтаром и упрекнуть его, как она выразилась, в «неджентльменском» поведении, Акпер тихо шепнул ей: «Не трогай его сейчас, Наташа, а то заплачет».

Минут через сорок поезд подошел к станции Баладжары и остановился. Мухтар испуганно вздрогнул: