— Аллах!.. Аллах!.. Спаси нас!.. — закричал лодочник. — Держитесь, держитесь крепче!

Мухтар схватился за борт лодки. Вода со страшной силой обрушилась на людей. Еще один такой удар — и они окажутся за бортом.

Бой был совсем коротким. Вскоре один из стервятников, выпустив хвост черного дыма, упал в море, а остальные, освободившись от груза, спаслись бегством.

Серая бледность покрыла лицо лодочника. Заметив это, Мухтар предложил:

— Отец, давайте я вам помогу!

— Я буду получать деньги, а ты за меня работать! — возразил старик. — Нет, у меня есть совесть. — И, подняв глаза к небу, громко запричитал: — О, злой инглиз, бессердечный инглиз! Пусть твое сердце превратится в пепел! Пусть сгорит дотла твой дом, подлый палач ты, инглиз! Что тебе надо от нас? Сидел бы дома и ел спокойно свой хлеб…

— Если бы волки не промышляли, то сдохли бы от голода, — заметил Мухтар.

Сидящие в лодке рассмеялись. Так, с шутками, «Иране-азад» достигла берега. Мухтар поспешил в городской комитет Союза коммунистической молодежи. На главной улице города, где обитали лавочники и купцы, Мухтар увидел взволнованную женщину с открытой головой. Держа в руке револьвер и переходя от одной лавки к другой, она возмущенно говорила:

— Разве вы мужчины? Все прилипли к своим мешкам. Где ваша честь и достоинство? Бегите туда, к берегу… У моря песок окрасился кровью ваших жен и детей! Кого вы еще ждете?! Нового пророка или спасителя? Не ждите его! Наше спасение в самих себе, в борьбе! Наденьте патронташи, возьмите винтовки и идите защищать ваших детей, матерей, свою жизнь!

Голос ее звучал призывно и гневно. Черные огненные глаза метали такие молнии, что никто не осмеливался ей перечить. Огромная толпа людей торопилась к берегу. И Мухтар изменил путь — он побежал к морю.

Британские стервятники сделали свое черное дело: на берегу лежало с десяток мальчиков и девочек. Матери рвали волосы, оплакивая своих мертвых детей.

Эта картина так взволновала Мухтара, что он заколебался — стоит ли ему уезжать. «Какой же я революционер, если бегу с поля боя, стремлюсь в Москву? — думал юноша. — Да как же после этого я встречусь с Лениным? Какими глазами я посмотрю ему в лицо? — спрашивал он себя. — Нет, никуда я не поеду!»

В городском комитете Союза коммунистической молодежи Мухтара радушно встретил секретарь Имам-заде.

— Мы уже две телеграммы получили: тебя ждут там, в Баку, — говорил он.

Удивленный отказом Мухтара, он продолжал:

— Революция наша и без тебя победит…

И, обращаясь к членам горкома, Имам-заде с досадой добавил:

— Вы только подумайте: десятки молодых иранцев жаждут поехать в Россию, в Москву, а он говорит, что совершит предательство, если сейчас оставит Гилян… Вот тебе-то и надо ехать в Москву. Расскажешь обо всем товарищу Ленину. Ведь вся наша надежда на поддержку Советской России… Не корчи из себя героя… Мы с тобой маленькие винтики революции.

Мухтар, еле сдерживая себя, покраснел.

— Да, это верно, вы обойдетесь здесь и без меня. Но товарищ Ленин может сказать: «Если английские генералы творят такие беззакония, зачем же ты приехал в Москву? Надо было остаться там и воевать!»

— Ты за товарища Ленина не решай, — жарко ответил Имам-заде, — и не забудь, что он учит нас подчиняться дисциплине. Дисциплина — железный закон революции. Раз тебя вызывают в Баку, значит, ты должен ехать, а не рассуждать!

…На следующий день, уже к вечеру, Мухтар расстался с Гиляном. Пароход «Степан Шаумян», покинув чужие берега, направился домой, в Баку.

Стоя на палубе, Мухтар смотрел на уплывающие в вечернюю мглу огни Энзели. Юноша был в галифе и военной гимнастерке с красными петлицами, которыми не уставал любоваться. Если бы не эти петлицы, он ни за что бы не расстался со своим патронташем — ведь ленты патронташа, перекинутые через плечо, придавали ему такой воинственный вид. Впереди его ждала Москва, встреча с Лениным. Но оставлять и тех, с кем он воевал и дружил, было очень грустно. Сияющей темно-синей скатертью расстилалось море. Огромная луна плыла в небе, разливая вокруг потоки бледного света. Небо и море были таинственными и прозрачными, как во сне…

В памяти Мухтара воскресли давно минувшие дни, когда он ехал в Мекку к берегам Джидды. Вспоминались миражи безбрежной пустыни, волны сыпучего белого песка, освещенного таким же серебристым лунным светом. Подгоняемые стремительным ветром, бегут и бегут пески, образуя новые складки, как складки на тяжелой блестящей ткани…

Тихий плеск воды о борт корабля снова возвратил его к действительности.

Заложив руки за спину, с трубкой в зубах, мимо медленно прошел матрос. Шаги его звучно раздавались в тишине. Через некоторое время он снова прошел мимо. Мухтар не обращал на него внимания. Тогда он резко повернулся:

— Мое лицо тебе ничего не говорит?

Юноша растерялся и стал пытливо и внимательно всматриваться в матроса. В нем было что-то знакомое, но морская форма и бритое лицо мешали ему вспомнить, где и когда он встречал этого человека.

— Анатолий Марченко! — сказал матрос веселым голосом и слегка ударил Мухтара в грудь. — Мы с тобой в одной камере сидели в Баиловской тюрьме. Ну как, еще хочешь в Москву?

Мухтар просиял.

— Аллах мой, неужели это вы? — воскликнул он, не веря своим глазам. — Ой, дорогой товарищ Анатолий!.. Вас совсем не узнать.

— Да, тогда я немного иначе выглядел, — добродушно рассмеялся Марченко. — Бородатый, обросший, как леший… Теперь совсем другие дела пошли: своя власть, свое море. Видишь, какой простор для души, — он сделал широкий жест. — Матушка-Россия стала советской…

Неожиданно лицо Мухтара помрачнело.

— Скажите, товарищ Анатолий, Красная Армия навсегда останется в Гиляне?

Марченко ответил не сразу. Он затянулся крепким табачным дымом и сплюнул за борт.

— Дорогой мой, пойми, ведь Красная Армия — не армия захватчиков. Она только пришла на помощь. Гилян сам будет решать, какое правительство выбрать: республиканское или Ахмед-шаха. Я рад нашей встрече… Ты мой гость, пошли ко мне ужинать, — предложил Марченко.

Вскоре Мухтар сидел у комиссара.

— Прошу, дорогой! — сказал хозяин каюты. — Чем богаты, тем и рады.

На столе, накрытом цветной скатертью, лежали отварной рис, жареная каспийская рыба, тонкие лаваши, стоял чайник с горячим чаем.

Мухтар сел. Он все еще чувствовал себя неловко и сидел в напряженной позе, положив руки на колени.

Комиссар заметил это.

— Ну, братец мой, давай не стесняйся, — ласково сказал он. — Мы ведь с тобой старые друзья… Чувствуй себя свободней.

Мухтар смутился и промолчал.

— Налью тебе крепкого чая, ведь ты его любишь, — серьезно сказал Марченко. — А я примусь за рыбу.

Соблазн был большой, и Мухтар подвинул к себе стакан.

За едой Марченко рассказал Мухтару о своей службе.

— Да, теперь я комиссар этого корабля. Правда, судно очень потрепанное, но все же служит революции… Ничего, со временем у нас будут совсем другие корабли… Советской России надо вооружаться. История обязывает нас стать сильными, хорошо вооруженными, чтобы иметь возможность вовремя обуздать империалистов, защитить нашу революцию и, если потребуется, оказать помощь другим народам, и вашим арабам тоже. Нам нельзя сидеть сложа руки.

Мухтар внимательно слушал комиссара, а потом неожиданно сказал:

— А знаете, товарищ Анатолий, кажется, я поеду в Москву!

— О, какой ты счастливый! — воскликнул комиссар. — Что же ты молчал, такое событие нельзя не отметить! — Он достал из тумбочки вино, налил себе и Мухтару. — Ну, давай выпьем за Москву!

Мухтар смутился.

— Ну что же, ты ведь мужчина, да еще боец.

Мухтар нерешительно приблизил стакан к губам, но тут же поставил его обратно на стол.

— Извините, не могу, мне еще рано пить вино, — оправдывался он.

— Ну, дело хозяйское… Тогда наслаждайся чаем, — он протянул руку к чайнику, но Мухтар остановил его:

— Нет, нет, я сам, вы старше меня.