Выяснилось что в 1938 году, за год до перехода границы СССР, он добровольно поступил на службу в японский карательный отряд и не раз принимал активное участие в карательных экспедициях против китайских партизан. В феврале 1939 года японская разведка завербовала Хан Янина и его забросили на территорию СССР со шпионским заданием — собрать данные о дислокации частей Красной Армии в приграничных районах с Маньчжурией, се личном составе, вооружении, техническом оснащении. Тогда он не смог выполнить задание: при переходе границы советские пограничники задержали его.
Тут бы, как говориться, и понять, что кривая тропка к добру не приведет. Однако Хан Янин предпочел путь шпиона.
А. МИНАИЧЕВ
ОДИН В ДВУХ ЛИЦАХ
Васильев уже собирался домой, когда позвонил заместитель министра Сакенов.
— Зайдите, Петр Викторович,— сказал полковник.— Есть дело.
Невысокого роста, подтянутый и обычно спокойный, Байзулда Сакенов на этот раз был чем-то, встревожен. Он сидел за большим письменным столом и его слегка прищуренные, отливающие желтизной, темные глаза отражали озабоченность.
Подполковник Васильев поздоровался, сел на стул. Сакенов сказал:
— Вчера в полночь службой ВНОС[36] было зафиксировано нарушение воздушного пространства Молдавии. Пройдя по курсу на Тирасполь, самолет возвратился обратно и западнее города Измаила ушел в сторону Румынии. Вскоре на железнодорожной станции Бендеры был задержан, а после выяснения личности арестован Умяр Деникаевич Юсипов. Он оказал сопротивление и пытался покончить жизнь самоубийством с помощью яда.
Юсипов, он же Измаил Ахметович Османов, оказался агентом иностранной разведки. Самолет, с которого был выброшен на парашюте Юсипов-Османов, стартовал из Афин. Вместе с агентом летел еще один человек. Его обнаружить пока не удалось, объявлен всесоюзный розыск. Возьмите шифровку, наметьте необходимые мероприятия на территории Казахстана.
Сакенов встал, подошел к карте, стал разглядывать надписи, где предполагалась выброска второго агента-парашютиста.
— Сдается, это задание — спланированная антисоветская акция из уже известной нам кампании, направленной на то, чтобы выведать наши государственные секреты.
Со слов Юсипова-Османова стало известно, что второй агент после приземления должен выехать в Казахстан. По данным органов госбезопасности Молдавии, собранным через поисковые группы, им, возможно, является некий Сергей Федоров. Ему около 25 лет. По паспорту проживает в Москве. При проверке документов работниками милиции Федоров, кроме паспорта и военного билета, предъявил справку, что работает на табачной фабрике «Ява», сейчас находится в отпуске.
— Я прошу,— сказал Сакенов,— позаботиться, чтобы наши мероприятия по розыску этого опасного преступника выполнялись четко. Держите меня в курсе дел.
Между тем Федоров, выйдя из опасной зоны, продвигался на восток, хотя и не быстро, но, как ему казалось, уверенно и без серьезных осложнений. Об аресте летевшего в самолете с ним парашютиста он не знал. Фальшивые документы, которыми был снабжен разведкой на территории ФРГ, сыграли свою роль. С помощью их, на первых порах, ему удавалось избежать разоблачения. И вот спустя некоторое время он попадает в поле зрения петропавловских чекистов.
* * *
...Было около полудня, когда уже немолодой мужчина в сером костюме несмело перешагнул порог кабинета начальника оперативного отдела областного управления майора Кудрявцева.
— Я Горохов,— представился он.— Утром звонил, просил принять по неотложному делу. Но в конце месяца, как обычно, на заводе аврал. Вот начальник цеха и задержал малость. Извините...
— Конечно, план надо выполнять,— улыбнулся Кудрявцев, вставая из-за стола.— Проходите, Савелий Иванович, садитесь. Мне уже говорили о вас.
Кудрявцев позвонил. Вошел капитан Иванов с красными от бессонницы глазами.
— Я вам нужен, Александр Никитич?
— Да, очень! — Давайте, Василий Романович, послушаем, что скажет Савелий Иванович Горохов, который еще ночью приходил к сержанту милиции Каргину. Запишите все, что считаете полезным. Итак, слушаем вас, Савелий Иванович.
— Вечером в воскресенье,— сказал Горохов,— я был на футбольном матче и домой вернулся уже в сумерках. Жена предупредила: «Тебя ожидает фронтовой друг Сережа». Признаться, я никого, не ожидал в столь поздний час. Прошел в комнату. За столом сидел мужчина и читал свежую газету. Я не сразу сообразил, кто этот человек. А он, улыбаясь, подает мне руку, здоровается. «Своих,— говорит,— не узнаешь, Савелий. Нехорошо!» — «Ба! Кузьма Сараев. Да ты ли это? — невольно вырвалось у меня. — Какими судьбами? Домой едешь или как?» — «Тише, Савелий,— предупредил Кузьма, поглядывая на дверь.— Отныне называй меня Сергеем. Так надо. Да я к тебе не надолго. Сегодня же уеду». Лицо гостя как-то сразу изменилось, помрачнело. Его предупреждение насчет имени, меня насторожило, но я не подал вида. Какой-то внутренний голос подсказывал: неспроста ты, брат, стал Сергеем.
Я подумал, что гость сам скажет об этом. Кузьма вскоре прервал мои размышления. Спросил: «Как у тебя сложились дела после возвращения в Союз в 1946 году? Отсидел положенное или же сумел выпутаться?» Я ответил: «Дело мое оказалось не столь сложным. Разобрались, что к чему и через три месяца отпустили с миром. С тех пор живу вот в этом городе. Женился. Имею сына, Витей звать. Два года назад окончил техникум. На судьбу жаловаться не могу. Работаю на заводе сменным мастером. Отношение со стороны начальства и товарищей хорошее». Сараев поднял на меня удивленно глаза, со вздохом заметил: «Тебе повезло».— «А у тебя что, неприятность какая?» Кузьма снова вздохнул: «Да, понимаешь, в историю одну попал. Связано с женщиной. Ты ни о чем не говори жене, другим тоже. Мы с тобой фронтовые друзья и наши личные секреты знать никто не должен».— «Ты о чем, Кузьма, речь-то ведешь?» — «Сергей я,— прошипел сквозь зубы Сараев.— Запомни! Если узнают, нас с тобой отведут куда следует». Наступила неловкая пауза. Мы оба молчали. Сараев наконец сказал:. «Не обижайся. Мое предупреждение не лишнее. Ведь мы с тобой бывшие репатрианты, побывали в лагере перемещенных лиц. А то, что я Сергей, не удивляйся. По глупости своей пооткровенничал с одной девчонкой, но не женился. Так она наплела на меня, чего и во сне не приснится. Пришлось сматывать удочки, менять паспорт...» Открылась дверь, в комнату вошла Надежда, моя жена. Сказала, что ужин готов, но надо сбегать в дежурный магазин. «Не ходите,— вмешался Кузьма.— Я знал, что будут излишние хлопоты и заранее прихватил с собой русскую да пару бутылок пива». Подав на стол, Надежда извинилась перед гостем, ушла укладывать сына. Мы остались вдвоем, За ужином Сергей, я буду называть его этим именем, рассказал: «Выбрался из Германии только осенью сорок девятого. Надоело скитаться на чужбине. Подался к своим. Сколько пришлось перенести лишений и мытарств, пока не приобрел, документы. Об этом долго рассказывать, да и ворошить прошлое не стоит. Сделал это с одной целью: хотел спокойно жить и работать. Так я стал Сергеем. Но Светлана, о которой говорил вначале, спутала все карты. Как-то проговорился, что знаю немецкий язык. Девка за эти слова зацепилась, стала выпытывать: откуда, мол, знаю. Ну и началась между нами перепалка. Потом письмо от друга нашла: его забыл уничтожить вовремя. Узнала, что не Сергей я, пригрозила милицией. Не раздумывая, снялся с якоря, чтобы быть подальше от греха. У меня есть друзья. Отсижусь у них, пока не успокоится эта взбалмошная бабенка...» «Из рассказа я понял, что он умалчивает о главном. Но я не мог об этом сказать Сараеву прямо. Очевидно, уловив мои мысли, он спросил: «Ты что молчишь, Савелий? Или в чем сомневаешься?» — «Замечтался просто. На ум пришли события тех лет: плен, немецкие лагеря, издевательства». Сергей оживился: «Да, не сладко мы с тобой жили. Хлебнули горя, что и говорить. Об одном хочу предупредить: весь разговор должен остаться между нами. Ты слышал о выступлении Черчилля в Фултоне? Теперь бывшие союзники по коалиции перешли на другой курс и в скором времени надо ожидать больших перемен. Не исключены и военные действия. Нам об этом забывать нельзя». Вероятно, Сараев проверял меня. И я ответил: «Не искушен в тонкостях международной политики и поэтому не могу обсуждать такие вопросы. Но, думаю, сейчас войны быть не должно».