— Дело не в памяти, гражданин Кришталь, речь идет не о незначительных деталях, а об очень серьезных вещах. Подумайте.

— Нет, ничего не могу вспомнить,— сказал Кришталь после продолжительного молчания. Он уже понял, куда клонит следователь. «Кажется, я много лишнего рассказал им о своих отношениях с японцами,— думал Кришталь.— Что же дальше-то делать? Все говорить или остановиться на сказанном? А если они знают больше? Как же быть-то?»

— Вы расскажите, с какой целью, для чего вы взяли у Мориясу служебный адрес, именно служебный, а не иной? Мы хотим услышать по этому вопросу правдивые показания.

— Хорошо,— глуховатым, изменившимся голосом сказал Кришталь.— Да, адрес не домашний, а служебный, и я сам попросил его у Мориясу, чтобы при необходимости воспользоваться им, если придется иметь дело с японскими пограничными или административными властями.

— Следовательно, вы, узнав о нахождении в порту Находка лагеря японских военнопленных, умышленно искали встречи с кем-либо из разведчиков? Так?

— Да,— еще глуше ответил Кришталь,— я действительно сам искал такой встречи.

— Для чего?

— Точно я не знал, но думал, что в будущем мне это может пригодиться.

— Следовательно, едва вернувшись на Родину, вы тут же начали искать путь для вторичного побега из Советского Союза. Следствие правильно поняло ваши ответы, гражданин Кришталь?

— Да.

Кришталю показалось, что он проваливается в какую-то страшную черную бездну. Сердце закололо, стало душно. Алейников встал, налил воды из графина и подал Кришталю. Тот взял стакан, выпил воду, немного помолчал:

— Я все расскажу, все, только разрешите мне сейчас отдохнуть... Я плохо себя чувствую...

В камере Кришталь размышлял долго и мучительно. Он чувствовал, что запутался, что теперь следователь, как за ниточку, будет вытягивать из него все новые и новые сведения, а он вынужден будет говорить и говорить сам против себя... И черт дернул сюда ехать. Вон в Шанхае был Кожевников, звали его еще и Ховансом, и Пиком. И на японцев работал, и на немцев, и на американцев. Японцам выдал немало китайских подпольщиков, многие из них были расстреляны. И вот японцев прогоняют, Кожевникову грозит смертная казнь, но американцы берут его под защиту и дают возможность уехать в Америку... Или вот Сулович, американский шпион, попал в руки японцев, сидел, ему грозила смерть, но победили японцев, и американцы освободили его из японской тюрьмы, а потом в Шанхае он открыл торговлю... А здесь... Так попал, что хуже некуда. И кто знает, что грозит дальше... Вот разве что... Сейчас ведь многие разведки не торопятся расправиться с разоблаченными профессионалами, а перевербовывают их и используют в своих интересах. Если бы предложили такое, но ведь не предложат, не поверят. Чтобы поверили, надо рассказать все без утайки. Вдруг и тогда не предложат? А я мог бы работать, русский же все-таки. Перебросили бы обратно за границу... В деньгах бы только не стесняли. Сведения бы мог доставать очень серьезные. А как быть со старыми хозяевами? Пришлось бы работать, наверно, на тех и на других, те ведь тоже шутить не любят... За кого до конца-то был бы? Однако, за тех. Ох, не поверят эти, не поверят... А вдруг?..

Смятение, охватившее Кришталя, стало проходить, перед ним забрезжил слабый луч надежды, правда, настолько слабый, что он боялся вспугнуть его, но все же на что-то можно было надеяться. Настроение немного изменилось к лучшему. Это отметил про себя следователь, когда вызвал Кришталя на очередной допрос.

Кришталь дал более подробные и откровенные показания: да, в Советском Союзе он оставаться не был намерен и выпросил у жандармского полковника лоскуток с адресом, чтобы воспользоваться им как паролем в случае ухода через границу в Японию. Он обязательно хотел уйти в Японию или какую-нибудь любую другую капиталистическую страну. План у него был такой: попытаться получить из Министерства геологии СССР назначение на работу куда-нибудь поближе к южной границе. Но для нелегального перехода через госграницу нужны люди, поэтому он решил увлечь идеей богатой и беззаботной жизни за рубежом двух малограмотных рабочих Насыпайко и Соловьева (мужа Любови Насыпайко). Конечно, уходить за границу надо было не с пустыми руками, и Кришталь разными способами добывал и запоминал сведения о местонахождении, добыче и запасах стратегического сырья и редкоземельных металлов на территории Урала и Казахстана. Находясь в Северо-Уральске и Свердловске, он собрал довольно подробные данные о промышленном потенциале всего Урала, работе отдельных заводов-гигантов — Нижне-Тагильском, Златоустовском и о других крупных промышленных предприятиях. На этом допросе полностью подтвердились имевшиеся в распоряжении следствия показания свидетелей, что Кришталь собирал секретную информацию. Казалось, подследственный выложил все, неясно было лишь, для кого предназначались собранные сведения. Из ответов Кришталя само собой вытекало: сведения эти специально ни для кого не предназначались, он готов был их продать любой разведке, которая подберет его после перехода границы. Однако следователь не забыл о телеграммах, отправленных Кришталем из Свердловска в Шанхай. Это были явно условные телеграммы и служили они для связи. Но как заставить подследственного рассказать все? Возможности использования лоскутка с иероглифами как улики уже исчерпаны, надо идти дальше, а для этого нужно новое средство психологического давления на Кришталя. На следующих допросах Алейников, убедившись что Кришталь новых показаний давать не намерен, неожиданно спросил:

— А вы знаете, что у нас находится ваша бывшая супруга Авдевнина? Вы хотели бы увидеть Александру Георгиевну?

Кришталь вскочил, потом сел, растерянно оглянулся и, недоверчиво глядя на следователя, чуть заикаясь, спросил;

— А-а вы, что, намерены сделать мне с ней очную ставку? Так я не хочу ее видеть. Это — опасная женщина!

— Может быть, вы боитесь, что она отомстит вам за свою поруганную девичью честь?

Далее Алейников сказал то, о чем мог узнать только от самой Авдевниной и ни от кого больше:

— Она уже давно простила вас, Кришталь, простила даже то, как вы ее, тогда юную девушку, взяв к себе в горничные в Харбине, жестоко обманули, а потом долгое время преследовали...

Кришталь виноватым тоном сказал следователю:

— Я все понял, но я действительно не хочу ее видеть! Я верю, что она здесь или вы располагаете ее показаниями, но ведь она так озлоблена против меня! Я хотел бы сам сделать кое-какие признания...

— Хорошо, гражданин Кришталь, я слушаю вас.

И Кришталь разоткровенничался. Он рассказал, как в начале 1940 года через бывшую свою сожительницу Евгению Савченко познакомился с управляющим шанхайским отделением английской фирмы «Осбори стил компани Шефилд» Джоном Скотт-фыном. Частые встречи с ним у нее на квартире постепенно перешли в весьма дружеские отношения. В 1942 году по приказу японского командования отделение фирмы «Осбори стил компани Шефнлд» было закрыто, а к концу 1942 года Джона Скотт-фына, как и в всех почти англичан и американцев, живших в Шанхае, интернировали и поместили в отдельный лагерь. Кришталь имел туда доступ и навещал бывшего управляющего. И вот однажды Джон Скотт-фын сказал, что знает о сотрудничестве Кришталя с японской разведкой, но надеется, что Кришталь окажет некоторые услуги и англичанам. Однако «оказать услуги» пришлось лишь спустя два года. Джон Скотт-фын находился тогда в госпитале на положении «больного». Кришталь навестил его, и тот тихонько попросил установить местонахождение бывшего итальянского парохода «Конте Верде» захваченного японцами. За правдивые сведения о судьбе парохода Джон Скотт обещал хорошо заплатить. Кришталь согласился выполнить задание. С помощью одного из своих агентов он изготовил анонимное письмо, в котором содержалось сообщение, что пароход «Конте Верде» собираются взорвать. Письмо он передал японскому разведчику капитану Ватанабе и тот поручил Кришталю вместе с японским офицером выехать к месту стоянки «Конте Верде» и на месте проверить всех, кто работает на ремонте парохода. Возвратившись, Кришталь сообщил Джону Скотт-фыну, где находится пароход. Через два дня «Конте Верде» был разбомблен американскими самолетами, а Кришталь получил крупное вознаграждение — пять тысяч американских долларов.