«Странное совпадение»,— подумал я. Только вечером в старом городе мне сообщили о приезде вчерашним ночным поездом из Новосибирска трех неизвестных людей китайского происхождения: двух мужчин и одной молодой женщины. Они остановились в старом городе по улице Тринадцатой-загородной.

Улица эта проходила недалеко от городского рынка. Дома там стояли каждый как-то по-своему, беспорядочно и не имели номерных знаков. Даже сами жильцы не всегда знали номера соседних домов. Это был один из самых неуютных районов города. И поэтому люди называли его «Шанхаем».

В «Шанхае» в то время проживали многие китайцы. Большинство из них формально значились сборщиками утильсырья, а фактически занимались спекуляцией галантерейными, товарами и другой дефицитной мелочью. Шел четвертый послевоенный год, и большое жилищное строительство только намечалось. Район этот по генеральному плану застройки подлежал сносу, а пока «славился» темными комбинациями махинаторов и дельцов. Немало хлопот доставляли и хулиганы. И если приехавшие были теми, о ком речь шла в шифровке, то можно было не сомневаться, что здесь они сумели найти себе приют. Я поделился своими мыслями и сомнениями с начальником о неизвестных, прибывших ночным поездом из Новосибирска, и спросил:

— Нет ли каких сообщений из областного управления милиции?

— Нет,— ответил он.— Но эти залетные птицы попали не случайно. Может среди них и находится интересующее нас лицо.— Он помолчал и затем продолжал.— Займитесь этим делом. Медлить нельзя. Помните, что вам, наверняка, придется иметь дело с опытным и хитрым врагом, прекрасно владеющим нашим языком и хорошо знающим нравы и обычаи местного населения. Думаю, что иностранную разведку очень интересует наш промышленно-экономический район.

...Спустя 5 дней после приезда неизвестные явились в областное управление милиции. Двое из них — мужчина и женщина — встали на учет в отделе виз и регистрации иностранцев. При этом мужчина рассказал сотруднику милиции, что он с женой служил в гоминдановском консульстве в Семипалатинске. Но консульство упразднено, поэтому они приехали в Караганду на постоянное жительство.

Второй мужчина, по внешности больше похожий на монгола, документы на оформление не сдавал, хотя пришел вместе с супружеской парой. Сотрудник, беседовавший с этими китайцами, сказал, что второй мужчина присутствовал при разговоре и внимательно слушал его. Но была в его лице какая-то настороженность, во время беседы он молчал и так же молча ушел.

Почему же этот, третий, не встал на учет? Кто он такой и зачем сюда прибыл? Эти вопросы необходимо было решить и как можно быстрее. Не представило труда узнать, где он живет. Хозяйке он заявил, что пробудет у нее в доме, не более пяти дней. Он рано уходил из дому и возвращался затемно. Где он пропадал с утра до вечера и чем занимался целые дни, оставалось неизвестным.

Прошло еще некоторое время и установленным наблюдением было выяснено, что не вставший на учет в милиции человек и есть тот самый повар бывшего гоминдановского консульства в Семипалатинске Хан Янин, который не доехал до Читы, но оставалось неизвестным, почему он скрывал свою прошлую работу в консульстве.

На наш запрос Семипалатинское управление госбезопасности прислало довольно интересный ответ. Бывший повар консульства Хан Янин характеризовался общительным и довольно разговорчивым человеком. Каждый день он выходил из здания консульства с корзиной в руках и шел на городской базар, где покупал различные продукты. Там, на базаре, он часто встречался с неизвестными людьми и о чем-то подолгу разговаривал с одними и обменивался краткими фразами с другими. В письме из Семипалатинска было также сообщено, что, прописываясь там на жительство, Хан Янин сообщил о себе следующее: родом он из Китая, в 1939 году нелегально перешел государственную границу СССР со стороны Маньчжурии, был задержан Пограничниками и осужден за нарушение границы на два с половиной года лишения свободы. После освобождения из заключения проживал в Коми АССР и Карело-Финской АССР, а затем переехал в Семипалатинск.

На наши запросы из Перми и Петрозаводска ответили, что ничего предосудительного о Хан Янине сообщить не могут. Тем не менее все это выглядело теперь в совершенно новом свете. Наши подозрения о принадлежности Хан Янина к разведке окрепли. Что же привлекло его в Караганду? Пока мы посылали запросы и анализировали ответы, сопоставляя их с теми крупицами сведений, которые удалось накопить о первых днях пребывания Хана в нашем городе, он переехал на другую квартиру, сняв комнату с отдельным ходом из коридора, встал на учет в отделе виз и регистрации иностранцев и прописался на постоянное жительство.

Дело принимало неожиданный оборот, осложнялось. Похоже было, что Хан собирался надолго обосноваться в Караганде. Он к этому времени завел знакомство со многими людьми. На его квартире по вечерам часто собирались китайцы. Здесь в длительных и обстоятельных разговорах они делились воспоминаниями, рассуждали о теперешней жизни и часто говорили о будущей.

Хан проявлял повышенный интерес к самым обычным, казалось бы, разговорам. С большим вниманием разбирался он в подробностях жизни каждого и особенно в настроениях и взглядах своих собеседников. А разговоров и споров каждый раз хватало. Некоторые китайцы, что называется, молились на генералиссимуса Чан Кайши. Другие, наоборот, осуждали его правление и благожелательно оценивали победу революции в Китае, мечтая вернуться на родину. Какова была цель Хан Янина, оставалось только гадать. Можно было предполагать, что он ищет единомышленников или выявляет сторонников гоминдана и его противников. Не исключалось, что кто-то из этого окружения был тем передаточным каналом, по которому Хан получал указания и передавал свои сообщения.

Через месяц Хан Янин предупредил хозяина дома, что выезжает на несколько дней, и просил, чтобы комнату его не сдавали. Действовать нашим товарищам предстояло в незнакомой обстановке, все возникающие вопросы решать самостоятельно.

На вокзале Хан взял билет на поезд, следовавший в Петропавловск. В вагоне он вел себя спокойно, но в Петропавловске пересел на поезд Москва — Владивосток, а по прибытии в Новосибирск неожиданно покинул вагон. Почти два часа бродил он по городу, меняя маршруты и выбирая малолюдные улицы, заходил в магазины, но ничего не покупал. Нередко Хан останавливался и озирался по сторонам и даже возвращался назад. Наконец он подошел к телефону-автомату и куда-то позвонил.

... Было около пяти часов вечера, когда Хан прошел через мост за Каменку и при входе в сквер сел на скамейку. Осмотревшись, он достал газету и уткнулся в нее. Мимо проходили люди, проезжали машины. Время шло. Хан кого-то ждал. Но вот рядом с ним сел человек в темных очках. Он также внимательно посмотрел по сторонам и перекинулся с Хан Янином несколькими словами. Хан что-то передал подсевшему к нему человеку. Поговорив, они разошлись.

Через три дня Хан Янин возвратился в Караганду. С этого момента он стал ежедневно выезжать в пригородные районы. Там он подолгу крутился по улицам поселков, примыкавшим к шахтам, делая вид, что кого-то ищет.

Прошло еще около месяца, и Хан вновь заявил хозяину о своем отъезде в гости к знакомым, сказав, что на этот раз, возможно, пробудет там долго. Но, если уезжая а первый, раз, он просил не сдавать квартиру и дал хозяину задаток, то теперь ничего не сказал насчет комнаты. Для нас это был многозначительный признак. Мы поняли, что медлить нельзя.

На следующий день Хан Янин явился на вокзал и купил билет. Но уехать мы ему не дали. Задержать его удалось без шума, так что никто не обратил внимания. При обыске у Хана обнаружили детальные данные о промышленных объектах Карагандинского бассейна, подробные записи бесед с китайцами и другие материалы, изобличающие его в принадлежности к гоминдановской разведке.

На следствии Хан Янин признал, что направлялся в Новосибирск на очередную встречу с генеральным гоминдановским консулом Люй Туйлунем и вице-консулом Сей Чживенем для передачи им собранных материалов.