...Допрос продолжался. Алейников интуитивно чувствовал, что подследственного нужно подтолкнуть к еще большей откровенности, у него еще есть, что сказать. И майор предложил расшифровать смысл двух телеграмм, отправленных из Свердловска в Китай, Кришталь, помолчав, ответил:

— Гражданин следователь, я вижу, что вы располагаете такими сведениями обо мне, что просто теряюсь: не опоздал ли я признаться в главном — в том, что вернулся в Советский Союз не по своей воле...

Теперь уже внутренне вздрогнул Алейников. И возможно, что другой следователь тут же начал бы «раскручивать» подследственного, воспользовавшись его замешательством и торопливыми, плохо продуманными вопросами насторожил бы его, а потом и позволил незаметно уйти от откровенного разговора и запутать следствие. Нет, майор хотел вызвать у Кришталя ощущение, что следователь знает все или почти все и потому уверен в своих силах. Поэтому он не стал торопить с признаниями, а спокойно сказал:

— Нет, пока еще не поздно, но опоздаете, если будете спускаться так же медленно, на тормозах, как спускались до этого... Идите, отдохните и соберитесь с мыслями. Я вас вызову, но предупреждаю: сегодня вы должны рассказать все, иначе действительно будет поздно.

Кришталь вернулся в свою камеру взволнованный. Он тщательно анализировал детали последнего допроса, вспоминал предыдущие свои показания и убеждался, что следователь знает много. Как наивно рассчитывал он вначале, что удастся прикинуться всего лишь политически незрелым и уйти от разоблачения и наказания... А следователь не торопился, он вообще как будто никогда не торопился. А вопросы его? Иногда будто и незначительные, и тоном вроде бы безразличным заданы, а оказывается, следователь знает о неприятных для Кришталя фактах и именно потому задает такой вопрос. А что он сказал в конце допроса: «...если будете спускаться так же медленно... как спускались?» На что намекал? На то, что признавался не сразу, а только, если уличали? А может, и не на это? «Спускался... спускался...» Откуда же спускался? Да, однажды спускался в Харбине со второго этажа по водосточной трубе на балкон своей квартиры, когда не смог открыть ее. Сгоряча выбрался на трубу, взглянул вниз — и жутко стало. Но вернуться уже нельзя — вверх не поднимешься, а тут еще мелькнула мысль: вдруг кто-то есть в квартире, притаился там? Ведь не может замок ни с того, ни с сего испортиться?.. Вдвойне страшно стало от этой мысли. Долго тогда просидел на трубе, спускался так медленно, как мог. Когда попал в квартиру, оказалось, что замок заело... Да, сейчас положение — как на трубе: возвратиться невозможно, а дальше спускаться страшно. Не на это ли намекает следователь? А откуда он знает случай с трубой? Впрочем, может и знать, Известно ведь им про Шурку-солдата. Что говорить, разведка у них поставлена, много знают. Да, пожалуй, лучше рассказать все, пока не уличили... Запираться бесполезно, только накажут строже...

Вскоре Кришталь был вызван к Алейникову. Много вопросов задавать не пришлось — подследственный старался дать исчерпывающие показания, в частности, рассказал следующее:

— В 1946 году гоминдановские власти стали арестовывать как военных преступников тех, кто сотрудничал с японской разведкой. Боясь ареста, я обратился к мужу Евгении Савченко, американскому офицеру Генри Сосвилу — не поможет ли мне выехать в Японию. Я не стал скрывать от него, почему хотел покинуть Китай. Через несколько дней Генри сказал, что говорил обо мне в американской морской разведке. На следующий день Сосвил познакомил меня с капитаном первого ранга Джоном Беккером. После разговора на общие темы Беккер заявил, что все знает, но ввиду того, что я не являюсь американским подданным, а прошлая моя деятельность относится к разряду военных преступлений, помочь уехать в Японию он не может, но все-таки постарается что-нибудь сделать. На этом первый разговор был окончен. Назавтра мы с Генри вновь посетили Беккера, и мне было сказано, что единственный способ избежать наказания в Китае — это выхлопотать советское гражданство и выехать в Советский Союз. Беккер пояснил, что время моего пребывания в Шанхае до отъезда в Советский Союз он обезопасит полностью. Затем мне предложили заполнить нечто вроде анкеты-договора, добавив, что, подписав этот документ, я буду числиться военным агентом № 22 и регулярно получать денежное довольствие — 250 долларов. Другого выхода не было, и я согласился. После этого пришлось расписаться на трех листах бумаги (объяснили, что таков порядок), на эти же листы сняли отпечатки пальцев. По окончании процедуры Беккер сказал: «С этого момента вы находитесь на американской службе», — и мы перешли к официальному разговору о работе, которая от меня потребуется в Советском Союзе.

— Какое же задание дала вам американская разведка?

— Беккер поручил мне по прибытии в СССР устроиться во Владивостоке и установить, где находятся постоянные стоянки подводных лодок и торпедных катеров, выяснить типы катеров, их мощности, вооружение и скорость хода. Особое внимание нужно было обратить на радиус действия подводных лодок и торпедных катеров, определить районы маневров. После этого предстояло собрать аналогичные данные по Черноморскому и Балтийскому флотам. Для выполнения заданий Беккер рекомендовал устанавливать знакомства с портовыми служащими, моряками военных и торговых кораблей, посещать закусочные и рестораны. На случай, если бы не удалось выполнить указанное, следовало устроиться по специальности в геологоразведочную партию и путем наблюдений и бесед с сослуживцами собрать данные о поисковых работах на урановую руду, установить, где находятся ее месторождения. Беккера интересовали также сведения о молибдене, хроме, никеле и алюминии. Было и запасное задание: установить пропускную способность Транссибирской железнодорожной магистрали. Максимальный срок пребывания в СССР Беккер установил в четыре года. По его словам, примерно через два года могут произойти события в Корее, а затем возможен удар и по Советскому Союзу. Все это должно случиться не позже 1951 года.

— Как рекомендовал вам возвратиться за границу Джон Беккер?

— Он сказал, в случае необходимости границу лучше всего перейти в районе Батуми: скоро, мол, в Турции будет иного различных американских миссий, через них легко установить связь с американской разведкой.

— Как вы должны были поддерживать связь с Беккером?

— Мне рекомендовалось вести переписку через Евгению Сосвил: я должен был периодически в телеграммах или письмах сообщать условными фразами о своих перемещениях по территории СССР, местах работы и полученных сведениях.

Далее Кришталь полностью подтвердил показания свидетелей о сборе им разведывательных данных.

Так, тщательное изучение личности арестованного, тактически правильное использование собранных компрометирующих материалов позволили чекистами полностью изобличить и обезвредить опасного государственного преступника.

П. КИМ

С ПОЛИЧНЫМ

Долгий телефонный звонок прервал мои приготовления ко сну.

— Слушаю,— отозвался я.

— Приезжайте немедленно в управление. Машина к вам послана.

Я посмотрел на часы. Было далеко за полночь. На улице не слышно было гомона, только изредка проезжавшие машины да отдаленные паровозные гудки нарушали ночную тишину. На столе лежала стопка газет, скопившаяся за командировку, которые собирался перед сном просмотреть. «Что случилось? Ведь о поездке должен доложить утром как было условлено»,— подумал я, но тут же рассудил, что не стоит ломать голову, потому что через несколько минут все станет и без того ясным.

...Я вошел в большой кабинет, поздоровался. Начальник управления молча кивнул головой и протянул мне листок бумаги:

— Читайте.

Это была расшифрованная телеграмма, в которой сообщалось, что все сотрудники гоминдановского консульства в Семипалатинске должны были переехать в Читу для продолжения службы в тамошнем представительстве, но не все они прибыли. В шифровке нас просили срочно проверить, не остановился ли кто из выехавших в Караганде и нет ли среди них китайца Хан Янина, работавшего поваром в ныне упраздненном гоминдановском консульстве.