Пользуясь попустительством властей, а то и их защитой и покровительством (бизнес есть бизнес вне зависимости от его источников), различного рода шарлатаны, наживающие капитал на эксплуатации суеверности людей, организуют массовое производство и продажу средств для общения с миром теней, устраивают театрализованные представления заклинания духов. О своих впечатлениях от одного из таких представлений в столице Великобритании советский журналист С. Воловец рассказал следующее:

— Театр «Доминион» располагает одним из самых больших залов в Лондоне, почти 2,5 тысячи мест. Поэтому здесь часто гастролируют приезжие знаменитости. Но никогда я не слышал, чтобы у его дверей, глядящих на Оксфорд-стрит, люди спрашивали билеты. В этот дождливый вечер спрашивали. К театру вела галерея из раскрытых зонтиков — по обе стороны тротуара стояли люди в надежде на счастливый случай и чудо. То, что они жаждали увидеть, располагало к вере в сверхъестественное. На сцене «Доминиона» выступала Дорис Стоукс, самый знаменитый в Англии медиум, посредница в общении живых с мертвыми.

Живые сидели в освещенном зале, чтобы Дорис могла их видеть, а сама она в розовом шелковом хитоне расположилась на сцене у журнального столика с букетом пионов на нем, в тон ее одеянию.

— Ну, дорогие мои,— сказала она,— смелее. Кто боится смерти? Это пустое. Я придумала для себя маленькую молитву. Господи, если моя карта выпала сегодня, пусть это будет что-нибудь быстренькое, например аневризма.

В зале неуверенно захихикали.

— Кто такой Джимми? — построже спросила Дорис.

— Мой сын,— раздался голос из зала.

Помощник медиума спустился со сцены и вручил микрофон женщине, лет пятидесяти.

— Он ушел от нас не так давно, верно?

— Уже четыре года, Дорис.

— Он болел очень недолго, верно?

— 6 месяцев.

— Я хочу сказать, что в самом конце он болел недолго. Он умер от рака, дорогая?

— Да.

— Ну что ж. Он выглядит теперь совсем по-другому, чем перед смертью. Волосы снова отросли, и он опять симпатичный юноша.

Ну, это первый блин, думаю я. Скоро узнаем что-нибудь живописное о жизни на том свете и услышим голоса издалека. Иначе гастроли Дорис закончатся, как шахматный матч в Васюках. Ничего подобного. Дорис вела представление по накатанным рельсам, перемежая разговоры, подобные приведенным, новыми старыми анекдотами, избегая задавать конкретные вопросы тем, кто был виден ее внутренним оком и слышим внутренним ухом, но щедро заверяя живых собеседников, что дела их умерших родных и знакомых идут совсем неплохо и нет причин для грусти и тоски.

Когда часа через два толпа медленно покидала «Доминион» по двухмаршевой лестнице, я попытался осторожно узнать у соседей, что их поразило больше: неприличный загробный оптимизм или открытое нахальное надувательство? Единственное критическое замечание, которое я услышал, было таким:

— Я думаю, что духи иногда неохотно говорят с Дорис, потому что все происходит перед большой аудиторией. А ведь это дело интимное (13, 15).

...Наш рассказ о средневековье в XX веке подошел к концу. Однако не всегда средневековье выступает во всей своей наглядности. Нередко оно примеряет на себя самые различные одеяния, дабы замаскировать свое содержание. В век научно-технической революции излюбленным нарядом средневековья является ткань, сотканная из околонаучной терминологии, псевдотехнического жаргона и прикрывающая дикарскую сущность первобытной магии. О попытках придать первобытной вере в духов и волшебные силы, управляющие миром, статус естествознания будущего и пойдет речь в следующей главе.

В век научно-технической революции в мире все меньше остается места для чудесного, сверхъестественного. «Мир, который был нам до сих пор так чужд,— писал Ф. Энгельс,— природа, скрытые силы которой пугали нас, как привидения,— как родственны, как близки стали они нам теперь» (2, 443). С этим приходится считаться и нынешним апологетам колдовства. Вот почему они не прекращают попыток замаскировать противоположность своих взглядов научному познанию, выдать их за саму науку, представить магию в качестве естествознания будущего (73, 128).

Подобные попытки и составляют содержание современного оккультизма. Сами оккультисты предмет своей «науки» определяют как совокупность воззрений и знаний о таинственных свойствах и силах природы и человека. По их словам, оккультизм гораздо ближе к материалистической науке, чем к религии и мистике. С естествознанием оккультизм будто бы сближает стремление проникнуть в самую суть вещей, познать самые сокровенные тайны Вселенной и человека, а также выработать стройное и логичное мировоззрение. Для того чтобы создать видимость, будто оккультизм вовсе не отрицает науку, а, напротив, тесно с ней связан, апологеты новейшей магии пишут, что оккультизм начисто отвергает идею сверхъестественного в мире, пытаются придать первобытно-колдовским верованиям вид естественных наук, изучающих природные, но пока еще остающиеся вне поля зрения научного познания, силы.

Для реализации своих замыслов оккультисты стремятся показать, будто они не отказываются от общепринятых методов научного познания (эксперимента, дедукции, индукции и т. п.), широко используют научную терминологию. Они берут обрывки всем знакомых физических, химических, биологических выражений и жонглируют ими. Изобретают они и свой, околонаучный жаргон, не имеющий, конечно же, к науке никакого отношения, но зато скрывающий родство современного оккультизма первобытному колдовству и магии. У оккультистов ныне в моде понятия вроде: «четвертое измерение», «индукция тока», «биополе», «биоплазма» и т. п.

Сближая оккультизм с наукой, мистики чаще всего пользуются методом аналогии, который, как всем известно, отличается значительной неточностью и большой долей субъективизма, но зато предоставляет широкие возможности для полета отнюдь не научной фантазии. Вот, к примеру, как рассуждает председатель союза западногерманских радиоэстезистов (носителей волшебной палочки): «Что есть собственно магия? Очевидно, это воздействие процессов и явлений, скрытых от нас, обыкновенных людей. Маг может нечто, что мы не можем. Он может воспринимать игру причин и следствий вне сферы нормального. Однако, поскольку и в мире сверхчувственного ничто не происходит без причины или без какого-либо материального носителя энергии (как бы ни была эта материя тонка), то и так называемый магический процесс нуждается в носителе энергии или посреднике, медиуме. Я имею в виду не спиритического медиума, а нечто тонко-вещественное. Этот носитель энергии есть, по моему мнению, не что иное, как магнитное поле со своим электрическим и гравитационным компонентами. Так как в слове «магнетизм» также имеется корень «маг» слова «магия», не так уж трудно найти или хотя бы почувствовать внутреннюю связь между магией и магнетизмом, т.е. магнитным полем земли и другими отдельными магнитными, а также биологическими и психическими полями. Так как наше современное исследование жезлов и звездных маятников весьма много занимается исследованием влияния магнитных полей на жезлоносителей, то это уже близко к магии. Слово «магия» следует употреблять здесь не в одиозном оккультном смысле, но в высшей степени современном или, лучше сказать, в трансфизическом смысле» (цит. по: 36, 22).

Журналы и сочинения нынешних магов-оккультистов пестрят именами таких виднейших ученых современности, как Бор, Эйнштейн, Резерфорд и т. д., ссылками на новейшие открытия в области квантовой механики, теории относительности, психологии и биологии. Так, Л. Лешан в своей книге «Медиумизм, мистика и физика», ловко жонглируя именами выдающихся ученых, около научной терминологией, доказывает связь и родство спиритизма, религии, мистики и современной физики. А. Стьюдент издает подобного же рода опус, само название которого уже говорит о его содержании: «Оккультный и паранормальный мир. Область, где физика и парафизика, наука и религия встречаются и сливаются» (91; 105). Авторы этих и других аналогичных сочинений пытаются истолковать мистические фантазии о душе, экстазах, видениях то в свете квантовой механики, то в свете теории относительности, то в свете голографии и т. д.