Её ресницы дрогнули, и она оторвала взгляд от книги. Мечтательно посмотрев на небо, она вздохнула и снова погрузилась в тот нереальный мир, о котором читала.

— Девушка, позволите? — услышала она вдруг и повернула голову. — Я ваш принц, простите, что без коня. — Она пристально посмотрела на него.

Да уж, ничего себе — принц. Неопрятно одет, в разных ботинках, спутанные грязные волосы и пятидневная щетина. Она нахмурилась, увидев, что транспорт её принца — вообще инвалидная коляска. Не скрывая отвращения, она отодвинулась подальше от принца и снова попыталась читать.

— Ну, девушка! — попытался коснуться её руки инвалид.

Она громко фыркнула и отдёрнула руку.

— Знаешь что, принц! — недовольно произнесла она. — Катился бы ты отсюда, пока полицию не позвала. Инвалид недоделанный! Да лучше бы такие, как ты, ещё при рождении сдыхали! — Она стремительно ринулась прочь.

Проходя мимо позолоченного «роллс-ройса», она невольно заглянула в окно. В нём сидел молодой парень, который даже не обратил на неё внимания.

«Эх, — подумала она, — ну почему настоящие принцы мимо, а ко мне…» — Она скорчила брезгливую гримасу и двинулась прочь, сжимая в руках роман о том, как обычную девушку полюбил принц.

Инвалид, проводив девушку взглядом, горько вздохнул и направил свою коляску к проезжей части. Подъехав к позолоченному «роллс-ройсу», он постучал в окно водителя. Сидящий за рулём парень засуетился и скоро открыл дверь.

— Как всё прошло, сэр? — уважительно обратился он к инвалиду, помогая ему встать.

— Эх, Вадик, — произнёс «инвалид». — Жестокая правда жизни — принцы без денег и коня дамам не нужны. — Он горько улыбнулся и уселся на заднее сиденье своего позолоченного «роллс-ройса». Подняв взгляд на своего водителя, он скомандовал:

— Давай к маме, Вадик. Это единственная женщина, для которой, и будучи старым пропойцей, я останусь её маленьким принцем.

Сегодня видел сон.

Есть линия, где заканчивается владение человека и начинается линия жизни. Природа.

Мне снилось, что я стою у окна, а за ним, осторожно ложась на верхушки зданий и любуясь на своё отражение в окнах, играет закатный луч солнца. Между фасадов редких зданий, словно зеркало, замерло озеро. В его гладь смотрелось сине-чёрно-красное небо. Сейчас на нём не было ни облачка. Только красный диск засыпающего солнца. Спокойного засыпающего солнца. Я беру в руки телефон и фотографирую. Беззвучно. Боюсь спугнуть этот мир лишним шорохом. Затем, еле дыша, иду к другому окну. То же зеркало озера теперь смотрит в темнеющее небо, лишь верхушки деревьев всё ещё касаются лучей засыпающего солнца, окрашивая свою густую листву в ярко-оранжевый цвет. Солнца диск уже скрылся за застывшими телами зданий, и тёмное-тёмное небо сменило палитру красок на чёрный и зажгло одну яркую звезду. А дальше, за гладью озера, на линии горизонта, проступала голубая линия синеющего неба, будто бы уже занимался рассвет.

«А ведь свет никогда не гаснет», — пронеслось у меня в голове и разлилось по телу криком утренних птиц, возвращая меня в этот пробуждающийся мир.

Сегодня утром я точно понял, что солнце не гаснет даже ночью и я должен его догонять.

Всем добра.

С любовью, ваш Догоняющий Солнце.

«Здравствуйте, господа законодатели моды. Пишу вам претензионное письмо с целью воззвать к справедливому отношению к тому, что много лет до вас, дорогие мои законодатели, являлось неотъемлемой частью этой самой моды. Скажите, как так получилось, что я вдруг вышла из моды? Не просто вышла, а мне не осталось там места даже в качестве раритета или музейного, скажем так, экспоната? А ведь были времена, друзья мои, что сначала взывали ко мне — как это будет смотреться с моей точки зрения и тому подобное, а сейчас…»

— Совесть, милая. Опять пытаешься достучаться до людей? Ты же знаешь, они к тебе давно глухи. Пошли лучше чаю попьём, я плюшек с корицей напёк.

— Ах, Грех, ах, прохвост. Вот ты уж точно никогда не выйдешь у людей из моды, — горько улыбнулась Совесть, потом задумчиво посмотрела на письмо. — Но ведь я всё ещё жива, а значит, где-то есть человек, который меня всё ещё слышит.

Сквозь стук колёс можно было уловить мелодию. Сначала она, словно нерешительная барышня, касалась уха и снова пряталась под стук колёс. Потом она осмелела и стала громче. Потом ещё громче. И вот уже можно было различить стук дождя по невидимой скрипке, пульс уставшей земли под монотонными звуками солнечных вспышек, негромкий рассказ космоса о чём-то очень важном. Резко и невпопад завопила и сразу же замолчала чайка. Неспешно переливались голоса разных птиц, животных и насекомых. Я вдыхал разряженный воздух жизни. Мои лёгкие плавились от бешеного стука сердца. Сейчас. Именно сейчас оно было частью этой музыки. Именно сейчас оно было стуком колёс, плачем дождя по невидимой скрипке, пульсом земли и монотонными вспышками солнца, шёпотом космоса, голосами птиц, животных, насекомых и даже той чайкой, запевшей невпопад. Именно сейчас оно стало музыкой всего. Частью всего.

Я коснулся кровоточащей раны в груди и удивлённо посмотрел на стрелявшего в меня. Мой палач? Ты… стал моим спасением.

Послесловие.

Экстренный выпуск новостей.

Буквально час назад на станции метро Тверская города Москвы неизвестными лицами расстреляно (по предварительным данным) около ста человек. Возбуждено уголовное дело, начато расследование.

Я помню это ощущение. Оно ко мне уже приходило. Когда ты смотришь — когда ты смотришь и видишь, как среди каменных джунглей осеннего города пробираются молчаливые люди. На их опущенных плечах, словно замёрзшая птица, умирает несбывшаяся мечта. Она молчалива и тоже поглощена этими каменными джунглями. Может быть, где-то в тепле тёмных квартир она вдруг на миг оживёт и потанцует под музыку дождя в водосточных трубах, под шуршание воды в тёплых батареях дома. Потом она посмотрит на тебя, молчаливого, и кончиком тоненьких пальцев коснётся твоих опущенных плеч. И ты поверишь ей. Поверишь, что всё будет так, как хочешь ты. И закроешь глаза, тепло обнимая свою мечту…

А потом ты вдруг почувствуешь лёгкое касание чего-то холодного и откроешь глаза снова в каменном мире, в котором сегодня пошёл снег. Он молчалив, как и ты. Он просто равнодушно укрывает твою несбывшуюся мечту, которая когда-то лёгким ветерком села тебе на плечи, а теперь мёртвым, словно этот город, камнем заставила их опустить.

Я помню это ощущение. Оно ко мне уже приходило. Когда ты смотришь и видишь, как под осенним снегом на опущенных плечах молчаливых людей беззвучно умирает мечта.

— Ой, а скажите, пожалуйста. Вот вы сейчас это всё как угадали?

— Что всё, простите?

— Ну что вот из-за угла машина выскочит. Вы как повернулись и отошли?

— А. Так это не я. Это моя интуиция.

— Интуиция? А дорого стоит? Продадите?

— Да знаете, нет. Она мне по наследству досталась. Цены не имеет. Посмотрите на досках объявлений или в интернете, на Авито, например.

— Да искал я там что-то подобное. Одни объявления о продаже совести. «Продам, чистая, ни разу не использовал». А мне зачем? У самого такая же дома где-то валяется. Кому это надо. Смотрел цену моральным принципам — вообще гроши просят. Обесценились.

— Странно как. А вы душу поищите. Говорят, к ней в комплекте это всё прилагается. Совесть та же, радость, слёзы, сострадание какое-то. Там много пунктов. Не знаю, что про них сказать. Не пользовался. Кстати, у души и функция интуиции есть.