— У меня родился сын! — услышал я чей-то возглас.

Мужчина радостно обнимал своего друга, радостно повторяя: «Сын, сын, сын».

— Поздравляю, — подмигнул я ему.

— Спасибо! — несдержанно ответил мужчина и обнял меня, прошептав мне на ухо свою тайну: «Я ждал его десять лет», — и вприпрыжку, весело крича, мужчина и его друг умчались навстречу своей радости.

— Молодой человек, — услышал я за спиной, — мне тут три рубля на хлеб не хватило.

Я повернулся и увидел бедно одетую старушку с протянутой рукой.

— У меня внук болен, — произнесла она. — Не хватает мне. Дочка померла, а папаню и не знаю, — виновато рассказывала она мне. — Мне вот всего три рубля.

Пока мы с ней шли в магазин, куда я её повёл, узнал, что внук, четвероклассник Серёжа, заболел туберкулёзом. Вся её нищенская пенсия уходит на поддержание его жизни, а вот на лечение не хватает.

— Просят баснословную сумму, а где я возьму? Нигде не возьму. Помрёт мой малой. Не переживу я, — говорила она.

Дверь нам открыл очень худенький мальчик с серым лицом, на котором глубоко провалились в пучину болезни синие глаза. Увидев полные сумки всяких гастрономических радостей, он радостно, по-детски воскликнул:

— Ого! Да я всю жизнь это всё попробовать мечтал!

— Благодетель! — засеменила передо мной бабка. — Я всю жизнь молить Господа буду за тебя! Всю жизнь и после смерти. Спасибо, сынок! Проходи, проходи, чаю попьём.

Я осмотрел потёртые стены и полы, которые давно не видели ремонта. Мебель представляла собой нагромождение досок и каких-то отдельных ящиков. Однако всё было чистым. В углу, на резной полочке, бережно расставлены иконы и горела лампадка.

— Вот так и живём, сынок. Пошли чай пить.

За чаем я узнал, что четвероклассник Серёжа, кроме гастрономических мечт, имеет одну самую важную — он хочет выжить и стать врачом. Чтобы бесплатно лечить всех, кому это нужно.

— Бесплатно. Лишь бы жили, — повторил он.

«Лишь бы жили…» — пронеслось у меня в голове.

Я совсем недавно продал квартиру, в которой жил со своей женой. Ровно год назад, в такой же обычный октябрьский день, её у меня забрали. Забрали пьяные подонки, которым не хватило ста рублей на бутылку водки. Ударом по голове они лишили меня всего, что у меня было. Я вспомнил голос пьяного врача: «Мы сделали всё, что могли, но…» СВОЛОЧИ!!!! Теперь у меня оставались только деньги на банковской карте, которые я отложил, чтобы купить того, кто сможет растоптать этих тварей! Тварей!

Я посмотрел на бледного мальчика. Он радостно разворачивал очередную конфету и не торопясь отправлял её в рот. И в кого я превратился?

«Да Бог с вами! Живите, твари! Вы отобрали у меня всё! А у себя ещё больше и… и…»

Я достал банковскую карту, написал на ней ПИН-код и вручил её бледному мальчику Серёже.

— Спаси кого-нибудь, — попросил я его. И ушёл. Я слышал, как кричал мне вслед детский голос и голос бабушки. Меня благословили на прощение, а значит — на жизнь.

Вернувшись домой, я уселся возле телевизора. Вот уже год я не мог спать ночами. Каждый раз меня душила боль, обида, ненависть. Я закрыл глаза и вспомнил о мальчике Серёже, который, когда вырастет, кого-то спасёт…

— Как прошёл твой день? — Я посмотрел на жену. Мы сидели возле кристально чистого озера как обычно — крепко обнявшись друг с другом.

— Обычный день, — сказал я. — Прости, я так и не отомстил за тебя.

— Милый! Да как же ты не отомстил? — Она прижалась ко мне сильнее. — Назло слугам смерти ты подарил жизнь! Спасибо! — Она улыбнулась и сладко поцеловала мои губы. — И как ты можешь называть этот день обычным?

Щенок нашёл дом, тот мужчина дождался сына, мальчик Серёжа получил право жить, а его бабушка сегодня поверила в того, кому молилась. Для всех этих живых существ жизнь с этого дня никогда больше не будет прежней, а ты — тебя сегодня поцеловал сам Бог.

Я проснулся.

Сегодня самый обычный день. День октября.

Сегодня я вновь начинаю жить.

Взрослые забывают

— Я не могу упрекнуть тебя в плохом отношении ко мне. — Лёша смотрел на мать самым искренним и любящим взглядом. Загибая пальцы по одному, он продолжал:

— Ты меня кормишь, одеваешь, покупаешь разные разности, без сомнения, любишь. Но ты плохая, мама.

Он посмотрел снизу вверх на мать и опустил голову:

— Ты не думай, мам. Я тебя сильно люблю, ты — самое дорогое, что есть у меня, но как я могу быть уверен в том, что когда-то не окажусь на улице под дождём из-за того, что, например, сломаю каблук на твоей дорогой туфле?

Лёша посмотрел на небо, начинал накрапывать осенний мелкий дождь, который из-за ледяного ветра напоминал миллиарды падающих иголок. Лёша поёжился и обнял маму.

— Ну, мам, не плачь! Ну, это ведь всего лишь дорогая тряпка. А Барсик хоть и бесплатный, но он мне дороже. Ну, давай простим ему эту штору?

Мать крепко обняла сына.

Вечерело. Осенний дождь безжалостно хлестал по картонной коробке, безнадёжно намочив положенные в неё газеты и разлив по всему дну молоко из миски. Барсик молча смотрел на этот ужас, который мог бы объять его там, откуда его спас Лёша. Он спрыгнул с подоконника, неслышно прошёл мимо ободранной с утра шторы, забрался на коленки Лёшиной мамы и прислонился к её щеке своим носом.

— Извиняешься? — улыбаясь, сказала Лёшина мама. — Если б не Лёшка, сидел бы в той коробке. — Она обняла Барсика. — Видишь, Барс? Взрослые со временем забывают, что самое дорогое не то, что можно купить за большие деньги, а то, что нигде не продаётся.

Барсик одобрительно облизнул маме ухо и побежал к Лёше. Добравшись до него, Барсик нежно обнял его за шею. Засыпая, сквозь кошачье мурчание Лёша расслышал чёткое «Спасибо», крепче обнял кота и прошептал: «Я тоже тебя люблю, мой самый дорогой».

Мечта

Эти деревья касались неба. Легко и непринуждённо своими макушками гладили его. Я видел только огромные фрукты, которые массивом свисали с ветвей, не прячась в зелёные кроны деревьев. Сквозь буйство зелени и пятнистости разнообразных фруктов замечаю голубой угол какой-то стены.

Иду к нему — это фасад двухэтажного дома. С виду — многоквартирная двухэтажная хрущёвка, каких полно по России. Касаюсь тихонько стены ладошкой, и на руке остаётся тонкий слой голубого колера.

Смутно припоминаю, что я здесь был. Захожу внутрь и оказываюсь посреди огромного зала, некогда служившего, скорее всего, гостиной. Среди обломков балок, стен и элементов старинных лепнин замечаю стол. Довольно свежая аляпистая скатерть и две чашки с чаем.

— Привет, Виктор, — слышу сзади. Поворачиваю голову и вижу перед собой девушку.

— Выпьем чаю? — улыбнулась она. — Расскажи мне, где ты был?

Я молча рассматриваю этот полуразрушенный дом.

— Сегодня первый раз за столько лет вышло солнышко. Посмотри в окно, как радуется тебе море, — приобнимает она.

Я иду к разрушенным окнам и смотрю в окно — голубая лазурь воды нежно баюкает на себе лучи солнца, блики от которых зарезвились на моём лице. Прислушался. Лёгкий бриз о чём-то переговаривался с морем, создавая спокойный фон для разнообразных голосов птиц.

— Так, — говорю я. — Как ты живёшь в этом разрушенном доме? Ему же нужен ремонт.

Пристально смотрю на девушку.

— Ах, Виктор, — грустно ответила она. — Нам, мечтам, не приходится выбирать, где погибать, когда нас начинают разрушать.

«Это всё твои глупые мечты, Виктор. — Отец навис тучей над своим семилетним сыном. — Оставь свой дом с садом на берегу моря и красавицу жену. Пора жить в реальном мире. Иди-ка помоги мне».

Я снова посмотрел в разрушенное окно, подмигнул морю, обнял свою красавицу жену и прошептал: «Где мои инструменты, мечта? Пора здесь всё отремонтировать».

Завтра в три

— Завтра в три!