Андрей

Пристально рассматривая свои руки, он чётко ощущал на них ещё тёплую и такую липкую кровь. Он отчётливо видел тот беспомощный, полный отчаяния и боли взгляд умирающего малыша. Всё бы отдал, чтобы снова сомкнуть эти руки на шее, почувствовать, как отчаянно пульсирует артерия, пытаясь дать воздуху до боли напуганному сердцу, — она ведь перестаёт бороться последней. Последней, чёрт возьми! Он с наслаждением закрыл глаза, но голос судьи вернул его в реальность.

— Что есть религия? — начал Андрей. — Совокупность суждений, уводящих в мир фантазий, где реальность отступает на второй план и, соответственно, то, что в ней происходит, больше не имеет никакого значения. Люди слишком слабы, и им нужно во что-то верить, что развязывает руки таким проходимцам, как обвиняемый. Придумал новое учение, явил себя мессией, завоевал народ — и делай с ним что хочешь! — Андрей посмотрел на Платона.

— Товарищ судья! Я считаю, что доказательств шарлатанства подсудимого более чем достаточно. Он собрал более тридцати миллионов рублей на якобы лечение Калининского Александра Ивановича, 10 лет от роду. Но куда дальше пошли эти деньги?

Платон

Он пристально рассматривал подсудимого. Наверное, все мошенники имеют благородную внешность. Ему совсем не хотелось осуждать этого человека. Да и, в конце концов, жизнь такая. Все друг друга обманывают. Только для себя и ради себя.

Почему судить именно его? Надо было выбрать другую профессию. Он одним пальцем погладил киянку и снова взглянул на подсудимого:

— Вам есть что сказать?

Игорь

Он не сразу понял, что обращаются к нему. Сквозь решётку он рассматривал пришедших людей. Ещё недавно они делили с ним свои горести, а он дарил им самое важное в жизни — прощение. Часто люди не могут себя простить за то, что они неуспешны, что не ворочают состоянием, подчиняются, а не руководят. Они наказывают себя всё новыми и новыми неудачами, чтобы, покрываясь болезнями, как панцирем, снова и снова шипеть на жизнь, которая так несправедлива. Как часто люди отпускают штурвал своего корабля и дают ему утонуть! Всем в зале он соорудил новый штурвал и отпускал их корабли навстречу новому ветру, а теперь — теперь они пришли его судить.

— Подсудимый! — вновь услышал он и встал.

— Мне нечего сказать, товарищ судья.

Андрей

Изнутри распускался и вырывался наружу огненный цветок, который, казалось, разорвёт его изнутри и разорвёт на тысячи осколков радости. Он ликовал! Он подошёл поближе к Игорю.

— Итак, обвиняемый. Вы утверждаете, что собранную с простого населения сумму вы потратили на лечение Калининского Александра?

— Да, — коротко ответил Игорь.

Андрей улыбнулся:

— У Вас есть доказательства?

Игорь привстал.

— У меня одно доказательство — это спасённая с божьей помощью жизнь Саши. Когда человек не хочет мириться со смертью, жизнь даёт ему ещё один шанс остаться в ней, и если человек в это поверит, то жизнь поверит в то, что человек её заслужил, и никогда его не покинет.

— С божьей помощью, говорите? — Андрей засмеялся. По залу тоже прокатился смешок. — Есть ли у Вас иные доказательства или свидетели?

— Да, — ответил Игорь. — Родители Саши. Они должны были явиться на заседание.

Платон

Страшно начинала болеть голова. Но он не мог отказаться от этого дела. Вся общественность надеялась на его, и именно его решение. Где-то за стенами зала заседания слышались людские крики, словно волна за волной, они пробивались сквозь толстые стены. «Казнить! Казнить!» — кричали чьи-то голоса. Платон снова взглянул на подсудимого, перевёл взгляд на секретаря:

— Нам удалось отыскать семью Калининских?

— Да, товарищ судья, — ответила секретарь скрипучим голосом. — Однако на заседание суда они не явились. Тело их сына Александра вчера было найдено в парке имени Ленина. Он стал седьмой за этот месяц жертвой так называемого вечернего маньяка. Маньяк не пойман. Комментарии по делу Страдальцева Игоря Станиславовича родители Саши давать отказались, так же как и клиника, которая, по словам подсудимого, проводила операцию Александру Калининскому. В данную клинику был направлен судебный запрос, однако ответ до сих пор не получен. И разрешите мне вставить своё слово. Учитывая сей факт, судить на данном этапе подсудимого незаконно.

— А законно изымать деньги у честного населения? — взревел Андрей. — И странно, не правда ли? Единственный свидетель, который мог защитить подсудимого, вдруг становится жертвой маньяка! — Он перевёл взгляд на Игоря. — Это твой всемогущий Бог так подставил тебя?

Игорь

Его душа сжалась камнем и вдруг застыла в этой секунде. Зачем? Зачем ты позволил спасти его, Боже? Чтобы отдать в лапы этого дьявола в человеческом обличии? Ну зачем тебе нужны были его страдания, Отец? Игорь посмотрел на окно, и, казалось, в это полуночное время он отчётливо увидел там свет. Это был знак.

— Я понял, — ответил свету Игорь. — Я понял.

Андрей

Всё складывалось как нельзя кстати. Он вдруг вспомнил этого Сашу.

— Пойдём, я тебе что-то покажу, — прошептал ему Андрей. Когда детская рука доверчиво коснулась его ладони, вручив всё своё существо и всю невинность свою ему, и именно ему, он гордо повёл эту жизнь к тому самому кровавому закату. Когда Андрей занёс руку над беспомощным малышом, тот не сжался. Он просто сказал: «Я Саша. Дядя Игорь меня спас».

Думала ли детская душа о том, что это было несправедливо? После боли — снова боль… Андрей в задумчивости посмотрел на Игоря. Но ведь не он настоящий монстр.

Трещины колонн старого зала, казалось, стонали в унисон с рёвом и улюлюканьем толпы за стенами и перешёптыванием людей на этих стульях. Ах, если бы они могли хотя бы говорить! Прервать, прервать это безумие — эти крики, этот шёпот, это страдание.

Платон

Надо было что-то говорить. Шум толпы давил на голову всё сильнее. Нельзя даже сделать перерыв. В правом кармане что-то завибрировало — телефон. Всего лишь сообщение о балансе. Вся жизнь — погоня за полным балансом. Вся жизнь. Он посмотрел на подсудимого и тихо спросил:

— В этот раз вам есть что сказать?

Игорь встал:

— Господин судья! Каждый человек, который присутствует в этом зале, который неистово кричит за стенами, за этими телевизионными камерами; каждый, кто потерял или приобрёл себя, — однажды слышал, что есть Бог. Кто-то безоговорочно верит в это, кто-то неистово это отвергает, но каждый слышал, что есть Бог. Люди кричали — покажи нам Бога! И я давал им зеркало. Люди кричали — почему Бог жесток? И я давал им зеркало. Люди кричали — яви нам божественное чудо! И я давал им зеркало. Всё, что мы есть, — есть Бог, великое чудо Бога — мы и наша жизнь, но вот жестокость — это чисто человеческая черта. Бог даёт в руки только глину, и что человек вылепит из неё, зависит уже только от человека. Когда я говорил, что Бог любит, — все слушали. Все любят, когда их любят. Когда я сказал, что Бог просит любви взамен, большинство меня возненавидели. Никто не любит платить.

— Хватит пороть чушь, мошенник! — заорал Андрей. — Где твой Бог был вчера, когда маньяк кромсал якобы спасённого тобою Сашу?

Игорь пристально посмотрел на Андрея:

— Бог был там. Он радовался, забирая Сашу из этого несправедливого и жестокого мира к себе, и плакал, оставляя заблудшего сына своего здесь. В этом мире. Он плакал, и этот вчерашний кровавый закат с укором говорил тебе, Сын. Говорил.

По залу прошла волна негодования.

Платон

Хотелось расплакаться и убежать. Не хочу судить. Не хочу! Надо отпустить. Пусть идёт. Он просто сумасшедший балабол. Какая тюрьма? Ну, 30 миллионов. Ну, заставить отдать. Главное, пусть идёт.