Мош Давид не спеша выпил вино, вытер ладонью рот, затем тяжело поднялся со стула и направился к двери.

— Человече, куда ты направился? Вот она, кровать-то! — крикнула тетушка Докица и пошла за ним следом, печально улыбаясь. — Ох ты господи, грехи мои!

А Петря с улыбкой сказал:

— Батя сегодня кутнул. На самом деле он напивается очень редко. Но как переберет, становится задумчивым и молчит все время, слова у него клещами не вытащишь.

Я уловил доносившийся из горницы, где находились мош Давид и тетушка Докица, приглушенный разговор, и мне показалось, что кто-то плачет.

Я стал прислушиваться, и мое подозрение окрепло. Кто-то и в самом деле горько всхлипывал. Я так разволновался, что даже не услышал, как Петря обратился ко мне с вопросом:

— Кристиан, ты что, заснул?

Я вздрогнул и рассеянно поглядел на Лииного брата. Он сразу же меня понял, прислушался и, резко поднявшись со стула, устремился, широко распахнув двери, в горницу. Через несколько мгновений оттуда выскользнула тень и исчезла в саду. Несмотря на внезапность и стремительность происшедшего, я узнал Лию.

Петря вернулся в комнату:

— Ничего страшного. Тронутая Лия сидела в горнице и ревела. Наверное, вспомнила о полосатой кошке, что сдохла два года назад. Да вы не обращайте внимания… Кристиан, чего ты так разволновался?.. И ты, Мариникэ, глядишь как-то косо.

Петря говорил без умолку, наполняя наши стаканы. Между тем появилась тетушка Докица, ведя под руку моша Давида.

— Бесится сорванец, ребята, я ее даже пальцем не тронул… не бил, а она ни с того, ни с сего разревелась… но уж я до нее доберусь по-настоящему… тогда сам царь Соломон со всем своим царством не сумеет ее спасти…

Мош Давид еще что-то хотел сказать, но тетушка Докица легкими, но настойчивыми толчками отвела его в соседнюю комнату, и мы остались опять одни. Петря продолжал болтать; когда смеялся Марин, смеялся и я, когда поднимали стаканы, поднимал и я, однако мысли мои были далеко от этого застолья. Всей душой я устремился к Лии, которая несколько минут назад сидела в горнице, уткнувшись в подушки, и плакала. Почему она плакала? Неужели из-за меня? Кто тебя поймет, Лия-Лия-жаворонок?

Поздней ночью мы встали из-за стола и вышли на улицу. Прощаясь, мы договорились, что завтра встретимся вновь. Дорогой я слушал, как темноту села раскалывало веселое гиканье парней.

Дома мы сразу легли спать. Правда, Марин попытался завязать разговор, но, почувствовав, что я не расположен к болтовне, замолчал, как мне показалось, слегка рассердившись, но уже через несколько мгновений захрапел.

Беспокойные мысли не давали мне заснуть. Я чувствовал себя виноватым, понимая, что опять чем-то не угодил Лии. Может, мне не следовало приезжать?

Но раз уж я здесь, необходимо повидать Лию, поговорить с ней и все выяснить. Но как это сделать? В Кишиневе мне и в голову не могло прийти, что придется столкнуться с такими проблемами. Я снова представил настежь раскрытые двери в горницу и Лию с растрепанными, развевающимися волосами, стрелой промелькнувшую из комнаты в темноту сада. В ночь.

Я тут же бесшумно встал, оделся и на цыпочках вышел во двор.

Феерически мерцали звезды, и казалось, сама прохладная тишина ночи струится из небесных светил. Хор сверчков в одной тональности исполнял свою тысячелетнюю песню, придававшую особое очарование этой ночи.

Я быстро пошел по улицам села, дважды свернул и оказался перед воротами Лии. Я тяжело дышал, и сердце мое беспокойно стучало. Попытался затаить дыхание, не понимая, что означает это состояние — предчувствие неудачи, необоснованное волнение или просто-напросто страх. Долгое время я простоял, опершись на забор, пристально глядя на черные окна дома, мысленно повторяя в ритме метронома: «Приди, Лия, приди, Лия, приди, Лия…» Я был убежден, что она почувствует мой зов. Послышался шорох. Я настолько внушил себе мысль, что выйдет только Лия. И никто другой. Я шагнул навстречу шуму и позвал сдавленным голосом, охваченным спазмом нахлынувшей радости:

— Лия…

В то же мгновение сильный удар зажег искры в моих глазах. Обескураженный, ничего не понимая, я выбросил вперед руки. И сразу же град ударов обрушился на меня. Кто-то процедил сквозь зубы:

— Точно он… жених… ничего, пропадет у тебя охота бегать за Лией… больше не приедешь…

Я сжал челюсти и, не издавая ни единого стона, отчаянно защищался. Что-то тяжелое ударило меня по ребрам и пресекло дыхание. Повалился на землю, и все уплыло в тишину и мрак…

…Вдруг почувствовал резкий запах йода, сердце испуганно забилось — что со мной? Я лежал с закрытыми глазами, вытянувшись на холодной и белой постели, мои уши, казалось, забиты ватой, в которой кто-то ковыряется. Удивительно, однако, что придя в себя, я вспомнил каждую подробность, каждое слово.

Руки и ноги были на месте — я их чувствовал, и голова, несмотря на жжение в ней, похоже, тоже невредима. Да! Меня избили. Господи, в какую заваруху я попал!

Целую неделю врачи оберегали меня от малейшего волнения, никому не позволяли навещать, и я быстро шел на поправку. Потом ко мне пришли гости: Марин и Петря.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Марин, внимательно глядя на меня близорукими глазами.

— Получше.

— Кристиан, ты не беспокойся, эти змеи от меня не укроются, — возбужденно проговорил Петря, гневно сверкая глазами и большой ладонью поглаживая пряди своих кудрей. — Я уже кое-кому мозги вправил.

— Расскажи все как было… — попросил меня Марин.

Я пожал плечами в затруднении, не зная, что делать — рассказать правду или соврать.

— Как тебе сказать, я вышел на улицу… почувствовал себя плохо…

— Так и есть, — радостно прервал меня Петря, обращаясь к Марину. — Кристиан вышел во двор, те его заметили, схватили, отметелили и отнесли к нашим воротам. Зачем? Потому что этот кретин Аугустин принял шутку всерьез, когда я сказал, что Кристиан приехал женихаться к моей сестре. Вот дурак! Лия его не переносит. И тогда он решил отомстить. Лии он не коснется — знает, что брат Петря сведет с ним счеты. Но он от меня не убежит. Отвалю ему одну плюху, все как миленький мне расскажет, даже имя кошки Наполеона вспомнит…

Я улыбнулся и утвердительно кивнул, чтобы Петря не подумал, что я сомневаюсь в его словах.

— А что было дальше — не знаю, — устало закончил я.

— Я тебе сейчас скажу, — успокоил меня Петря, усаживаясь рядом на кровать: — На рассвете Лия вышла на улицу, но тут же бросилась в дом и всех разбудила. Мы выскочили за ней, я и мать, и нашли тебя у ворот. Ты лежал на земле без сознания. Лия упала в обморок, что поделаешь, зеленая еще… Я отнес в дом тебя, мама — Лию.

Оставив тебя на попечение мамы, я побежал в сельсовет. Оттуда позвонил в район, и через час приехала «Скорая». Я каждый день звонил в больницу и интересовался, как ты себя чувствуешь. Когда нам сказали, что целые сутки ты не приходишь в сознание, мы очень забеспокоились, а Лия даже перестала есть. Потом уже, когда дело пошло на поправку, мы успокоились. Мама очень хочет тебя видеть. Ты понравился ей. Она приедет к тебе на днях.

Мы проговорили около двух часов. На прощание Марин прошептал мне так, чтобы Петря, ждавший его у двери, не расслышал:

— Кристиан, давай будем друзьями до конца. Мне-то ты должен открыть все без утайки. Когда ты выпишешься, сразу приходи ко мне. Ты знаешь, где я работаю.

— Когда буду уезжать, я позвоню тебе, Марин, и тогда поговорим…

Я мучительно ждал, что придет Лия, но она не появлялась. Именно это приводило меня в отчаяние: зачем я здесь? Кто меня притащил сюда? Ради кого эти жертвы? Но, может быть, и этого мало? Ничего не понимаю. Может, это и есть любовь?

Томимый мыслями днем, охваченный бессонницей ночью, я нигде не находил покоя. Наконец мне разрешили отправиться домой, в деревню к родителям. Теперь я избавлюсь от всех и начну все сначала. И не нужна мне эта Лия… И ты, Марин, прости меня, но я не позвоню тебе и ничего не расскажу. Зачем тебе знать про мою боль? К тому же ты обо всем догадался сам. Когда-нибудь, когда все будет в прошлом, я расскажу… И ты, Андрей, никогда не узнаешь причину моей задержки, а то, что я тебе написал, — чистой воды выдумка. А ты, Лия… Лия-Лия-жаворонок… Когда-нибудь, может, наши тропинки пересекутся, если и вправду ты станешь учиться на актрису, как сказал твой брат… Хотя и это наверняка плод твоей фантазии.