— Очень хочется знать?

— Очень!

— Сперва я куплю себе ремень. Широкий такой, с большой свинцовой пряжкой…

— Лучше — золотой. Так солидней, — насмешливо прервал я.

— Пусть будет золотая, — согласился он, гипнотизируя меня суровым осуждающим взглядом, — затем я бы закатал рукава…

— И штаны?

— Нет, штаны не надо. Мои штаны останутся на своем месте, а вот твои… — он посмотрел по направлению раскрытой двери, которая вела в другой кабинет. Иди закрой дверь, — попросил он.

Потом продолжил:

— На чем я остановился? Ага, на штанах. Значит так, после того, как я все это приобрету, я сниму твои штаны и всыплю тебе по первое число.

— За что, Андрей… Степанович? — спросил я пораженный.

— Чтобы ты в другой раз не таскался за девицами по всему свету. Тебе что, городских не хватает? А теперь из-за какой-то… не знаю как ее и назвать, ты потерял работу, отметелили тебя так, что могли одни кости оставить…

— Было бы хорошо, если б остались только кости…

— А что у тебя еще осталось, прости, пожалуйста?

— Сердце.

— Видать, хорошо тебя прочесали эти хулиганы, раз ты такое начал нести. Ну скажи на милость, неужели мало тебе девчонок в этом большом городе?! Черт тебя понес именно на Дунай, ты мог вообще оттуда не вернуться! Ты — дурень из дурней. По тебе сохнет золотая девушка, а ты бегаешь за подковой от мертвого осла. Да если бы за мной ходила такая девушка, я бы завтра на ней женился.

— О ком ты говоришь, я что-то никак не пойму? Кого ты имеешь в виду? — прикинулся я.

— Я думал, ты притворяешься, но ты, оказывается, на самом деле дурак дураком. Бедная Нина.

— Нина?!

— Да, Нина.

Я разинул рот. Как же я сразу не догадался, что Андрей с самого начала имел в виду ее, а не Лию, которую он и не знает? Господи, пусть меня зло так забудет, как я забыл о Нине, скромной и нежной Нине.

— А где она, Нина?

— Где, где, — передразнил меня Андрей. — Его величество Пэнушэ вспомнил о своей невесте и интересуется, куда занесла ее судьба…

— Погоди, погоди, почему — невеста?

— Потому, что все так считают. Иначе бы у тебя ее непременно кто-нибудь увел, у многих из-за Нины дыхание перехватывает, однако ребята — порядочные — не стали подстраивать тебе гадость…

— Потрясающе! Андрей, ты серьезно говоришь или смеешься? — спросил я, не веря своим ушам.

— Больно надо мне смеяться. Ты сам, в первую очередь, посмеялся над самим собой, да еще и над Ниной. Такая девушка — симпатичная, умная, нежная — и, представь себе, до сих пор из-за тебя не вышла замуж. Ребята знали, что у нее кто-то есть, и не осмеливались за ней ухаживать. А ты ее никуда не пускал, сам, между тем, на других глазел. Слишком много ты ставишь на любовь, раз решился плюнуть на все и броситься с закрытыми глазами в погоню за призраком. Ты хоть знаешь, что такое любовь? Сегодня есть, завтра — нет… Воздух. Пыль. Обман. Обычно такие люди — очень самоуверенные и большие оптимисты, вроде тебя — впадают в конце концов в другую крайность, диаметрально противоположную — становятся циниками и всеобщими путаниками…

— Да, хорошенькую перспективу ты мне нарисовал, — рассмеялся я, не воспринимая всерьез его слова и поэтому не обижаясь. Я давно знал Андрея как пустозвона, не всегда отдающего отчет в своих словах и поступках. Может быть, именно поэтому его все считают злым, и даже друзья, кроме меня, конечно, предпочитают соблюдать дистанцию, поражаясь тому, как я его выношу и продолжаю поддерживать дружеские отношения с таким нудным типом.

— Ну, хорошо, а я что делаю? Я, по-твоему, не работаю? — спросил я, желая выглядеть как можно рассерженней, потому что отлично понимал, что он отчитывает меня — и читает мораль — из-за драки и ее последствий. Однако не сумел удержаться, улыбнулся и добавил: — Или, может, я в бирюльки играю?

— Да что это за работа, — махнул он рукой.

— Лучше скажи, где можно найти Нину?

— Совесть замучила? — зло спросил он.

— Нет, просто любопытно…

— По распределению она попала на комбинат в Бельцы. Уже три месяца там работает.

— Ты поддерживаешь с ней связь?

— С какой это стати? — в его глазах заиграли холодные огоньки, и в голосе появились грубые ноты.

— Ладно, не сердись, уже и спросить нельзя… — успокоил я, зная его вспыльчивость…

Я поднялся, чтобы размяться после долгого сидения.

— Как ты привык к этой сидячей работе?

— Привычка — мать традиции, — с философским глубокомыслием изрек Андрей.

— Я уезжаю в деревню, к родителям, на неделю, а ты, смотри, действуй и подыщи мне какое-нибудь место. Желательно что-нибудь связанное с ревизией.

— Как, тебе еще не надоело бродяжничать?

— Это интересное занятие.

— Хорошо, я займусь этим. Если понадобится, чтоб ты срочно приехал, я пошлю телеграмму.

— Только не завтра.

— Не волнуйся, дам тебе несколько дней, чтоб ты пришел в себя, чтоб выветрились все твои глупости.

— Какой ты хороший!

Мы улыбнулись друг другу, пожали руки, и я ушел.

На улице лил мелкий, холодный дождь. Рваные черные тучи заволокли небо и, хотя был полдень, казалось, что смеркается.

Я зашел к хозяйке и взял свою сумку, собираясь купить чего-нибудь в городе — мама всегда радовалась, когда я привозил ей то головку голландского сыра, то ветчины, то копченой рыбы.

Тетка Ирина сидела на кухне и вязала кофту. Вязанием она зарабатывала себе, как она выражалась, «на кусок хлеба с маслом». Раньше она жила в доме на окраине города. У тетки Ирины был небольшой участок земли, на котором она посадила около десяти виноградных кустов, разбила несколько рядов лука, петрушки, чеснока, укропа, фасоли и другой мелочи, столь необходимой для хозяйки. Девятиэтажные коробки вырастали, как грибы после дождя, у самого порога, и, почувствовав, что ей грозит снос, хитрая баба перевезла к себе сестру из деревни, кое-где поплакала, и сестру прописали в ее доме. Так она получила двухкомнатную квартиру в новом доме, в которой одну комнату я снимал вместе с Андреем. Наша плата, пенсия да еще то, что она прирабатывала вязанием из шерсти, которую посылала сестра из деревни, позволяли тетке Ирине вести далеко не бедное существование.

Заметив меня, она отложила в сторону почти готовую кофту и спицы и спросила:

— Ты сегодня не работаешь, Кристиан?

— Я взял отпуск, — соврал я. — Хочу поехать домой.

— А почему не в горы или в Ялту?

— Думаю побыть с родителями недельку-другую, а затем вернусь обратно на работу. Остальной отпуск возьму летом. Вот тогда, надеюсь, удастся съездить на море, может быть, даже в Ялту.

— Если поедешь в Ялту, скажи мне, я порекомендую тебя одной своей знакомой, и ты сможешь снять у нее комнату.

— До лета надо сперва дожить, — неопределенно ответил я, собрав сумку и стоя в нерешительности: брать с собой кроссовки или поехать только в туфлях? После короткого колебания решил все-таки взять их, и направился в прихожую, где хранилась обувь на антресолях над входной дверью. Я встал на стул, но не успел по-настоящему приняться за поиски, как раздался звонок. Спрыгнув на пол, я открыл дверь. Передо мной стояла невысокого роста, толстощекая упитанная девушка в длинном резиновом плаще со сложенным зонтиком в руке. Ее большие голубые глаза испуганно мигали. Она молча смотрела на меня, как на призрак.

— Вам кого угодно? — спросил я и улыбнулся, давая ей понять, что я не дракон и не ем людей.

Она открыла рот, но не произнеся ни слова, опустила глаза, еще больше покраснев. В это мгновение тетка Ирина вынырнула из-за моей спины:

— Что случилось? Что она здесь ищет?

Девушка подняла глаза, удивленно замигала, затем, кажется, побелев от ужаса, забормотала сквозь приступ рыдания, сотрясавшего ее тело:

— Тетя… пожалуйста… отец… изобьет… он убьет меня… если узнает.

Тетка Ирина бросила на меня быстрый взгляд и, заметив, что я, ничего не понимая, стою в полной растерянности, гневно зашипела:

— Дура, ты что, не видишь, что ошиблась адресом. Та женщина живет по другому адресу, 16 дробь 4, а здесь — 16 дробь 2, балда!