Съезд не поддержал этого решения ни в этот день, ни в последующие дни своей работы. «Об объединении всех элементов страны, борющихся за республику рабочих, солдат, крестьян, горцев, ибо только в борьбе за эту республику можно успешно побеждать контрреволюцию, наступающую со всех сторон», — такова была его резолюция, предложенная Сергеем Мироновичем Кировым.

Глава четвертая

Бичерахов торжествовал: был Рымарь — и нет Рымаря. Как в осетинской пословице: «Башню рушит собственный камень». Наговорил лишнего на съезде, вывернул себя наизнанку и потерял доверие народа, а вместе с доверием и власть. Сиди теперь в своей Терской, выращивай морковку, бывший председатель Военного совета.

Бичерахов подошел к окну принадлежавшего не так давно Рымарю кабинета: за ним угасал солнечный апрельский день, впереди громыхающей по булыжной мостовой армянской арбы ползла длинная тень запряженной в нее клячи. «Быстры, как волны, дни нашей жизни», — подумал он словами старинного романса и усмехнулся в коротко подстриженную бородку. Он был доволен собой, своей выдержкой. Кто–то кричал на митингах и съездах, бил себя в грудь кулаком, выходя из себя и выводя из себя других, а он, Георг Бичерахов, сидел все это время в стороне от шума и ждал своего часа. Впрочем, не совсем в стороне. Вчера вернулся из Тифлиса Микал с приветом от главы английской миссии и обещанием денежной помощи. И всего лишь неделю тому назад он сам вторично ездил в станицу Черноярскую к графу Шереметьеву, в результате чего наладилась связь с генералом Деникиным, готовящим свою Добрармию в Сальских степях к новому кубанскому походу.

Скрипнула дверь. В кабинет вошел Микал. Как всегда стройный, подтянутый. На широкой груди два ряда блестящих газырей. Во рту — еще ряд., Щелкнув каблуками, он доложил председателю Казачьего совета, как снова стал называться расформированный Военно-революционный совет, что с ним хочет видеться какой–то приезжий из Владикавказа. Бичерахов согласно кивнул головой, продолжая рассматривать за окном кишащий людьми проспект.

— Гутен таг, — раздался у него за плечами приятный мужской баритон.

Бичерахов обернулся, с интересом уставился на сухопарую фигуру с белобрысым острым лицом, ухмыляющимся из–под фетровой шляпы.

— Ну, кто кому сыплет горячие уголья в штаны? — перешел незнакомец на русский язык.

У Бичерахова подскочили брови к его бухарской шапочке, которую он предпочитал последнее время офицерской фуражке. Неужели это тот самый немец, с которым свела его судьба однажды в доме Нюры Розговой.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил в свою очередь Бичерахов.

— То, что германские войска уже заняли Украину и вот-вот захватят Ростов.

— Я знаю положение дел на фронте и без вашей информации, господин...

— Гизлинг, — подсказал странный посетитель.

Ну, конечно же, это он, тот самый гонористый немчик!

— Неужели вы, господин Гизлинг, проделали такой длинный и, надо полагать, утомительный путь, чтобы еще раз напомнить мне о том, что Россию спасут немцы? — усмехнулся Бичерахов, прикрывая по привычке ладонью уползающую при разговоре в сторону нижнюю губу.

— А вы думаете, не стоило?

Бичерахов пожал плечами, подвинул гостю стул:

— Садитесь.

— Благодарю вас, — Гизлинг уселся, закинул ногу за ногу, вынул из кармана куртки коротенькую трубочку: — Разрешите?

Бичерахов кивнул головой.

— Вы угадали, Георг Сабанович, — все так же спокойно и даже бесстрастно продолжил разговор Гизлинг, попыхивая трубкой, — я действительно приехал напомнить вам о нашем разговоре, состоявшемся много лет назад совершенно случайно. Да-да, Россию спасут немцы, и им нужно помочь в этом.

— Вы это заявляете, конечно, не от своего имени?

— Разумеется.

— Какую же помощь ждут пославшие вас?

— Мы это еще обговорим. Думаю, однако, что наши предложения не внесут разительных коррективов в ваши собственные планы, господин будущий президент Терского государства.

Ого, куда хватил! Бичерахов прищурился.

— А откуда вам знать, какие у меня планы?

— Полноте, Георгий Сабанович. Вы делаете ставку на англичан, не так ли? Союзники, мол, и прочее. Эти союзники так и будут топтаться на месте, не рискуя сделать решительного шага, уверяю вас. Англичане много обещают, но мало делают. То ли дело немцы. У них слова не расходятся с делом, некоторые уже поняли это.

— Кто же, например?

— Генерал Краснов. Он получил хорошую помощь от германского правительства и теперь успешно громит на Дону большевистскую так называемую Красную армию.

— Вы смелый человек, господин Гизлинг. Ведь я могу арестовать вас и отправить в Чрезвычайную Комиссию.

— Точнее, не смелый, а хорошо осведомленный, — возразил Гизлинг, глядя своими немигающими серыми глазами в глаза собеседника. — И потом, наш общий знакомый, направляя меня к вам, сказал, что вы благоразумный человек.

— Наш знакомый? Кто он такой?

— Гойтинский.

— Гойтинский?! — Бичерахов даже забыл прикрыть рукою перекосившийся рот. — Разве... разве у него германская ориентация? Он что, заодно с немцами?

— Что же тут удивительного? Когда припечет, будешь заодно хоть с самим чертом, — рассмеялся Гизлинг. — Жаль, что этого до сих пор не понял ваш кумир Деникин. Носится с союзническим долгом, играет в национальную гордость, видит в Германии по-прежнему врага. А ведь у нас сейчас у всех один враг — большевистская Россия. И чем скорее мы с нею покончим, тем будет лучше для всех нас.

— Зачем же, в таком случае, германскому правительству налаживать с нами связи, если цели наши и так совпадают?

— Видите ли, германскому правительству не совсем безразлично то обстоятельство, под чьим протекторатом будет возрождаться освобожденная от большевиков Россия и в частности Терская автономия. Если мы с вами, Георгий Сабанович, поладим в интересах дойчланда, терское казачество в ближайшем будущем получит от него солидную финансовую помощь и несколько вагонов оружия. Не правда ли, лучше иметь немецкого журавля в руках, чем английскую синицу в небе? — рассмеялся одними губами Гизлинг.

«Сам ты тевтонский гусь», — подумал Бичерахов, а вслух сказал:

— Ну, предположим, мы пойдем на ваше предложение, что же вы ждете от нас хотя бы в общих чертах?

— О, сущие пустяки, — хлопнул себя по тощей коленке Гизлинг. — Главное — не препятствовать продвижению германских войск по терской земле. Остальное мало чем отличается от того плана действий, который выработан для вас ставкой Деникина: восстание казачьих масс во всех отделах, ликвидация на местах советского аппарата, усиление вражды между казаками и горцами. Все мы это обсудим, как я уже сказал, в рабочем порядке. Через два дня я уезжаю. Что мне передать нашему общему другу? Согласны ли вы с его предложением?

— Я подумаю.

— Хорошо, я подожду. Помните только, немецкие войска подходят к Дону. И еще один вопрос: могу ли я встретиться с Негодновым?

— Но он не состоит в штате нашего совета, — уклонился от прямого ответа Бичерахов.

— И тем не менее он работает на вас, — в стальных глазах Гизлинга отразилась ирония. — Мне бы хотелось обсудить с ним кое-какие вопросы, касающиеся этой работы.

— Вы действительно хорошо информированы, — усмехнулся Бичерахов. — Не забывайте только, что в городе с некоторых пор действует созданная при Совдепе Чрезвычайная Комиссия.

— Благодарю за предупреждение, Георгий Сабанович, — Гизлинг поднялся со стула, спрятал потухшую трубку в карман. — Весьма рад был с вами встретиться. Ауфвидерзейн.

С этими словами он надел на свой узкий и высокий лоб шляпу и твердым военным шагом вышел из кабинета.

Ольга делала лепухи: брала рукой перемешанный с соломой навоз и с силой бросала его в плетень, отчего он сплошь покрылся причудливыми рыжими созвездиями. Лепухи — те же кизяки, только сделанные на скорую руку, без специального станка. Она так увлеклась этим несложным, но требующим определенной сноровки делом, что не сразу заметила подошедшую сбоку свекровь.