— Керменисты метутся! — крикнули в толпе зевак. — Тикай, братцы, а то под шумок в участок отволокуть.

Но толпы уже, собственно, не было. На площади возле Кирова остался лишь раненный в плечо чеченец со своими глядящими исподлобья товарищами — они не спешили покинуть безопасное место.

Между тем Киров взял пострадавшего горца за локоть здоровой руки, предложил взглядом следовать к подъехавшему фаэтону.

— Зачем, меня туда? — насторожился чеченец.

— В больницу поедем, лечить будем, — объяснил Киров.

Раненый было заартачился, о чем–то горячо заговорил со своими земляками, но Киров без особого труда успокоил их.

— Клянусь Казбеком, что ни один волос не упадет с головы вашего товарища, — вытянул он руку в направлении белеющей снегом вершины горного великана и, подведя раненого к. фаэтону, усадил его между собой и Маркусом на заднее сидение. — В Александровский переулок в больницу Туганова, — сказал он отдельно кучеру. Резиновые колеса фаэтона мягко зашуршали по булыжной мостовой. Чеченец, по-прежнему держась здоровой рукой за раненое плечо, затравленно озирался вокруг.

— Тебя как зовут? — обратился Киров к своему соседу.

Чеченец покосился на него темно-карим глазом, пожал здоровым плечом:

— Сипсо зовут.

— Интересное имя. А что оно означает?

Чеченец снова пожал плечом, насмешливо скривил губы.

— А тебя как зовут? — спросил в свою очередь.

— Сергей, — улыбнулся Киров.

— А что такое — Сергей?

— Ну, как тебе сказать... Сергей — это значит по-римски высокородный, знатный.

Чеченец понимающе покивал головой.

— Сипсо тоже знатный имя: всюду его знают, — сказал он с гордостью. — И высокородный очин: Сипсо у Ярмола болшой началнык был, генерал был.

— Чеченец? — удивился Киров.

— Зачем чеченец? — покривился собеседник. — Сипсо — русски генерал, очин храбрый, мой дед говорил.

— Постой, постой! — начал догадываться Киров. — Может быть, генерала звали Слепцов?

— Ага, Сипсо, — подтвердил чеченец, — я тебе так и сказал.

— Интересно... Расскажи про него, — попросил Киров.

Сипсо, с трудом подбирая русские слова, поведал Кирову историю возникновения своего имени.

В армии Ермолова среди генералов особенно отличались Слепцов и Бакланов. За великодушное отношение к побежденным и храбрость оба генерала снискали у горцев невольное уважение, и, когда один из них, Слепцов, был однажды окружен с частью войск в лесу и убит в рукопашной схватке, никто из победителей не посмел взять его шашку, зажатую в окровавленной руке, дабы не оскорбить памяти уважаемого воина. С тех пор в чеченских аулах стали называть мальчиков новыми именами: Сипсо и Баккалу — в честь русских генералов Слепцова и Бакланова.

— Вот какой знатный мой имя. — закончил рассказ Сипсо и, отняв левую ладонь от раненого плеча, бесстрастно взглянул на запекшуюся на ней кровь.

— Яман [39] казак, — сказал он отрывисто и забормотал что–то на родном языке.

— Мстить ему будешь? — спросил Маркус, дотоле молча слушавший ломаную скороговорку чеченца.

— Нет, — отрицательно помотал головой Сипсо. — Скоро сюда придет турецкий армия, она всех казаков — цэ! — он провел у себя большим пальцем под бородой и выразительно посмотрел на макушку дерева, мимо которого проезжал фаэтон, — а мине обязательно надо мой кровник кончат, сто лет ево искал.

Киров с Маркусом удивленно перемигнулись между собой, а сидящий на козлах кучер даже оглянулся: чеченцу лет сорок от роду, а он, оказывается, уже целых сто лет за своим кровником охотится.

— Э, какой ты непонятливый, — досадливо шевельнул бровями Сипсо в ответ на высказанное Кировым недоумение. Дед его деда кончал деда моего деда. Недавно в Моздоке нашел внука его внука — буду резат его.

— Да за что же резать безвинного человека? — удивился Киров. — С чего ты вздумал?

— Наш закон такой, — поджал губы Сипсо, — я не сам думал.

— Гм, — Киров расстегнул воротник рубашки. — И насчет турецкой армии тоже не сам выдумал?

— Не сам. — согласился Сипсо. — От Нажмудина Гоцинского слыхал — очин святой человек. Говорит, казаки живут на чеченской земле, надо отобрать у них землю.

— Твой Нажмудин турецкий агент и злобный враг не только русского, но и чеченского народа, — возразил Киров, с трудом сдерживая раздражение: — Если на Кавказ придут турки, то их рабами станут не только русские, но и все горские народы и чеченцы в том числе. Вы бы лучше Асланбека Шерипова слушали. Ты знаешь Асланбека?

— Да. Видел его в Анди. Молодой, горячий. С Нажмудином спорил, с Тапой Чермоевым. «Советская власть, говорил, — даст чеченцам землю». Глупый, не понимает, что Советская власть иест русски власть. А разве русский будет отбирать у русского? Волк своего щенка кушать не будет, он лучше чужой баран сожрет.

— Да, конечно, — ухмыльнулся Мироныч, — если будете баранами, то такие волки, как имам Гоцинский и шейх Узун-хаджи, сожрут вас с потрохами. Ты декрет Советской власти о земле читал?

— Кто такой — декрет?

— Декрет — значит закон.

— Не, не читал, мой грамота сапсем не знал.

— Вот то и плохо, — вздохнул Киров и вынул из бокового кармана пальто бумажный листок, отпечатанный жирным шрифтом.

— Слушай, — обратился он к неграмотному горцу и прочел первый пункт декрета: — «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа». Это значит, — пояснил Киров чеченцу, — что все земли, принадлежащие Джабагиевым, Каплановым, Чермаевым и прочим отныне принадлежат народу. «Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, впредь до Учредительного собрания», — прочитал Киров второй пункт декрета и вновь устремил насмешливо-пытливый взгляд на сидящего с открытым ртом горца: — У вашего муллы много земли?

— Много, — ответил Сипсо.

— А у старшины?

— Шибко много.

— Теперь будет, как у всех, а может, и меньше, — рассмеялся Киров и протянул собеседнику листки с декретом: — Вези, Сипсо, в свой аул, пусть узнают твои земляки, что такое Советская власть.

Сипсо взял листки, бережно сложил вдвое, засунул за борт черкески.

— Останови фаэтон, пожалста, — попросил он.

— Зачем? — удивился Киров. — Сейчас в больницу приведем.

— Не надо больница, я домой пойду.

— А как же рана? Ее перевязать нужно.

— Рана? — усмехнулся Сипсо. — Какой это рана — тха! Ево заживет. Вот только черкеска не заживет: порвал кинжалом проклятый казак. Останови, прошу тебя.

Но фаэтон продолжал покачиваться на рессорах. Тогда Сипсо с истинно кавказской ловкостью выскочил из него на ходу и, прижав ладонь к груди, склонил в полупоклоне голову:

— Спасибо тебе, Кира!

— Будь здоров, Сипсо! — крикнул в ответ Киров. — Увидишь Шерипова, передай от меня поклон.

— Баркалла [40], кунак, да вознаградит тебя аллах миром — ты хороший человек! — крикнул Сипсо вслед удаляющемуся экипажу.

К Силантию Брехову приехали гости: дочь Ольга, Кондрат Калашников и Ефим Дорожкин. Все они, кроме Ольги, уже порядочно захмелели от хозяйского угощения и с пьяным усердием выводят вибрирующими голосами замысловатые рулады старинной казачьей песни:

Запевает Недомерок. Сам маленький, а голос у него, как у дьяки из Успенского собора: — бу-бу-бу!