Когда Верховцев и Веточкин ушли, Кареев сел за стол, раскрыл книги. Тихо. Нелли без дела стала бродить по комнате. Проговорила про себя:

— Хорошо сейчас в парке.

Но Михаил, углубившись в чтение, не услышал или сделал вид, что не услышал ее слов. Нелли вздохнула.

— Мишенька, который час?

— Половина четвертого, — не отрываясь от книги, ответил Кареев.

Снова пауза. Нелли томится.

— Как ты думаешь, Мишенька, пойдет сегодня в клуб Леночка Орлова?

— Не знаю, право.

— Я думаю, что пойдет. Она новое платье сшила. Непременно пойдет.

Михаил не высказал никаких соображений по поводу нового платья Леночки Орловой. Нелли наконец не выдержала, подошла к мужу, обняла за плечи, спросила тоном, в котором слышалось едва сдерживаемое раздражение:

— Ты еще долго будешь заниматься?

— Послезавтра семинар.

— Может быть, полчасика погуляем?

— Пойди одна, — простодушно предложил Кареев.

И Нелли уже нервно теребит в руке носовой платок.

— Одна, одна! Целыми днями одна.

Кареев со вздохом встал из-за стола.

— Как же быть, ласточка моя? Я понимаю, тебе скучно, да еще без дела…

— Как без дела! А кухня, уборка? Ты не считаешь.

— Но и с домашней работой у тебя не ладится. Юрию подворотничок подшивала и не сделала как следует. Он даже удивился…

Это была последняя капля. Грянула буря.

— Вот как! Удивился! Знала бы, что у тебя такой приятель, ничего бы ему не делала. Нахал!

— Зачем ты сердишься? Юрий просто не представляет, как можно не работать.

— А ему какое дело! Новость! Не успел приехать и уже лезет со своими нравоучениями. Советчик нашелся. И ты хорош. Тоже, наверно, считаешь, что я сижу на твоей шее? Помнишь, сам говорил: отдохни, отдохни.

— Сколько времени прошло с тех пор…

— Все понимаю, все! Не любишь ты меня, не любишь! — И хлынули слезы.

Как всякий мужчина, Кареев не переносил женских слез. При виде плачущей жены он терялся, начинал без толку суетиться. Так получилось и в этот раз. Робко подошел к Нелли, заговорил просительно:

— Глупенькая моя. Кого же мне любить, как не тебя? Перестань. Успокойся. Не надо!

— Надоела я тебе.

— Что ты! Подумай! Я пошутил. Пойдем, пойдем. Не плачь только…

Все еще всхлипывая, Нелли принялась вытирать слезы:

— Всегда ты расстроишь меня. Теперь глаза красные. И пятна на щеках. Какое мне платье надеть?

— Надень голубое. Когда мы познакомились, ты в голубом была.

Напоминание о таком недавнем и таком милом прошлом растрогало Нелли:

— Ты запомнил, мой миленький муженек. Тихоня моя! — и обняла мужа.

— Ай, что это у тебя!

— Где? А! У платья кнопка оторвалась. Я пока булавочкой заколола.

Кареев промолчал, только внимательно посмотрел на жену.

VII

В том, что золотоволосая девушка в белом платье знала, где живет лейтенант Кареев, не было ничего удивительного. Эта девушка — дочь командира полка Лена Орлова.

Если бы встреча Лены с приезжим офицером произошла в другое утро, то, возможно, она и заинтересовалась бы симпатичным лейтенантом, разыскивающим Кареевых. Но сегодня Лене не до знакомств. Радостная и счастливая, она мчалась домой: первая репетиция пьесы «Любовь Яровая» в драматическом коллективе полковой самодеятельности, которым она взялась руководить, прошла отлично.

Стремглав вбежала Лена на второй этаж и несколько раз подряд сильно нажала кнопку звонка. Квартира наполнилась заливистым звоном. Акулина Григорьевна — мать полковника, — перетиравшая в кухне посуду, укоризненно покачала головой и, отложив в сторону полотенце, покорно поплелась в переднюю.

— Вот егоза! Всегда трезвон поднимает.

Светлым ветром ворвалась Лена в столовую, швырнула косынку на одно кресло, сумочку — на другое и, схватив бабушку за руки, закружилась по комнате так, что взволнованно и осуждающе зароптали рюмки и фужеры в серванте.

С героическими усилиями Акулина Григорьевна вырвалась из рук внучки.

— Да постой ты! Угомонись! Растрепала всю. И платок с головы сбила.

Лена упала в кресло, обмахивая косынкой разгоревшееся лицо.

— Бабушка! Ты думаешь, я Лена? Нет, я Люба. Любовь!

Старуха насторожилась: нет ли опять подвоха — от внучки всего можно ожидать. Но, не обнаружив в глазах Лены лукавства, спросила простодушно:

— Как Любовь? Не пойму что-то. Отроду Еленой была, и вдруг — на тебе!

Лена подошла к окну, постояла молча и вдруг, обернувшись, заговорила горячо и страстно:

— Был ли час, была ли минута, чтобы сердце мое кровью не обливалось от тоски по тебе…

Акулина Григорьевна испугалась: что случилось? Каким несчастным стало лицо внучки! Подошла к Лене, с тревогой заглянула в глаза:

— Что с тобой, касатка моя? Беда какая?

И поплатилась за свою доверчивость. Преобразилась физиономия девушки: снова смеются губы, щеки, серые, теперь уж лукавые глаза:

— Ай, бабушка! Да ведь это из пьесы.

Сбитая с толку такими метаморфозами, Акулина Григорьевна сердито насупилась:

— Какой такой пьесы? Ты толком скажи, а то тарахтишь, ровно горохом об стенку. Что опять сотворила?

Теперь на лице Лены высокомерие:

— Гордитесь, Акулина Григорьевна. Ваша единственная и несравненная внучка Елена Петровна Орлова — талантливая актриса и режиссер-постановщик пьесы «Любовь Яровая».

Акулина Григорьевна вздохнула:

— Шестьдесят лет на свете прожила, а о такой любви не слыхала. Пшеница яровая — правильно.

— Есть, есть такая любовь, бабушка, — и потерявшая бдительность Акулина Григорьевна снова оказалась в объятиях внучки и снова закружилась по комнате под игривую песенку:

На шум, поднятый Леной, из кабинета вышел Орлов. В расстегнутом по-домашнему кителе, с раскрытой книгой в руке он остановился на пороге, сердито посмотрел на дочь:

— Опять баталия!

Но ни строгий голос отца, ни его нахмуренные брови не испугали Лену. Отпустив бабушку, которая — от греха подальше — с необычной живостью шмыгнула на кухню, Лена бросилась к отцу, обхватила его шею руками, по-кошачьи положила голову на грудь. И пронеслась гроза. Разошлись брови на лбу полковника.

— Хорошо, говоришь, прошла репетиция? Ну, что ж! И я рад. Только смотри: премьера к празднику должна быть, а то выговор в приказе объявлю.

— Будет, будет. И Швандя отличный, и поручик Яровой у Щурова хорошо получается…

Левая бровь полковника, морщиня висок, вопросительно поднялась.

— Разве и Щуров участвует?

— Конечно. Я вам, товарищ полковник, уже имела честь докладывать, — встав по стойке «смирно» и приложив руку к голове, отрапортовала Лена.

— Не раз ты мне о нем говорила…

— Просто ты предубежден против Щурова. Ну, признайся. Не правда ли? Ага! Молчишь.

Уже нет улыбки на лице Орлова.

— Не хочу вмешиваться в твои личные дела. Ты девушка умная, рассудительная. Но должен сказать тебе…

— Знаю, знаю, — перебила Лена. — Щуров такой, Щуров сякой. Он уставы не выполняет.

— Не в уставах дело.

Но Лена ловит отца на слове:

— Ты же сам говорил, что не будешь вмешиваться в мои личные дела.

— Не буду. Одна у меня просьба: присмотрись к нему. Обещаешь?

Лена притихла.

— Обещаю!

— Вот и договорились. — И, чтобы развеять неприятный осадок, оставшийся от разговора, начал о другом: — Да, совсем забыл тебе сказать. У нас сегодня гости. Приехал молодой Верховцев. Вечером придет. И Бочаровы обещали зайти. Помоги бабушке приготовить.