Присцилла заставила меня зазубрить их, а Лин — повторить дважды, пока одна из девушек госпожи Флоры втыкала булавки в ткань, которая должна была стать моим платьем.

Самым неудобным и отвратительно красивым платьем, которое я надевала.

Оно невероятно шелестело, стоило мне чуть сдвинуться, в нем было почти невозможно дышать, сложно — сидеть, потому что корсаж не позволял расслабленно опустить плечи, а еще оно превращало мои глаза в почти изумрудную зелень и делало бледную кожу еще более бледной. Мне в нем хотелось прикрыться и спрятаться от чужих взглядов, которые и без того постоянно за меня цеплялись, но увы — идти на встречу с принцем Феликсом в джинсах мне никто не разрешил, поэтому я сидела смирно, стараясь не шелестеть и не дышать, и разглядывала узор инкрустации на столике, потому что разглядывать самого принца мне тоже запрещал этикет.

Я видела его ногу, которой он лениво качал, полулежа в кресле, видела узкую стопу в щегольском ботинке из светло-коричневой коже. Видела полы лазурно-синего пиджака.

То, как тонкая рука убирает с лица выбившийся локон цвета бледного золота.

Цепочку от часов, спрятавшихся в кармане жилета.

Золотую брошь-пчелу, сидящую на узле шейного платка.

Два массивных кольца на правой руке.

— Да поднимите вы уже взгляд, леди Лидделл, ни мне, ни вам не интересны эти расшаркивания, — сказал Феликс, устало вздохнув.

Через пять минут нашего знакомства, за которые я сказала, дай Многоликая, десяток слов — потому что, согласно этикету, не могла не отвечать на прямо заданные мне вопросы.

Феликс бросил взгляд на одного из двух лакеев, стоящего где-то у дверей, и указал рукой в сторону окна.

— После пыльной зимы Аглавера мне постоянно не хватает морозного воздуха, леди Лидделл, — пояснил он с улыбкой счастливого ребенка. — Я открываю все окна и часто выхожу в сад, не могу надышаться им. Если вы замерзнете, только скажите, — улыбка стала еще светлее, и я поняла, что передо мной — самый красивый человек, которого я видела.

Они с Даром были похожи почти как близнецы, но Феликс выглядел младше и тоньше, и, пожалуй, добрее. Он казался одним из тех прекрасных принцев, живущих на картинках в книгах сказок, где они спасают дев из башен, стоящих в темном лесу, и расколдовывают принцесс, превращенных в жаб.

Камень в моем кольце не изменил цвет, когда я взяла протянутый мне бокал с чем-то, похожим на смесь вина и фруктового сока.

И льда.

Кажется, под тонкой тканью моя кожа начала покрываться мурашками.

— Простите, Ваше Высочество, — тихо сказала я, — но мой патрон запретил мне употреблять спиртное. Если можно, я бы предпочла обычную воду.

— Как скажете, леди Лидделл, — Феликс ни капли не изменился в лице, только сделал еще один знак слугам. — Или вы теперь носите фамилию своего покровителя и мне следует обращаться к вам иначе?

— О, нет, Ваше Высочество, мой имя осталось моим, — я покорно опустила ресницы.

— Ничего не понимаю в магии, если честно, — он заложил руки за голову. — И в правилах, которых придерживаются маги, тоже. И, признаюсь, ваше появление для меня большим сюрпризом. Забавный подарок на Поворот, — Феликс ухмыльнулся. — Я извелся в Аглавере, потому что господин Форжо поддразнивал мое любопытство своими письмами о вас, называя вас изящной лесной феей. Искренне жалею, что наша встреча не состоялась раньше… Вы же знаете, почему я уезжал?

Я покачала головой, забирая у слуги бокал — точно такой же, как оставленный мною на столе, тонкий, с высокой ножкой и узором хрустальных граней. Только в этом была вода.

Камень на кольце снова не поменял цвет.

Вода оказалась неприятной, словно затхлой, и я лишь сделала вид, то пью.

— Аглавер, как говорит мой брат, похож на бревно, в котором свили гнездо осы, — Феликс запрокинул голову, глядя в потолок, на лепнину в виде виноградной лозы. — Они не трогают, если их не тревожить, но иногда ты забываешь, что они есть, или не замечаешь их и садишься на то самое бревно — и все. Осы злятся. Жужжат и обещают укусить, — он выпрямился, наклонил головы набок, почти прижав ее к плечу, и уставился на меня. Уже без улыбки. Глаза у него были светлыми и яркими, серо-голубыми, как зимняя река. — В Аглавере за последние лет так пятнадцать сменилось несколько правителей. Говорят, их трон не хочет никого признавать, а нам, как заинтересованной стороне, хотелось бы видеть на нем если не истинного короля, то хотя бы фигуру, которая устроила бы нас… как политик и партнер. Тот, кто сможет утихомирить разбушевавшихся ос, в которых превращаются аглаверцы, когда им что-то не нравится. Но это все не та тема, которая может заинтересовать очаровательную леди, — улыбка снова вернулась на его губы — немного капризные, как мне показалось, пока он не улыбался. — Чем вы хотели бы заниматься, леди Лидделл? Кроме уроков магии…

— Откуда вы…

— О, я знаю о вас чуть больше, чем, наверное, вам кажется, — он положил руки на подлокотники, погладив деревянные завитки. — Но, конечно, далеко не все. Итак…

Феликс выжидающе посмотрел на меня.

Я пожала плечами, что, конечно, тоже было где-то за пределами этикета, но я решила, что немного естественности не помешает.

В конце концов, я была не отсюда и мне могли простить некие странности в поведении. А проверить, насколько далеко я могу зайти, тоже будет не лишним.

— Я не знаю, Ваше Высочество, — призналась я. — Если вы хотите честности, я бы предпочла и дальше сидеть в библиотеке и зарисовывать эскизы с гербария. Или быть чьим-то ассистентом. Или…

— То есть, вам не интересна светская жизнь, я правильно понимаю, леди Лидделл?

— В определенной степени — интересна, но я не хочу играть в ней какую-то значимую роль, — сказала я и добавила: — Ваше Высочество.

Его новая улыбка стала действительно капризной, и я подумала, что Феликс, кажется, как непослушное дитя не может долго усидеть на месте в одной позе.

— Как жаль, леди Лиддел, как жаль, — он покачал головой. — У меня не то, чтобы были на вас большие планы, потому, как вы знаете, мы не ждали кого-то вроде вас в это время, но вы разобьете мне сердце, если решите стать затворницей. Ваш патрон, думаю, тоже этого не одобрит.

— Лорд Парсиваль в полной мере осознает, что у меня есть определенный долг и перед короной, и перед храмом Дюжины, — я снова скромно опустила ресницы. — Более того, он настаивает на исполнении этого долга.

Я отдала бокал слуге и поежилась: мне становилось холодно. Феликс, кажется, то ли действительно не чувствовал сквозняка, то ли делал вид, что ему нормально.

— У меня есть одна идея, которая может вам понравиться.

Феликс подозвал лакея, второго, все это время стоящего у бюро, на котором лежали книги и стопка бумаги. Лакей протянул ему поднос, на котором лежало письмо. Я чуть не закатила глаза, потому что в моем понимании вся эта возня вокруг простых действий была невероятно утомительна.

— Ручная птица моего брата считает, что нам следует внимательнее отнестись к вдове моего второго брата, — Феликс вытащил из конверта письмо и какой-то кусок картона, сложенный вдвое, как открытка. — Вы, наверное, знаете: у нас был старший брат, Фредерик, но, к сожалению, его беспечность на охоте привела к трагедии. У него осталась вдова. Женщины мстительны, леди Лидделл, — он с улыбкой ангела протянул мне письмо и открытку. — А женщина, дважды потерявшая возможность стать королевой, мстительна вдвойне. Герцогиня Альбская не родила моему покойному брату сыновей, — Феликс с деланным сожалением покачал головой. — Только трех дочерей, с которыми мы не могли общаться, потому что их матушка отлично использовала свой траур как препятствие к любым светским контактам, а свое право опекуна — как возможность отнять у нас наших племянниц и внучек — у нашего отца.

— И вы, как любящий дядюшка, крайне обеспокоены их дальнейшей судьбой? — спросила я, разглядывая портрет очень похожей на Феликса и Дара девушки, почти девочки, немного печальной и очень скромно одетой.