Мари всхлипнула и подбежав ко мне обняла мои колени, выше малышка не доставала. Белокурый ангелок с красивыми карими глазами.

После этого я окончательно бросила попытки стать в ряд с теми кто искал людей, припасы. Я училась лечить. Маруся женщина неопределенного возраста, с красивыми шоколадными волосами и такими же глазами учила меня всему что знала. Она работала хирургом широкого профиля в городской больнице. Раньше. А сейчас, она ужасалась антисанитарии царившей в наскоро сооруженной операционной, рыдала над найденной пачкой аспирина и молилась. Молилась всем богам которых когда либо знал наш мир. Но боги видать давно мертвы. Она не успела передать мне и малого кусочка своих знаний перед смертью. Умерла во сне, остановка сердца. Возможна для нее это был самый лучший вариант. Возможно. Врачом в лагере я осталась одна. Все что я умела тогда это вправлять кости и мало-мальски правильно определять болезни, все. Весь уровень моих знаний. Но люди шли, просили, умоляли. Сейчас я могу смело зашить рваную рану и вырезать аппендикс. Самоучка. Спасибо книгам, которые принес мне Эрик из одной из вылазок. Хорошие книги, подробные. Когда я листала одну из них у меня сложилось впечатление что это пособие по - пыткам а не медицинский учебник. Уж больно там все подробно описано было, да и картинки, цветные реалистичные.

День неумолимо клонится к своему завершению. Сегодня так никто и не пришел, даже Мари. Скучно, горько. Мне начинает казаться, что не только день, но и вообще все человечество - клонится к своему закату. Сейчас погаснут последние лучи, тусклого солнца, которые едва проникают на землю из-за пелены густого тумана, и все. Всему придет конец. А на утро, какие то новые люди будут пытаться выжить, пытаться создать, что то практически с нуля. Обидно, умирать вот так вот. Бессмысленно, что ли? Я поднимаюсь со скрипнувшего мне в след, старого стула и иду в соседнюю комнатенку. Там тепло. Относительно конечно, но явно теплее чем в моем кабинете. От работы мой "дом" в двух шагах. Выйти за дверь, запереть ее на шпингалет, два шага налево и все, я дома. Каморка обставлена скудно. Хотя о чем я? Тут все обставлено скудно. Все что не несет реальной нужды – сжигается. Горит все, что не горит - все ровно сгорит, надо только постараться. Иногда мне кажется что скоро мы начнем топить снегом. Подкидываешь горсть в костер а он полыхает сильнее и жарче. А еще у такого костра не будет удушающе едкого запаха краски, лака или еще чего-то химического, от чего жутко слезятся глаза, и першит горло. Я обвожу взглядом жилье, низенькая, односпальная кровать, с железными спинками, родом будто бы из детства. На таких, было весело скакать, пружинная сетка служила нам батутом. Тумбочка, на ней пара книг и стакан с водой. Все. Вещи которыми я обзавелась, лежат в изножье кровати. Шкаф – роскошь, которую мы не можем себе позволить. Хотя, даже будь у меня шкаф прятать в него нечего. Теплый армейский бушлат, пара безразмерных свитеров и такие же штаны. Поверх старенькой куртки накидываю бушлат и иду на улицу, нужно на склад. Еду нам выдают под запись и уже готовую. Дородная, смешливая сорокапятилетняя Катерина – наш повар. Женщина безумно любит готовить и даже безвкусная тушенка с надоевшими макаронами или гречкой получается у нее вкусной. До склада тоже – всего два шага. Пролезть в окно – дверь, свернуть направо, выйти за угол и теперь уже влезть в окно. Там маленький закуток и дверь с окошком. Там то и скрывается складское помещение и кухня. У Катерины есть три помощника, мальчишки лишившиеся обоих родителей. Один из них, всегда сидит около раздачи, поджидая голодающих. Вот и сейчас, мальчонка, на вид которому не больше десяти завидев меня, подорвался, высунулся в окошко по пояс.

- Вы за едой? – Звонкий, детский голосок больно бьет по ушам. Только сейчас замечаю что болит голова.

- Да, готово?

- Ага! – Мальчишка разворачивается и бежит, к виднеющейся двери. Через минуту он выносит тарелку. Пшенка и три тонких кусочка сала. Еще есть маленький кусочек хлеба, он темный и пятнистый но пахнет вкусно и прошлой жизнью.

- Что это? – Спрашиваю, впиваясь зубами в хлеб.

- А, баб Катя испекла. Разведчики вчера четыре мешка гречи притащили. Баб Катя ее в муку превратила, теперь у нас есть хлеб!

Я киваю и отхожу за одиноко стоящий у окна стол. Пшенка подсоленная и горячая. Сало ледяное но безумно вкусное. Никогда раньше не ела сало. Не нравился вкус. А вот теперь, да что только мы не ели что бы выжить. Главное не вспоминать, а то не поем, не смогу. Память услужливо затыкается, испугавшись явившегося за едой Гитариста. В темном помещение как то сразу посветлело. Гитарист был высок, широкоплеч и ужасно пластичен. Казалось что он перетекал из движения в движение. Не смотря на холод, он всегда ходил в джинсах, берцах и свитере на обычную футболку. Иногда я всерьез задумывалась выкачать у него кровь, что бы изобрести вакцину от всех болезней и дурного настроения. Едва завидев меня, он навесил на лицо обольстительную улыбку и поплыл ко мне.

- Таша. Какими судьбами? – Выдвинув второй стул он повернул его спинкой ко мне и уселся задом на перед, оседлав. – А чего мрачная такая?

- Ну, если я начну балагурить, что будешь делать ты?

- Рассказывать байки и играть на гитаре. – Он отошел за едой и вернувшись перевернул стул, сев нормально. Едва он взялся за слегка искривленную ложку как раздался вой. Следом еще и еще. Вместе они сливались в безумный рев похожий на сирену перед ядерной бомбардировкой. Ложки разом стукнули о тарелки. Мы вскочили, опрокидывая стулья и подаваясь к окну. Проклятый туман! Нам едва удавалось различать смутные силуэты в густеющих сумерках. Неестественно быстрые, ловкие.

- Сидеть! – Рявкнул Гитарист, выскакивая из импровизированной столовой.

Кто бы его еще послушал. Я бегу следом стараясь не попасться на глаза тварям. Даже по их вою и рычанию я могу понять они – другие. Не такие к каким мы привыкли. Внезапно передо мной появляется оскаленная морда, она плывет и меняется, лишь обнаженные в жутком оскале клыки - сохраняют форму. Я не успеваю ее разглядеть. Не могу описать. Черты плывут, будто тварь стоит не передо мной, а за зеркалом, которое заполнено водой. Виски сдавило, в глазах помутнело. Паника захлестнула сознание побуждая бежать, скрыться. А ноги стоят на месте не желая слушать доводы мозга. На глаза наворачиваются слезы, дыхание сперло в горле, я могу лишь хрипеть, задыхаясь. Я тону в собственном страхе и от этого становится еще страшней. Тварь продолжает менять черты. Я не вижу ничего кроме оскаленного… рта и черных раскосых глаз. Внезапно метаморфозы замедляются, я уже могу рассмотреть губы, за которыми, впрочем, скрываются жуткие клыки. Нос, глаза обычного карего цвета. Русые волосы, беспорядочно рассыпанные по плечам. Странно что я вообще могу различать детали, цвет глаз, на улице ведь ночь, темно. А я вижу. В какой то момент я понимаю что лицо мне ужасно знакомо. Но кто это? Не получается вспомнить. Паника не отступает, дышать по прежнему сложно а перед глазами уже танцуют алые круги. Стоп, это же я. Тварь приняла мой облик? Но как черт возьми? Автоматная очередь отдается болью в правом плече. Я падаю лицом в затоптанный снег, расшибая подбородок. Наваждение проходит. Дыхание с хрипом и кашлем возвращается. Я делаю вдох, пытаясь подняться. Ладони скользят по теплому от крови снегу, правую руку перестаю чувствовать совсем, лишь дырка от пули пульсирует огнем, разнося пламя по телу. Тварь визжит, черты "моего" лица снова плывут, сливаясь с темнотой за спиной существа. Миг и остатки паники растворились вместе с исчезнувшей тварью. Ото всюду слышны выстрелы, крики. Голос полковника, спокойный и уверенный. Он пытается организовать оборону…

- Ты как? – Гитарист легко подхватывает меня на руки, несет в сторону моего кабинета. Я пытаюсь ответить, губы не слушаются, горло раздирают сотни иголок. Еще миг и наваливается темнота.

***

Зеро.

Мы сидим вокруг костра погруженные в свои мысли так глубоко, что, кажется уже не выплыть. Не удивительно. Мы, столько времени, пытались хоть как то связаться с городами, находившимися на юге. Безуспешно. Люди, отправленные туда, не возвращались. Те кто уходил сам, приходили назад через какое-то время, отощавшие и почти сошедшие с ума. Все попытки провалились. Но они сами связались с нами. Не так как мы планировали, не так как мы предполагали.