Изменить стиль страницы

— Мы уже позвонили. Вот, ждем завтра доктора.

Джад, ни слова не говоря, смотрел на человека еще минуту, потом повернулся к подполковнику:

— Пошли!

Софья схватила его за руку:

— Если не оказать ему помощь немедленно, он умрет!

Джад повернулся к ней, его глаза были холодны как лед.

— Что поделаешь!

— Но человек же погибает! — взмолилась она.

— Что хотел, то получил, — жестко сказал он. — Он мне ничего не должен, а я ему.

— Это твой принцип?

— А ты можешь предложить что-нибудь получше? — саркастически возразил он. — Думаешь, если бы я не дал денег на эти чертовы отели в Югославии, они бы отпустили тебя со мной?

Она молча посмотрела на него и вышла из комнаты. А он подошел к столу, за которым полчаса назад застал спящего дежурного, и выложил на него десять чеков по тысяче долларов:

— Это поможет вам забыть, что мы здесь были.

Дежурный сгреб чеки и засунул в карман:

— А разве здесь кто-то был?

На обратном пути во Флориду, промаявшись два часа, Софья не выдержала и поднялась к нему в каюту:

— Можно тебя на пару слов?

— Конечно, — сказал он и протянул ей телекс. — Зря катались. Только что Страйкер сообщил, что они принимают наше предложение.

Она отложила телекс, не читая, и сказала:

— Извини, это, конечно, не мое дело, но там человек умирает.

— Спасибо, что сказала, я бы не догадался.

— Но почему человек, который может себе позволить все, что душе угодно, живет вот так? — воскликнула она. — Замкнувшись в своем одиночестве, как в барокамере, обрубив всякие связи с реальностью?

— Может быть, ему казалось, что так он никогда не умрет, — сказал Джад и, помолчав, добавил: — А может быть, он как раз хотел умереть, только ему не хватало мужества.

Глава пятнадцатая

Яркое солнце Флориды отражалось в зеленом зеркальном стекле, которым было облицовано одноэтажное здание, находившееся в одном квартале от Крейновского медицинского центра. Его плоская крыша пряталась за ветвями гигантских флоридских кипарисов. Возле изумрудных стеклянных дверей красовалась небольшая медная табличка:

КРЕЙНОВСКИЙ ЦЕНТР

ЯДЕРНОЙ МЕДИЦИНЫ

Частное заведение

У запертых дверей неподвижно, как неживые, стояли двое вооруженных охранников в форме и одинаковых зеленых зеркальных очках от солнца.

Доктор Сойер остановил свой автомобиль с откидным верхом напротив входа и взбежал по ступенькам. На ходу кивнув охранникам, он приложил ладонь к пластинке идентификатора личности на фотоэлементах. На табло засветились буквы его имени, и двери бесшумно раздвинулись.

Вестибюль был совершенно пуст, если не считать еще одного охранника, сидевшего за столом между двумя лифтами. Увидев доктора, охранник сказал:

— Доктор Забиски просила передать, что будет ждать вас на четвертом уровне, сэр.

— Спасибо, — сказал доктор, входя в лифт. Двери плавно закрылись за ним, он нажал нужную кнопку, и лифт медленно поехал вниз. Индикатор этажей был здесь таким же, как в обычных лифтах, но показывал он совсем не то. Значки сменялись от «В», что означало «вестибюль», до «9», номера самого нижнего подземного уровня. Этажи этого здания уходили под землю.

На четвертом уровне он вышел из лифта и, кивнув очередному охраннику, заспешил по коридору в кабинет доктора Забиски. Он толкнул дверь без стука. Доктор Забиски сидела за столом.

— Я примчался сразу, как только узнал о вашем звонке, — сказал он встревоженно. — Что-нибудь случилось?

— Нет, все в порядке, — успокоительным тоном ответила миниатюрная докторша. — Мы перевели его в блок интенсивной терапии. Просто мне кажется, что в тот момент, когда мы его разбудим, вам следует быть рядом.

Опускаясь в кресло напротив стола, он не смог сдержать вздоха облегчения.

— Боже, — произнес он, доставая из кармана пиджака пачку сигарет и закуривая. Пальцы у него дрожали. — Это безумие. — Он глубоко затянулся. — Последние три года я живу с ощущением, что мы тут все сделались Франкенштейнами.

— Все врачи в душе Франкенштейны. — Она слегка улыбнулась. — Найдите мне хоть одного, кто бы не мечтал сравняться с Господом Богом!

— Да, пожалуй, — согласился Сойер, делая новую затяжку. — И одному, хотя и не врачу, уже удалось, не правда ли?

Она усмехнулась, но невесело глядели ее желтые кошачьи глаза:

— Джаду Крейну?

Так же невесело, в тон ей, усмехнулся и он:

— Что ему оставалось, ведь всем остальным это просто не по карману!

Она помолчала, потом энергично кивнула:

— Пожалуй, вы правы. Когда он при первой встрече предложил мне двадцать, а потом пятьдесят миллионов долларов, я не очень-то поверила. Мне тогда не хватало воображения представить, что где-то в мире может быть сразу столько денег. Но стоило мне посмотреть ему в глаза, и я поверила тут же и безоговорочно. Не в эти деньги, а в этого человека. Он способен поставить все знания, что накоплены в мире, на службу своей мечте. А мечта его — бессмертие.

— А у вас какая мечта? — спросил он, глядя на сигарету, тлеющую в пепельнице у нее на столе.

— Мне хотелось бы послужить его мечте, — сказала она, и он уловил в ее голосе нотки грусти. — Но не знаю… Нет, право, не знаю. В наших ли силах воплотить эту мечту? Возможно, наука тут окажется бессильна. — Их взгляды встретились. — Мы должны отдавать себе отчет, что ни мы, ни он не равны Богу — мы всего лишь люди.

Он задумчиво покивал и сказал:

— Доктор Забиски, вы мне все больше нравитесь.

Она улыбнулась:

— Спасибо, доктор Сойер, — и, давая понять, что тема исчерпана, закончила уже другим тоном: — Ну, давайте посмотрим, как он там.

Он поднялся с кресла и подошел к ней, глядя, как она набирает что-то на пульте компьютера, стоящего у нее на столе. На экране замелькали цифры — желтые, красные, синие, зеленые, фиолетовые, белые.

— Вам придется все объяснять мне, доктор, — сказал он. — Я не владею кодом.

— Извините, я думала, вы в курсе, — сказала она. — Объясняю. Это простой цветовой код. Белый цвет обозначает оптимум, или то, чего мы стремимся достичь, другие цвета — проценты от нормы. Все жизненно важные показатели непрерывно контролируются. В данный момент нас прежде всего интересует температура его тела. Процедура имеет своей целью стабилизировать ее на уровне 34,6°. Не забудем, что это уже третья по счету процедура такого рода, которой он подвергается за последние три года. В первые два раза нам удалось снизить температуру с 36,6 сначала до 35,8, затем до 35,2. И каждый раз нам удавалось сохранить эту температуру в течение года, вплоть до следующей процедуры.

— Если я правильно запомнил, — сказал Сойер, — согласно вашим таблицам постоянная температура 34,6 обеспечит ему продолжительность жизни порядка ста пятидесяти лет.

— Совершенно верно, — сказала она. — Но это не единственный фактор. Клеточная имплантация, плацента и применение прокаина по румынскому методу должны укрепить его организм и замедлить другие факторы старения. — И добавила, подняв на него глаза: — Перед нами трудная задача: организм должен приобрести способность противостоять такому мощному фактору, как время.

Он помолчал, потом задумчиво произнес:

— Сто пятьдесят лет! Куда уж больше…

— У него другие масштабы, — сказала она. — Он твердит одно: бессмертие. На ближайшие пять лет у нас запланированы еще четыре процедуры по снижению температуры тела. В результате она должна установиться на уровне 30,6°, чему соответствует прогнозируемая продолжительность жизни порядка двухсот восьмидесяти лет. Но я уже сказала, я ни в чем не уверена. Это всего лишь компьютерные прогнозы.

— Черт возьми! — вдруг резко бросил он. — Меня это пугает.

Она отключила компьютер.

— Меня саму пугает. — Налив в стакан воды из большого термоса, стоявшего на столе, она отхлебнула глоток. — Эти игры с гипоталамусом, влекущие понижение температуры тела, пусть даже посредством высокоточного лазера, не дают никакой гарантии. Ошибка в одну микросекунду может просто убить его.