Андрей протянул не без удивления:

— А ты, оказывается, не такая уж овечка!

— Была овечка, да вся вышла!

И хлопнула дверью. Конечно, все дело было в том, что она действительно была не права. И все равно!.. Мчалась, куда глаза глядят, пока не увидела у чьего-то палисадника эту березу — сказочно белое дерево с тонкими текучими ветками и замерла, застыла на месте, завороженная. Домик у березы совсем увяз в снегу, а возле ворот была скамеечка. Смела с нее варежкой снег и присела, не спуская глаз с березы. Подумала: «А Андрей и не заметил бы ее. Грубый он все-таки!»

Сидела и смотрела на березу до тех пор, пока не пробрала дрожь. Но сердце не смягчилось. Так и ушла домой с камнем в груди. И целую неделю не появлялась в «берлоге». Хотя и дома не находила себе места, все валилось из рук.

Однажды вдруг собралась, села на автобус и доехала до конечной остановки. Сошла там, дождалась, когда автобус, обдав запахом бензина, повернет обратно. К счастью, больше с него не сошел никто.

День, как и тогда, выдался пасмурный, даже сырой какой-то. Слева за кюветом торчал из-под снега штакетник, огораживающий территорию пионерлагеря. Домики лагеря, припавшие к сопке, едва виднелись из-под низко нахлобученных козырьков снега. Справа сплошной стеной сосняк. Сюда они направились тогда осенью вчетвером: она, Ритка, Андрей и Валерка с Томкой. Нечего было и думать пробраться теперь к ельнику, где они жгли костер: снег по колено. А ей почему-то очень захотелось пробраться туда и дальше к обрыву, с которого она смотрела па город. Вспомнить и снова пережить то чувство ожидания чего-то большого и светлого, которое охватило ее там, над обрывом. Всего-то и прошло несколько недель, а кажется, что было это давным-давно! Столько случилось всякого… Какая она была тогда наивная, гордая. Ну, как же, ведь она всегда поступала правильно! А теперь…

Потопталась на шоссе, свернула по тропинке в сосняк к киоску, где летом продавали напитки. Тут, за деревьями, было глухо и тепло. Снег слежался, зачерствел. Нападавшие хвоинки на нем будто крестики птичьих следов… На душе не было ничего, даже отдаленно похожего на то, что она перечувствовала тогда на обрыве. Пусто. И эта пустота хуже всего. Спросила себя: ну, почему, почему так? Ведь псе осталось на месте: и этот лес, и сопки, и ее, Риткин, город там, в распадке, и жизнь, которая ждет ее впереди. Ведь все равно будет же у нее какая-то жизнь? Почему же ее теперь ничто не радует и не волнует?

Когда подошел автобус, заставила себя выйти к нему и плюхнулась на сиденье сразу же у двери. Было такое чувство, будто она пробыла здесь, в лесу, не один час, а несколько лет…

А на следующий день на тропинке, по которой она ходила в школу, внезапно появился, словно вырос из-под земли, Андрей. Почувствовала, как закаменело лицо, а он усмехнулся мрачно. Руки в карманах куртки, широкие плечи глыбой.

— И долго еще мы думаем так прохлаждаться? Ты соображаешь? Раз ты моя чувиха, твое место там, — Андрей показал квадратным подбородком в сторону «берлоги».

И она пошла, побрела за ним как собачонка. Что ей оставалось еще? Думай не думай, теперь уже ничего не изменишь. Одной ей теперь еще хуже. Она поняла это там, в лесу…

Больше Томка им не встречалась, и все у них пошло-покатилось… Только она все ждала: когда же Андрей скажет ей наконец те единственные слова, которые говорят девушкам? Ведь у них теперь такие отношения…

Но Андрей что-то не очень спешил с ними, с этими словами.

Одного человека боялась она только теперь: Кати. Старалась выходить из дому в школу так, чтобы не встретиться с ней, на переменах отсиживалась где-нибудь в закоулке. Катя, кажется, поняла, что она избегает ее, не навязывалась. А может, просто была очень занята. У нее было много общественных нагрузок и еще выписалась из больницы мать. Катя старалась теперь больше бывать дома. Кроме того, она подружилась еще с тем мальчишкой, о котором она рассказывала как-то Ритке. Ходили вместе на каток или играли у Кати дома в шахматы, крутили пластинки, просматривали книги.

«Уж у нее-то, — подумала как-то Ритка про эту Катину дружбу, — конечно, все будет не так, как у нее, Ритки». Подумала с недобрым чувством, поймав себя на том, что завидует Кате, ее чистой жизни. Добавила про себя: «Легко быть умной и хорошей, когда у тебя все так… Побыла бы Телегина на ее Риткином, месте!..»

И все же было трудно встречать взгляд ясных, излучающих доброту Катиных глаз. Спешила уткнуться в книгу, сделать вид, что задумалась.

К счастью, как раз начались зимние каникулы. Ну уж таких каникул у Ритки еще не было никогда! Что раньше у нее случалось в эти дни? Ну, елка в школе, ну, подарок от матери, какие-нибудь туфлешки или шарфик. Еще билет на елку в Дом пионеров, вечер у кого-нибудь из девчонок. Все такое жалкое, детское, если разобраться.

А на этот раз они с Андреем встречали Новый год в «Байкале». Он заранее заказал в ресторане столик на шесть персон. Были Валерка с Аидой и еще один заводской парень с девушкой. Кстати, она понравилась Ритке, не то, что эта белобрысая Аида, которая только и умела, что жевать сигареты и сыпать анекдотами. Галя и пела, и танцевала, и умела смешно рассказывать.

Все были шикарно одеты, но и Ритка в своем голубом платье выглядела не хуже других. Только ноги приходилось прятать под столом: и Галя, и другие женщины, что были в ресторане, почти все пришли в лакировках, а она опять надела материны лодочки без подошв… Посреди зала стояла великолепная елка, и оркестр на этот раз был настоящий. Пили шампанское. Ритка пробовала его впервые, и оно ей очень понравилось. Наверное, от шампанского и настроение было такое, что Андрей восхищенно стиснул ее за плечо:

— Ну, ты даешь!

Из ресторана поехали в «берлогу». Короче, домой Ритка заявилась утром. Отца не было, мать гуляла с Димкой у подъезда. Не сказала ничего, лишь посмотрела пристально. Хотя Ритка, отправляясь домой, всегда тщательно снимала краску с век и ресниц… Только вечером следующего дня обнаружила у себя под подушкой новогодний подарок матери: миленькое платье из штапеля в клеточку.

Рассмотрела его, прикинула па себя, но не надела, опустилась на постель.

Она тоже раньше всегда готовила матери к Новому году подарок. И к Восьмому марта. Самодельную шкатулку, подушечку для иголок. А на этот раз забыла. Закрутилась.

Андрея поздравила. Открыткой. Отправила на домашний адрес. В конверте, разумеется. Подписалась: твоя Р. А ему и в голову не пришло поздравить ее. Он и не догадывается, как Ритке хочется получить от него хотя бы какой-нибудь знак внимания.

Взяла и сказала ему об этом во время следующей встречи. Он удивился:

— Что? Я не поздравил тебя с Новым годом? А мы разве не вместе его встречали? Ну, то-то же!

Он ничего так и не понял. И тут Ритка спохватилась:

— А мать? Мать-то ты, конечно, догадался поздравить? Ну, хоть духи какие преподнес?

— А она, по-моему, не душится, — пожал широкими плечами Андрей. И потом, ее теперь есть кому поздравлять. Я же тебе рассказывал. Приехал он, этот тип. На работу устраивается… Она такая счастливая ходит, мать, — усмехнулся Андрей. — Помолодела даже.

— Ну, а о тебе-то она не забыла? — продолжала Ритка. — Тебя-то она поздравила?

Твердый рот Андрея опять тронула усмешка.

— Купила рубашку, еще там что-то. Пуловер, что ли… Я, признаться, еще не посмотрел.

Это было непонятно. Другое дело, если бы у Андрея не было денег. Убахали столько на этот ресторан! Да и в «берлоге» ни один вечер не обходится без бутылки. Если даже они остаются вдвоем. И еще Андрей любит поесть. Ритка никак не могла к этому привыкнуть, все поражалась: как можно столько съедать? Андрей уже перестал посылать ее в магазин, первое время он делал это и каждый раз злился:

— Что ты купила? Баклажанная икра! Разве это еда? Ты бы еще манной кашки принесла! Купи корейки, грудинки или балыка, колбасы… А не будет ничего такого, возьми хотя бы кусок мяса. Или яиц десятка полтора. Сварганим яичницу.