Изменить стиль страницы

С этими словами он начал собираться в дорогу, а Берстранд, видя эти суетливые приготовления, тихо вышел за дверь, отдать указания насчет центурии.

* * *

Но едва за герцогом закрылась дверь, как туда сначала вбежал наследник престола, а следом за ним вошла королева Виктория. Эдвард с разбега запрыгнул отцу на руки и начал о чем-то рассказывать, в смысл его слов Алкасар вникнуть никак не мог. Мысли были заняты Тагаром и поисками Редгорда.

— О чем вы говорили с Берстрандом? — Виктория была одета сегодня в длинное в пол скромное платье, каштановые волосы туго перевязаны платком из тончайшего шелка, привезенного из Южных провинций. Лицо ее было строго и серьезно, такое, какое подобает иметь королеве. Она стала старше, опытнее и мудрее со временем и теперь мало напоминала ту девчонку, которая когда-то спорила со старейшинами на совете, а ее поднимали на смех.

— В Тагаре восстание бедноты…

Королева подняла удивленный взгляд на своего мужа. Переспросила:

— На Тагаре?! Почему я об этом не знаю? Что там произошло?

— Мы не хотели тебя беспокоить перед праздником Единого, дорогая. Да там и нет ничего опасного кто-то всбаламутил народ. Они создали свой совет управления, теперь не хотят платить налоги, казнили Стражей и бургомистра…

— И ты говоришь ничего страшного, Алкасар?! — вскинулась королева.

— Нет, родная, — колдун продолжал удерживать сына на руках, который внимательно слушал разговор взрослых и незаметно умолк, навострив ушки, — поверь, если бы было что-то важное, то я бы тебе обязательно сказал. Герцог уже отдал распоряжение подготовить лучшую центурию для подавления восстания.

— Берстранд сам поведет ее?

— Ее поведу я, Виктория…

— Ты с ума сошел! Не дело короля вести в бой солдат. На то есть полководцы, — гнев исказил лицо королевы. Слезы навернулись на изумрудные глаза, затрепетали на длинных ресницах, а страшное предчувствие беды сдавило сердце. Она не могла объяснить откуда появилось это чувство, но то что она чувствовала заставляло ее сильно тревожиться.

— Брось, дорогая, — он обнял ее одной рукой и прижал к себе, — я быстро управлюсь, как раз ко второму дню торжеств. А ты пока пройдешь все церемонии и обряды…

Алкасар нежно поцеловал жену в губы. Она ответила легким, как утрений солнечный луч, касанием губ. У колдуна закружилась голова от нежности к малышу Эдварду и Виктории. За них он поймает не только какого-то старейшину, да он весь мир перевернет с ног на голову, только лишь бы они были счастливы.

— Не волнуйся…

— Хорошо, — согласилась Виктория, — но учти, если ты не появишься через двое суток, то … То пеняй сам на себя! — она со смехом потрепала его по волосам и расцеловала, так как это делать умела только она.

— А можно мне тоже поехать в Тагар с папой? — подал голос молодой князь Эдвард. — Я тоже хочу на войну!

— Нет уж… — одновременно в унисон ответили родители.

— Папа едет в Тагар, я в Кремь на праздник Единого, а кто же останется править Твердыней, Ваше Высочество? — с улыбкой полной нежности Виктория посмотрела на своего сына.

— Дядюшка и останется, — упрямо надул губы княжич.

— Надо привыкать, Эдвард, что не всегда наши желания должны исполняться. Ты особа королевской крови, — пояснил терпеливо колдун, — ты обязан порой следовать голосу разума, а не голосу своего сердца.

Алкасар поцеловал сына в щеку и наконец опустил на пол.

— А теперь беги к дядюшке Берстранду и скажи, что управлять Твердыней вам придется вдвоем. По крайней мере ближайшие дня два.

Маленький Эдвард тут же забыл, что собирался вместе с отцом на войну. Рванул по коридору, забыв закрыть за собой дверь. По коридору неслось эхо голоса княжича:

— Дядюшка, дядюшка Бестранд! Мы теперь тут самые главные! Все уезжают и мы теперь можем есть пироженые сколько хотим!

Родители переглянулись и одновременно засмеялись. Они были счастливы…

* * *

Сборы много времени не заняли. Обо всем позаботился герцог. Центурия стояла подле стен Твердыни, готовая к выступлению уже к вечеру сегодняшнего дня. Колдун тоже долго не собирался. Захватил с собой старый меч. Надел кольчугу. В мешок сложил несколько лечебных снадобий из редких лекарственных растений, немного подумав, захватил с собой Око Поиска — древний артефакт, которым пользовались еще во времена прадедушки Виктории, случайно обнаруженный им в подвалах Твердыни. Редгорда правда найти он так и не смог. То ли потому что энергия вся вышла из него за долгие годы, то ли потому что у Око был ограниченный круг поиска. Алкасар, беря его в дорогу искренне надеялся на второе. Поцеловал жену, попрощался с сыном, надеясь, что через двое-трое суток увидит их.

Выступили в сумерках. Солнце село за горизонт, а колонна конных Стражей двинулась по Тракту в сторону Несмолкаемых Гор, переход через которые и был самой тяжелой частью карательной операции.

Почему горы назывались Несмолкаемыми? Колдун когда-то поинтересовался об этом у старейшины Тука. Тот рассказал, что давным давно там были каменоломни, из камней которых и строилась Твердыня. Тысячи людей пали замученные страшным, невыносимым трудом в этих горах. С тех пор, когда на пиках гряды дует ветер, он приносит голоса всех погибших там рабов. Ощущение, когда слышишь этот разноголосый хор стонов и криков, еще то, но ничего смертельно опасного в этом гомоне нет. Тракт проходит прямо по вершине Несмолкаемых, дорога давняя, и за столько лет на ней не путников души рабов не нападали.

До Тагар один ночной переход. Ночь вступила в свои права, заменив серые безлунные сумерки. Ночью ехать опасней. Потому впереди разъезды Стражей, отряды позади и по флангам. Алкасар подумал, что лучше поберечься с самого начала. Так как предугадать действий Редгодра нельзя. Что у него в голове творится, знает лишь только он сам.

Конь мерно покачиваясь, бредет вслед за авангардом, изредка всхрапывает, перекликиваясь со своими соседями. Пахнет полынью и вечерней свежестью.

Отмахав приличный крюк, решили устроить привал у подножия Несмолкаемых. Разожгли костры, отправили посты дальнего обнаружения, расставили часовых. Алкасар попрежнему считал, что лучше перестраховаться, чем жалеть о том, что не сделано.

Командир центурии центурион Крид — старый заслуженный вояка, с длинной седой бородой и лицом покрытым шрамами, так что на нем было видно только лишь глаза, расположился напротив.

Из курдюка он нацедил немного воды и полил на руки, умылся и принялся за обед, приговаривая:

— Вот вы, Ваше Величество, не местный, а значит не знаете, что творится порой в этих горах… Страшное место. Сколько тут душ неупокоенных бродит… Не пересчитать!

— Но я слышал, что они на путников идущих по Тракту не нападают и вообще ведут себя, как и положено неупокоенным душам — смирно.

— Вам-то оно виднее, поговаривают, что вы сам из тех, кто с нечестью якшается… Вам они не страшны, а вот кони волнуются.

Лошади и правда, едва подошли к подножью Несмолкаемых гор, начали вести себя совершенно иначе, чем вначале пути. Завлновались, то в хвосте колонны, то в ее начале раздавалось испуганное конское ржание.

— Кони видят нечистую… — пояснил Алкасар.

— Вот и я о том толкую, — Крид, доев, спрятал остатки позднего ужина в походную сумку и обтер усы кончиками пальцев.

— Живых надо бояться!

— Это…

— АААА! — раздалось над Трактом. Чей-то отчаянный крик разрезал тишину острым лезвием опасности.

Крид вскочил со своего места, держа на готове меч. Колдун последовал его примеру.

— Вот вам и не нападают… — очень тихо проговорил центурион. — Погасить огонь! Приготовиться к отражению атаки!

— Может… — начал нерешительно Алкасар, хотя сам понимал, что уже не может. Голову обдало холодом, который начал окутывать лагерь со всех сторон. Потоки мертвой энергии начали стелиться туманом вокруг людей. Колдун ощутил на губах иней. Верный признак рядом мертвых душ.