Изменить стиль страницы

Да и какая разница, куда идти, если у тебя вообще нет никакого направления?

Сперва кончилась выпивка. Зачем тот небольшой запас еды, который он брал с собой, надеясь за пару дней найти Орайю и Алекса, передвигаясь налегке. Но дни шли, а он так никого не нашёл. Кругом была только бесконечная заснеженная пустошь, по которой он брёл, не разбирая дороги. Авер оголодал и отупел от холода настолько, что даже раны перестали ему докучать.

Здесь он и умрёт, не дождавшись даже начала большой Игры.

Что ж, он это заслужил. Дважды предатель. Человек, отвернувшийся от своего хозяина и своей семьи, чтобы не участвовать в бойне, благодаря которой к власти может прийти некто вроде Негриола. Человек, нашедшей себе новую семью и предавший её, чтобы поучаствовать в этой бойне, но на другой стороне.

Он всегда оставался Авером, предателем. Он предавал парней, которых учил убивать, отправляя их, ничего не понимающих несмыслёнышей на верную смерть. Спасал раненых, чтобы предать и опять отправить на передовую.

Трус и ничтожество. Пусть снег похоронит его кости. Без него этот грёбаный мир станет только лучше…

Авер скинул свой рюкзак с плеч и, запустив туда трясущуюся от холода руку, вытащил из него неприкосновенный запас — последнюю бутылку бренди. Он устал и голоден, бутылки хватит, чтобы опьянеть. Это будет лёгкая смерть. Он просто напьётся, ляжет в снег, уснёт и умрёт от переохлаждения.

— За это нужно выпить, — сказал Авер вслух. — Сдохни, Авер-предатель. Да будет проклято твоё имя.

Откручивая крышку, он пытался унять дрожь, но несколько драгоценных капель всё же упали на снег, прежде чем он присосался к горлышку. Ледяной бредни обжёг застуженное горло.

Бутылка кончилась слишком быстро, но всё-таки принесла вожделенное опьянение. Убедившись, что в бутылке не осталось ни капли, Авер выбросил её и, втянув голову в плечи, побрёл по снегу. Нужно выбрать подходящее место для сна. Возможно, где-нибудь рядом вон с теми деревцами, так он хотя бы удобрит для них почву.

Уже стемнело. Авер прошёл и одну рощицу, которая на деле оказалась вовсе не рощицей, а могильником старой боевой техники, и другую, оказавшуюся вторым могильником, но всё никак не мог выбрать место для сна. В конце концов, он понял, что боится сделать даже это. Что ж, тогда ему придётся идти до тех пор, пока он не упадёт без сил…

Яркий луч света ослепил его. Авер вскрикнул, закрывая глаза ладонью.

— Стоять. Сам пойдёшь в клетку или будешь брыкаться?

Авер отнял ладонь от лица и, сощурив глаза, принялся вглядываться в говорившего. Ближайшую машину он узнал сразу. Судя по тому, что кроме неё в караване осталось всего две, работорговцы убегали из деревни сломя голову. Потому он и не заметил этих недобитков — они панически боялись своих собратьев и даже не жгли костры.

— Положи оружие на землю.

— На снег ты хотел сказать, — процедил Авер.

Он вытащил револьвер и выстрелил так быстро, что часовой не успел среагировать. Шапка слетела с его головы и упала на снег, паренёк вскрикнув вскинул ружьё, но вторым выстрелом Авер превратил его в бесполезную рухлядь.

— У вас был хреновый год, парни, но я знаю, как исправить положение. У меня с собой две тысячи кредитов, и я, мать вашу, отдам вам их и ещё в десять раз больше, если вы довезёте меня до побережья и передадите людям уважаемого господина Нерлиода с островов.

Глава тридцать пятая

В лицо Алексею летела белая поверхность снега. Удар был таким резким, что стрелок дёрнул головой…

… и очнулся.

Сознание вернулось резко, будто он окунулся в прорубь. Хотя, ощущение было словно его приложили левой щекой о бетонную стену. Впрочем, такое соприкосновение вряд ли бы вернуло ему сознание.

Чужак сидел на жёстком стуле посреди большой богато обставленной комнаты. Впрочем, судить об обстановке ему было довольно сложно — голову будто сжимал обруч, держащий её в одном положении, и Алексей видел только предметы, находящиеся прямо перед ним.

Ему понадобилось какое время, чтобы понять — никакого обруча на самом деле не было. Он не мог шевелиться, несмотря на то, что не чувствовал никаких оков. Его будто поместили в огромный кусок стекла. Наверное, так же себя ощущают люди, угодившие под снежную лавину — не пошевелить ни рукой, ни ногой. Впрочем, он мог дышать. И напрягать мускулы, хотя это ничего ему не приносило.

Слева слышалось мычание и сопение. Голос, конечно же, узнать было нельзя — рот пленника запечатывал кляп — но Алексей понял, что это Орайя. А кто же ещё? Но отчего-то землянин знал, что если бы рядом сидел кто-то другой, он бы это почувствовал. В комнате находился ещё один человек, но на глаза стрелку незнакомец пока не появлялся.

Не имея никакого другого занятия, Алексей просто принялся разглядывать то, что находилось в поле его зрения. Впрочем, рассматривать особо было нечего. Вышитый золотыми нитями гобелен, помост с креслом, скорее напоминающим трон, да туалетный столик напротив кресла. На столике стоял прибор неизвестного названия, но понятного назначения — над его раскрытой крышкой висела голограмма, изображающая окровавленного рыцаря на коне и девушку в золотой короне, протягивающую рыцарю белую розу. 3Д-фильмами, значит, развлекаемся. Или голофильмами? Как их здесь называют?

Орайя, которая трепыхалась всё менее и менее активно, вскоре совсем затихла. Человек, стоящий позади, по-прежнему никак себя не проявлял. Алексей, разглядевший все подробности картинки и сделавший вывод, что средневековье здесь не слишком-то отличалось от земного, откровенно заскучал.

Пошевелив губами, он понял, что они шевелятся. Уже хоть что-то. Зато челюсть будто свело.

— Я в туалет хочу, — промычал чужак сквозь зубы.

— Не хочешь, — возразил стоящий позади человек. Голос был мужским, высоким и приятным, певучим. — Ты… гм… справился за полчаса до того, как тебя сюда привезли.

— У меня рука болит.

— Не болит. Тебя накачали обезболивающими. Рана, кстати, была сильно инфицирована. Её обработали и зашили. Со связками дела обстоят похуже, но в течение следующих нескольких дней тебе окажут профессиональную медицинскую помощь. Будешь как новенький. Если доживёшь, конечно. — Собеседник стрелка хихикнул.

— Хотелось бы дожить, — мрачно сказал Алексей.

— Продолжительность твоей жизни напрямую зависит от продолжительности жизни Владыки и поведения Аларии.

— И на какое время ставки? У меня пара кредитов в трусах завалялась.

Мужчина снова хихикнул.

— Два-три дня. Но я бы не стал расстраиваться — ты проведёшь их в комфорте. Медицинская помощь, хорошая еда, теплая и мягкая постель. Наверное, в последний раз всё это было у тебя на родной планете?

— Я бы предпочёл поспать эти деньки на твёрдом, но умереть от старости, — пробурчал Алексей. Во время разговора он яростно старался пошевелиться, но всё так же безрезультатно.

Третий смешок.

— Ну, это же лучше, чем замёрзнуть насмерть на пустыре.

— Весомый довод, — согласился стрелок. — И всё же лучше умереть от старости.

— Тебе это не светит.

— Я уже догадался, но спасибо.

И снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь дыханием пленников и, однажды, коротким приступом кашля их пленителя. Так кашляют, когда хлебнут лишнего. Алексей предполагал, что это Ирийстин, но полной уверенности не было.

— Как фильм? — спросил землянин после пятиминутного молчания.

— Так себе, — презрительно бросил его собеседник. — Вообще не очень люблю начало Железного века. Но хорошие фильмы я уже почти все пересмотрел, и это всё равно лучше того дерьма патриотически-пропагандистского толка, что сейчас снимают на островах. К тому же, они снимают на доисторическую чёрно-белую плёнку. Без звука! Это ужасно. Но хуже всего сценарии. Рыбачка-морячка-крестьянка, провожающего своего парня на войну с другими островами или дикарями-людоедами с материка… Ужасно, ужасно. Но, увы, хороших новых картин мы не увидим ещё долгое время.