Пушкарёв, когда мы вошли в его квартиру, сразу же скрылся за какой-то другой дверью, а мне одному навстречу вышла не очень молодая женщина. Но у меня язык не повернулся бы назвать её бабушкой. Это была пожилая леди с какими-то чисто английскими высокомерными манерами. Когда я сказал: «Здравствуйте!», она сперва строго посмотрела на меня и лишь через несколько секунд слегка наклонила голову. Прямо, королева Виктория! Как себя вести в такой непривычной обстановке, я не знал. Вести себя как все, когда мы с ней остались вдвоём, я уже не мог. А английская леди мне на помощь прийти не спешила. Мы так и стояли, пока снова не появился Арсен Родионович.

— Что это ты, моя голубка, стоишь и гостя не принимаешь? Познакомься, это тот самый Валера…

И тут английская невозмутимая леди чудесным образом растаяла. Как снегурочка. Вместо неё осталась удивлённая и обрадованная бабушка, внезапно встретившая своего горячо любимого внука. Я сразу почувствовал, что меня здесь давно ждали.

Звали бабушку-голубку Дарья Кристиановна. Она, пока я стягивал с себя жёлтый имиджевый скафандр, хлопотала рядом, пытаясь мне помочь. Потом повела меня умываться. Здесь я снова увидел, что у меня на руке остался серый, с металлической искрой напульсник, которым меня в давнишнем прошлом зачем-то наградил Пушкарёв. Я легко стянул эту штуку с запястья и сунул пока в карман. И уже после мы втроём устроились в кухне-гостиной и пили обычный зелёный чай с каким-то экзотическим ароматным вареньем.

Здесь я в первый раз разглядел лицо самого Пушкарёва. Он изменился. Стали совершенно седыми усы и бородка, появилась обширная залысина на макушке. Но я тогда, в кабинете Вяземского узнал его сразу. Всё те же серьёзные глаза, только лучащиеся живыми морщинками в уголках…

А Дарья Кристиановна, не давая никому возможности вставить слово, принялась рассказывать о своей скучной жизни в этом маленьком захолустном городке. Я за свой родной город, конечно, обиделся. Как-никак в моё время здесь жило около миллиона жителей. Не мог же такой великолепный город так уж опустеть и стать маленьким и захолустным.

— У нас, в Санкт-Петербурге теперь семнадцать миллионов. — с гордостью в голосе сообщила Дарья Кристиановна. — Наши предки раньше в Гатчину отдыхать ездили, а теперь это почти центр города.

— А сколько же у нас жителей здесь? — успел вставить я.

— Здесь официальной переписи уже давно не было. Разные агентства публикуют различные данные, — сказал Арсен Родионович. — но по моим прикидкам здесь миллиона три, или же четыре.

— Маленький городок! — поставила точку в обсуждении Дарья Кристиановна. Но тут же спохватилась: — Валера! Расскажи о Вите! Ведь ты его так хорошо знал!

И мне пришлось снова вспоминать то, о чём сам узнал лишь недавно, какой он был прекрасный ребёнок, как любила его моя бабушка. Чем он занимался и что любил. Только, когда я начал вспоминать про мои «котлы», Арсен Родионович легонько толкнул меня в бок, и я эту бесконечно долгую часть пропустил. Как видно, эта тема была запретной даже в доме Пушкарёвых, а не просто в это время. Правда всё-таки, закончил я свой рассказ моментом расставания на лестнице в его доме, не уточняя, в каком времени это произошло. Когда я хотел, но не мог уже попрощаться по-людски. Дарья Кристиановна даже всплакнула. Но тут же взяла себя в руки, встала и принялась убирать посуду. Так взволнованные хозяйки ведут себя и в моём, уже давно прошедшем, времени.

— Ладно! Пойдём теперь, поговорим. — сказал мне Пушкарёв.

И мы, чуть сдвинув стенку, перешли к нему в кабинет. Небольшое помещение выходило открытым проёмом на застеклённую от пола до потолка лоджию. На лоджии стояли два кресла, и мы в них сели. Вечерний город внизу открывался только до ближайшей улицы. Всё остальное скрывалось в тумане. Но провал возле наших ног имел почти бесконечную глубину, разноцветно играя подсветкой из окон. Мне первое время казалось, вот сейчас здание качнётся, и мы вдвоём с Арсеном Родионовичем, с криками пробив стекло, вылетим наружу…

— Хозяйку мы успокоили, теперь можешь спрашивать. — предложил Пушкарёв.

— Арсен Родионович, — сразу начал я. — В каком мы сейчас году? Я думаю, что переместился не меньше, чем на сотню лет. Мой город изменился неузнаваемо!

Я кивнул на город за стеклом. Поскольку хозяин продолжал с любопытством смотреть на меня, я с вопросами охотно продолжил:

— Ваши машины! Я специалист по двигателям… — тут мне пришлось поправить себя. — Бывший, конечно, специалист. Двигателей внутреннего сгорания уже нет? И машина без водителя?.. А что такое Агат двадцать-восемнадцать?..

Я замолк. Были и другие вопросы, но сперва нужно было получить хотя бы ответы на эти. Арсен Родионович вздохнул и начал:

— Агат двадцать-восемнадцать — это моя ошибка. Так в вашей Службе Безопасности назвали работы по суммирующему навигационному детектору. Вот тут и взошла звезда Юрия Маркеловича Богданова. Он смог собрать различных специалистов, и уже через год демонстрировал первую копию моего прибора. Правда, это был кейс! И для работы его надо было подключать к сети. Я это всё так тщательно изучил, потому что это только моя ошибка. И тогда же решил, что я должен был это как-то исправить. Слишком большая разница была в мире до и после, когда я вернулся. Всё решать стали какие-то дилетанты и невежи. В последнее время цены на услуги СВ вообще взлетели до небес… А сам Юрий Маркелович потом тоже пожалел о своём участии в Агате двадцать-восемнадцать. И даже стал сотрудничать с полулегальным тогда Союзом Защиты Времени. Но было уже слишком поздно. Он ничего изменить уже не мог…

Теперь, что касается городского транспорта. Первые попытки сделать авто-автопилота были ещё, вероятно, в то твоё время. А лет семьдесят назад движение в ручном режиме в городах было уже запрещено. Тогда же почти не осталось городских машин с бензиновыми двигателями. Горожане давно пользуются тремя видами городского транспорта: подземным общественным, воздушным и малым попутным, когда наземный транспорт, обмениваясь информацией о своём движении, подбирает по дороге всех, кого сможет взять и кому по пути. Ещё есть водный, но его в этом городе почти нет… А своим личным транспортом пользуются горожане только для поездок вне города.

А вот с годом ты угадал почти точно. Сейчас середина августа две тысячи сто пятнадцатого года. Без малого, сто лет.

Я попытался осмыслить всё, что мне сказал Пушкарёв. Уже девяносто семь лет как прошло моё время… Машины без водителей и двигателей внутреннего сгорания… Метро и ещё два вида городского транспорта… Богданов — губернатор… И моя улица его имени… СВ, практически захватившая власть на планете…

— Как надолго я здесь задержусь? И что мне грозит сейчас там? От чего вы меня спасали?

— Давай немножко отвлечёмся от ответа на твои вопросы… Я и ещё некоторое количество независимых людей находимся… в оппозиции международным договорам нашего правительства. Россия двенадцать лет назад опрометчиво подписала Конвенцию о контроле за деятельностью по перемещениям предметов, лиц и концепций во времени, которую инициировало СВ. Правда, не ратифицировала это до сих пор. Но, тем не менее, вся наша деятельность считается незаконной. Если кого-либо из нас уличат в этом, мы вынуждены будем на долгое время перейти в несвязанное состояние. То есть прервать общение с остальными и затаиться. Поэтому все оставшиеся дорожат своей свободой общения и больше не общаются между собой через цифровые носители, а только тет-а-тет. Короче, стараются лишний раз не следить! И организация поэтому носит скрытый, можно сказать, партизанский характер. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сейчас должен прийти ещё один наш товарищ. Он обладает более широкими полномочиями для разговора с тобой. И расскажет всё, что ты захочешь. Я, извини, сейчас только простой исполнитель.

— Ну, тогда я задам вопрос, как раз для простого исполнителя. Случайно ли, когда вы появились в кабинете майора, там, кроме меня, никого не было?