— Да, верно всё! — я торжествовал. — Ошибка просто исключена… А если вам этого недостаточно, то я могу уходить по очереди с любым из вас, а остальные пусть пишут и прячут записки. Всё равно, момент, когда я возвращаюсь из будущего, вам не проследить!

В кухне повисла напряжённая тишина. Потом Олег сказал:

— Я верил и раньше, конечно. И исключаю любой подлог. Но что нам может это дать? Только то, что ты можешь постоять за себя и сам?.. Тебе для этого никто не нужен. Но это нам и раньше было известно…

Олега прервал долгий, настойчивый звонок в дверь. Я развёл руками, мол, что тут поделаешь, и пошёл открывать нетерпеливому гостю.

Гостей оказалась целая толпа. И я сперва не сообразил даже, насколько знакомыми были их лица. Только когда яркая крупная дама встала прямо передо мной, я узнал её:

— Жандроник, неужели!..

Она стала прямо королевой!

— Кажись, помнит, несчастье ходячее! — из-за спины у сияющей Жандроник произнёс голос Гарика.

Потом я увидел Борьку, Ольгу и Дэдэ. В нашей компании не хватало только Толика Третьяка… И вся бы наша школьная шайка была бы сейчас в сборе. Но Толька жил теперь в Питере… С ними со всеми я прошёл до конца десять лет школы. Это была моя вторая, если не первая, семья. И каждый год, после летних каникул я торопился снова оказаться в школе, чтобы увидеться опять с ними со всеми.

Жанну Дроник, кроме учителей, никто и никогда так не называл. Только Жандроник. Тогда она была высокой, но худенькой девчонкой. А во втором классе, когда она сломала ногу, мы все после уроков, шли к ней в больницу. А руководила нами тогда её лучшая подруга — Оля Нестеренко. Она умела от каждого добиться согласия на эти походы. И долго считалась нашей «заправилой».

Гарика на самом деле звали Игорем. Кто и когда его начал звать Гариком никто уже не помнит. Очень может быть, что это он сам себе придумал. Он был у нас великолепным тактиком. Мог вывернуть нас из любой неприятной ситуации. Поэтому считался нами самым умным. Это в нём проявилось в четвёртом, когда нас должны были наказать за поджог картины в коридоре на третьем этаже у кабинета биологии. Мы все хорошо знали, кто это сделал на самом деле. Потому что, поднимаясь по лестнице на третий этаж, столкнулись с ним. Потом увидели пламя на стене и бросились тушить. Мы там были одни и нас тут же обвинили в поджоге. Но выдавать брата Лильки Алфёровой никто не стал. А Гарик так умело распределил роли и речи, что никто, кто нас опрашивал, не усомнился, что мы сами не поджигали, а виновника в глаза не видели.

Дэдэ звали труднопроизносимо: Данила Даниилович. Именно Данила и именно Даниилович. Папа у него был Даниилом, а самого Дэдэ мама назвала почему-то Данилой.

Последним был Борька. Они с Толькой Третьяком появились у нас в первом классе в конце года. И долго никто их своими не считал. Но когда во втором классе случилась авария с ногой Жандроника, они первыми вызвались идти вместе с нами в больницу…

— О! Какими судьбами? — раздалось у меня из-за спины.

Петька Фокин в нашей команде никогда не был, но учился в параллельном классе. И поэтому очень хорошо знал нас всех.

Все входящие стремились меня непременно обнять. И у нас случилась небольшая давка. Одна Оля не стала так бурно проявлять эмоции, просто ткнулась мне в плечо носом и спросила, задрав голову:

— Как ты, Лерочка?

Я уже давно забыл, что наши девчонки звали когда-то меня так.

— Всё нормально, Оля! — ответил я.

И мы нежно приложились губами друг другу к щеке.

Да, с Ольгой у нас долго были особые отношения, пока в прошлом году не появилась, как её все наши стали называть, Рязаниха, Ленка, и не увела меня у неё из-под носа. Но я теперь не жалел, всё было к лучшему.

На кухне состоялось знакомство новоприбывших с членами нашего «клуба». Стало неимоверно тесно. А тут ещё пришёл отец, потом, минуту спустя, двое легальных нелегалов из ещё не до конца организованного Союза Защиты Времени. Вяземский от порога протянул мне торт, а Богданов — бутылку шампанского:

— С днём рождения, дорогой!

Я не знал, что сказать. Мой день рождения всегда был в августе и сегодня это было какой-то ошибкой. А толпа за мной оживилась. Поднялся шум, и за ним никто не услышал о моём несогласии. Хотя об этом факте практически все отлично знали. Отец, тоже не согласный с такой формулировкой, сразу попытался уйти, но я тут же стал его знакомить с Богдановым и Вяземским, и ему поневоле пришлось остаться.

Потом мои одноклассники, несмотря на мои слабые возражения, стали готовить фуршет. Гарик с Борькой быстро принесли из магазина хлеб, здоровую банку корнишон и одноразовые стаканы и вилки. Девчонки обследовали мой холодильник, нашли там начатую пузатую банку с икрой, масло и коньяк Хеннесси в фирменной французской упаковке, который принесла недавно доктор Крайчик в благодарность от своего больного. Мою кровать, сдвинув тумбочку, выставили вертикально в коридор, а на её место притащили второй стол из кухни. Да, тесно у нас стало.

Меня в моей комнате задвинули к окну. Рядом у стола встали: с одной стороны, Оля, а с другой, Иннокентий Семёнович. Пока вокруг все беспокойно разговаривали, Ольга на ушко меня спросила:

— А как там твои отношения с Ленкой? — хотя она наверняка знала о нашем разладе.

— Нормально! — сказал я. — Месяц назад говорили с ней по телефону.

Ольга оживилась.

— Вы разве не встречаетесь?

— Нет, конечно. Ты же сама знаешь. — я подумал, что это Оля снова организовала эту сегодняшнюю встречу одноклассников, чтобы только увидеть меня… Это она умела.

— Я… — но тут её перебил хорошо поставленный голос Юрия Маркеловича:

— Внимание, друзья!.. — через некоторое время все смолкли. — Конечно же вы все знаете этого человека… — все зашевелились, взглянули в мою сторону. — И знаете, что дня рождения сегодня у него быть не может. — лёгкий шум был ему ответом. Все с этим согласились. — Но сегодня Валера родился во второй раз!

Все зашумели уже не сдерживаясь. Когда шум немного смолк, Богданов негромко сказал:

— Давай, Иннокентий Семёнович!

Рядом со мной Вяземский пошевелился и обнял меня за плечо.

— Не все знают, — он говорил негромко, и, чтобы его расслышать все замолчали. — что Валерий Евгеньевич Евграфов является первым путешественником во времени. И, по-видимому, единственным в настоящее время…

Про первого путешественника я был с ним не согласен, но возражать не стал. Мои одноклассники, которые, конечно, этого не знали, смотрели в нашу сторону широко распахнутыми глазами. Похоже, они воспринимали это как бред, или буйную фантазию. Отец, который стоял напротив, рядом с Богдановым, кивнул. Димка рядом с ним хотел что-то возразить, но Олег строго покачал у Профессора перед носом пальцем.

— Так, вот! — Вяземский стал говорить громче. — Сегодня он совершил невероятное! С риском для жизни, практически, в одиночку, помог нам задержать опасного вооружённого террориста… До сих пор, что он живой, не верю!.. С днём рождения, дорогой!..

Что тут поднялось!

— С днюхой, Валери! — поднимая стаканы, кричали Дэдэ, Гарик и Борька. Они всегда меня звали на английский манер.

Олег, Дима и отец с Юрием Маркеловичем стали вместе что-то громко обсуждать. Но за общим шумом, я уже ничего не слышал. Про коньяк в стаканах никто из них уже не помнил. Я с шорохом сдвинул стаканы с Иннокентием Семёновичем, Ольгой и Жандроником. У дам в стаканах расплёскивалось пенящееся шампанское. И мы выпили.

Да, и я теперь почувствовал, что это истинно мой праздник. Как здорово, что все они пришли ко мне сегодня!

А последним актом спектакля стало появление Лики. Я подумал, что мне привиделось, когда за плечом у Олега бесшумно возникла знакомая светлая вязанная шапочка и бело-красный шарф… И её внимательные глаза.

Я догадывался, о чём она думала. У меня в квартире происходит явная пьянка. Рядом со мной симпатичная женщина, которая смотрит на меня влюблёнными глазами… Лика же не знает, что это моя подруга детства.