Изменить стиль страницы

— Я думаю, вы к нему слишком придирчиво относитесь. Иннокентий Семёнович вполне здравомыслящий человек…

— …Который и начнёт нашу первую пространственно-временную войну! — я сдаваться не собирался. — И которому хаос поставит памятник ещё при жизни!

Юрий Маркелович вздохнул опять. Он не хотел со мной соглашаться, даже если и считал, что я прав.

— Я согласен. — неожиданно для меня сказал Богданов. И я подумал, что ослышался. — У нас всё далеко от порядка. И вам и мне приходится сейчас метаться, как вы сказали, между молотом и наковальней! Наверное, как-то решить этот вопрос можно. А мы даже не пытаемся сделать первый шаг навстречу и попытаться обсудить множащиеся проблемы, которые требуют решения в этих обстоятельствах.

— А мы сможем что-то сделать? — с откровенным недоверием поинтересовался я.

— Думаю, да! Нам, для начала, следует выразить свои критерии оценки существующей ситуации. Мы же на всё смотрим с различных позиций. И уже обсудить это всё между нами. Сблизить наши взгляды. Чтобы как-то попытаться выработать приемлемое для всех решение. Вы с этим согласны?

Немножко заумно, но я с этим был согласен. Хотя продолжать беседу, когда меня всё время пытаются вынудить соглашаться, больше не мог. И сразу перевёл стрелки:

— Мне нужно посовещаться с друзьями. Я не уполномочен единолично принимать решения. И завтра утром у нас, я думаю, будет, что вам ответить. — я действительно считал, что не вправе принимать подобные судьбоносные решения, не посоветовавшись с друзьями. И самостоятельно обсуждать с представителями власти условия сдачи своих позиций. Хотя, кнопка об отмене продолжала оставаться у меня, и выпускать её из рук я не собирался. Но у большинства должна оставаться возможность выбора.

— Согласен. Жду вашего звонка. — словно Профессор, не прощаясь, завершил наш разговор Юрий Маркелович. И мой Самсунг сыграл отбой.

Глава 12

Куда девать машину времени

Наш разговор, это действительно была маленькая, и не очень сладкая пилюля, выпавшая в тёмной беспросветности последних дней. Вероятно, в ней была надежда! И я, с трудом выждав три ночных часа, созвонился с Димкой. Необходимо было устроить вече нашего Клуба. У Сергея оказался выходной, но Олег и Петька были заняты с утра и до вечера. Да и у самого Профессора было только время позавтракать со мной. Чем я охотно и воспользовался.

Пока Дима готовил манную кашу с лимоном, я изложил ему вкратце нашу беседу с новым оппонентом.

— Как ты говоришь, его звать? — сразу спросил он.

— Юрий Маркелович Богданов.

— Это случаем не сын Маркела Богданова?

— А кто такой Маркел Богданов?

— Ты правда не знаешь? — спросил Димка так, будто все, кто считал себя образованными, обязаны были это знать.

Я пожал плечами.

— Это же выдающийся российский шахматный композитор!

— Мне лично это ни о чём не говорит. Как и про карточного поэта…

Возмущённый моей шуткой до глубины души, Профессор даже оставил своё перемешивание каши, сходил и принёс в кухню книжку этого деятеля. Она называлась: «Шахматы с пелёнок». Мне пришлось согласиться, что в шахматах я абсолютно тёмен и несведущ. И коня от ладьи не отличу даже внешне.

— И всё-таки он пятьдесят-на-пятьдесят, сын какого-то Маркела Богданова. — сказал я. — И нам нужно до завтрашнего утра выработать стратегию переговоров с ним. И «выразить свои критерии оценки существующей ситуации». Чтобы после с ним это обсудить.

— Не понимаю, чем же ты недоволен!

— Он слишком умён, чтобы оказаться честным игроком. Знаешь, что он мне сказал об этом деле? Что он с самого начала считал, что наша Машенька должна нарушать какие-то пространственно-временные связи…

У Димки тоже глаза стали круглыми.

— Но на каких принципах он работает никто в наше время сказать не сможет! Это его слова. Нынешняя наука топчется ещё в самом начале такого пути. Все коллайдеры, просто разведка… И мой прибор — это следующий шаг. Или следующее поколение.

Я почти дословно припомнил, что сказал Богданов.

— Он так сказал?

— Он перед этим работал в Женеве, наблюдателем в ЦЕРНе…

— Ни фига! — присвистнул Профессор.

— И я хочу, чтобы ты вёл с нашей стороны эти переговоры. Впрочем, как решит большинство!

— Ну, нет! — уже после того, как мы позавтракали, возразил мне Профессор. — Ведь он хотел спорить с тобой! Я тут буду лишним посредником.

— А ты считаешь, я должен сам подставиться им с часами? Вот он я. Берите меня, пока я добрый. Им тогда никакие переговоры не нужны!

— Но ты же можешь часы оставить и прийти для переговоров…

— Где я оставляю часы, они легко вычислят. И после переговоров прибор я могу не найти. Это всё равно, что просто подарить!

— Но ты сможешь в прошлом переместиться в другой район города… — попытался снова возразить Дима.

— А снимать и прятать часы мне придётся уже в этом времени. И доставать спрятанное тоже. Так что Димыч не отказывайся. Ты мне, как посредник, просто необходим. Я не могу до бесконечности биться в одиночку.

Димка молчал. Видно, никаких новых идей у него не было. А возразить мне, ему очень хотелось. Вот и обдумывал, что сказать.

— Впрочем, я тебя подписываться ни под чем не заставляю. Ты — вольная птица!

На этом мы и расстались. Правда, когда я уже подходил к своему дому, Дима позвонил мне и сказал, что он согласен.

Встреча нашего «клуба» была назначена на семь вечера. У меня был целый свободный день. И я решил посвятить его поискам «Марианской впадины» на территории нашего славного города или же его окрестностей. Потому что этого нельзя делать, когда времени уже не остаётся. А такое вполне могло уже случиться.

Мне необходимы были углубления и полости, недавно залитые бетоном, или заполненные другим плотным материалом. Которые никто не будет вскрывать в ближайшую сотню лет. Стройки для этого подходили больше всего. В городе оказалось три точки нового строительства. И одна из них была недалеко от моего дома. Но все они прошли фазу засыпки и заливки уже давным-давно, и находились под охраной и были огорожены. Так, что как-то незаметно совершить казнь прибора в существующих обстоятельствах не выходило. И это тоже, видимо, необходимо было как-то обсудить с друзьями.

Вернувшись, я до вечера сидел дома и ничего не делал. И только в половине седьмого двинулся к Калашникову. Ровно в семь коллектив был в сборе. Даже Олег не опоздал и пришёл вовремя.

Телефоны были отключены. И мне сразу же пришлось объяснять сложившуюся ситуацию.

— Сообщаю, что сменилось руководство у наших «друзей». Из Москвы приехал полковник Богданов. Он сам пожелал принять участие в этом. Человек образованный, умный. Настаивать сразу на передаче прибора он не стал. Предложил сперва утрясти разногласия.

Как вы знаете, предыдущее руководство не гнушалось никакими противозаконными действиями. Всех обыскивали, меня травили газом, выбили в квартире двери. А напоследок Вяземский поставил против моих окон снайперов, чтобы, как он считает, меня уберечь…

Все зашевелились, выражая несогласие с такими грубыми методами.

— Я их, снайперов, не видел. Но полковник Богданов уже пообещал их убрать.

— Ты, Валера, отвлекаешься. — сказал Олег. — Что там про переговоры?..

— Переговоры, как я полагаю, должны начаться завтра. О составе мы вдвоём с Димой посовещались… Я хочу участвовать, но считаю, что это опасно. От попытки захвата никаких гарантий, кроме честного слова Богданова. Поэтому я хочу предложить вести переговоры Калашникову. И, желательно, не одному. Нам теперь нужно лишь обговорить свою стратегию. Ты, Олег, что-то хочешь сказать?

— Я думаю, ты сам должен участвовать. — сказал Олег. — Опасность есть всегда. Её никакой хитростью не отменишь. И третьим номером возьми меня. Я могу освободиться на завтра.

Мне это показалось интересным. По крайней мере, физически моя защита станет надёжней.

— А если нам всем троим руки завернут? — всё-таки спросил я.