структура художественного произведения, нас интересует то прекрасное, что в ней заключено – выраженная в ней личность художника

(в данном примере – и не одного). Если технические помехи только мешают нам увидеть эту красоту, то ошибки, плохое исполнение ее уже

уменьшают, если не полностью ликвидируют.

Потому-то мы не нашли и не можем рассчитывать найти в будущем

такие законы организации материи (пусть даже очень сложные), согласно котором можно было бы построить произведение искусства.

Выше отмечалось, что одно и то же структурное образование, будучи

природным явлением, никак не характеризует кого бы то ни было,

а потому и не относится к искусству; будучи выполненным человеком,

оно может являть образец художественного совершенства. Более того,

аналогичная структура, созданная разными людьми в различных условиях, может быть прекрасным творением искусства, а может быть и

ремесленной – путь даже и мастерски выполненной – поделкой.

Известно немало случаев фальсификации произведений искусства.

И что же? Ими восхищаются, пока считают подлинниками, а когда

эксперты (!) установят подделку, эти произведения, оставаясь теми

же, сразу теряют цену в наших глазах (хотя иногда и остаемся восхищение мастерством фальсификаторов, но это уже качество другого порядка). Конечно, во многих случаях такое восхищение далеко от действительно эстетического наслаждения, и имеет совершенно другие

242

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

корни. Но известны и такие случаи (и немало), когда это происходило

не потому, что обманывались относительно истинных («объективных») достоинств этих произведений – ведь иногда даже экспертиза

тончайших ценителей и эрудированнейших искусствоведов не помогает (были даже случаи, когда сам автор не мог отличить подделку от

собственной работы). Что же это за художественная ценность, если

для ее установления необходимо прибегать к технической экспертизе?

Разве эстетические качества живописного полотна (если они в нем самом и заключены) не видны всякому, кто подготовлен для их восприятия, а зависят от не воспринимаемых нашими чувствами тонкостей

химического состава красок или строения холста? Просто не в этом

дело: то, что, будучи сделано одним человеком, становится основанием для восхищения, может вовсе им не являться, будучи сделанным

другим: все зависит от того, какие человеческие качества автора воплотились при этом в данном предмете.

Произведение искусства в общем случае может нести два вида информации: информацию семантическую и эстетическую, причем только последняя для него специфична. Она представляет собой информацию об эстетическом объекте, которым является автор художественного произведения (точное, специфические качества его личности, по

нашему мнению дающие ему право формировать наше отношение).

Семантическая составляющая определяет тот круг объектов, по отношению к которому желательно сформировать определенное отношение, и направление этого отношения, причем направление это имеет

тем более «общечеловеческий» характер, чем менее жестко определен

семантически объект ценностного отношения; эстетическая составляющая, характеризующая источник информации, является основанием для оценки достоверности данного «сообщения», т.е. эмоционально

убеждает нас в справедливости позиции автора246.

Эстетическое качество произведения искусства – единственный критерий представительности его автора как нашего «заменителя» в процессе

восприятия и переработки эстетической информации из окружающей

среды. Произведение искусства при этом заменяет нам в известной степени эту, получаемую обычно непосредственно информацию, – в том смысле, что формирует соответствующее эстетическое отношение к среде.

И соответствие этого отношения тому, которое могло бы быть сформировано (точнее, должно было бы быть сформировано) нами непосредствен246

Это, естественно, не значит, что объект изображения, будучи «перенесен» в произведение искусства, не может иметь собственных эстетических достоинств. Но они нечто

совершенно другое, нежели эстетические качества самого произведения искусства, которые, как уже говорилось, могут быть даже противоположны им.

243

Л.А. ГРИФФЕН

но определяется по единственному критерию – эстетическому качеству

художественного произведения, то есть по оценке источника эстетического воздействия. Художник присутствует в произведении искусства как

«отправитель» этого «сообщения». Воспринимая данное «сообщение»,

мы включаем его в наш духовный мир, и оно становится одним из множества факторов, формирующих стимулы к действию.

Научная информация в связи с тем, что она несет сведения об относительно детерминированных явлениях, допускает перекодировку. Произведение искусства, как неоднократно отмечали многие исследователи, перекодировке не подлежит. И действительно, та часть сообщения, которая,

являясь собственно эстетической, несет информацию об источнике сообщения, заключена, как мы говорили выше, в форме сообщения. Но как раз

форма изложения при перекодировке и теряется – сама сущность перекодировки заключена в сохранении содержания информации при изменении ее формы. Если опять взять рассмотренный ранее пример с запиской,

то при перепечатке записки на машинке основная информация, заключенная в тексте, сохранится, а дополнительная информация, которая содержалась в почерке, потеряется. Конечно, можно дополнительно составить

описание почерка, но это – значительный добавочный объем информации,

который, к тому же, скорее всего не исчерпает своего предмета и, главное,

вряд ли будет принят как критерий достоверности.

Сказанное в гораздо большей степени относится к эстетической информации. Как информация об относительно недетерминированных

явлениях, она вообще не может быть выражена в логической форме,

предназначенной для выражения информации об относительно детерминированных явлениях.

Представление о принципиальной непереводимости эстетического в логическое широко распространено. По поводу «Анны Карениной» в одном

из писем Л.Толстой писал: «Если же бы я хотел сказать словами все то,

что имел в виду выразить романом, то я должен бы был написать роман

тот самый, который и написал сначала»247. Рабиндранат Тагор – автор не

только выдающихся литературных произведений, но и целого ряда картин. «Люди часто спрашивают меня о значении моих картин, – писал он, –

и я остаюсь таким же безмолвным, как эти картины. Они выражают, но не

объясняют. За их внешней формой нет идей, которые можно было бы

анализировать или описывать словами; и если эта форма несет в себе какую-то самостоятельную ценность, то они остаются жить, в противном

случае они обречены на смерть и забвение, даже если в них и содержится

некоторая доля научной истины или этического самооправдания»248.

247

248

Письма Л.Н. Толстого. – М., 1910. – С. 117.

Курьер ЮНЕСКО. – 1961. – № 12. – С. 18.

244

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

Положение о принципиальной несводимости эстетического к логическому разделяют многие наши философы. Так, Т.И. Ойзерман пишет: «То, что изображено на полотне художника, то, что звучит в сонате Бетховена, то, что словесными средствами изображается в романе