(видимо, речь идет об отсутствии образов положительных или прекрасных людей – Л.Г.). Но читатель, сознавая объективную отрицательность и безобразность типов, испытывает все же эстетически организующее ощущение от того, как хорошо и с каким тактом художественного раскрытия, неповторимыми средствами Гоголь сумел выразить обстановку. В данном случае сознание читателя своеобразно эстетически возбуждено»226. Здесь, несмотря на странную терминологию

(«эстетически организующее ощущение», «своеобразное эстетическое

возбуждение»), мы находим ту же мысль, что эстетическое качество

произведения искусства определяется тем, «как хорошо и с каким тактом художественного раскрытия, неповторимыми средствами» художник изображает безобразный объект.

Можем ли мы, исходя из сказанного, сделать вывод, что эстетические

качества произведения искусства обусловлены мастерством художника?

Всегда были эстетики, отрицающие это. Например, Лессинг писал:

««Кто захочет нарисовать тебя, когда никто не хочет тебя видеть?» – говорит один древний эпиграммист про человека, чрезвычайно дурной наружности. А многие новейшие художники сказали бы: «Будь уродлив до

последней степени, а я все-таки напишу тебя. Пусть никому нет охоты

смотреть на тебя, но зато пусть смотрят с удовольствием на мою картину, и не потому, что она изображает тебя, а потому, что она послужит

доказательством моего умения верно представить такое страшилище».

Подобный подход Лессинг чрезвычайно не одобряет, считая «безудержным хвастовством этим низким умением, которое не облагорожено достоинством самого избираемого предмета»227.

И в настоящее время общепризнанным следует считать отрицательный ответ. Отмечая значение художественной техники, мастерства художника в формировании эстетических качеств художественного произведения, большинство исследователей не признает за ними решающей роли. Так, например, В.Тасалов, признавая, что «восхищение самим фактом победы художника над инертностью материала в искусстве, его властью над этой вещественностью составляет немалую долю в

общем наслаждении художественным произведением», и отмечая, что

226

227

Филипьев Ю. Сигналы эстетической информации // Искусство. – 1966. – № 1. – С. 19.

Лессинг Г.Э. Лоокоон. – М., 1957. – С.

229

Л.А. ГРИФФЕН

«на овладение этой техникой нужны многие годы, и отсюда обязательный этап художественного обучения в искусстве», полагает все же, что

художественная шкода, где это мастерство вырабатывается, позволяя

достигнуть «художественного профессионализма» «вовсе не создает

талантов и гениев, а только технически вооружает их»228.

Еще более решительно возражает против придания самостоятельного

эстетического значения мастерству художника Н.Власов. «Что вызывает

в человеке эстетическое наслаждение при созерцании художественного

образа – сам образ или мастерство художника? – спрашивает он. И отвечает: «Несомненно, прежде всего сам образ и эстетическое переживание

возникает потому, что на человека действует в первую очередь то, что

воспроизведено на полотне. Это воспроизведение, разумеется, неотделимо от мастерства художника, но восхищение мастерством является не

первопричиной наслаждения, а лишь его следствием, так сказать, попутным моментом восприятия воспроизведенного»229.

Но здесь мы опять возвращаемся к вопросу: а если то, что художник

«воспроизводит на полотне», безобразно? Что же делает воспроизведение прекрасным? Ответ может быть только один – то, что вложил в

него художник. По словам Фомы Аквинского «образ называется прекрасным в том случае, если он в совершенстве изображает предмет,

даже безобразный»230. Но ведь наиболее адекватным (вещно воплощенным) образом данного (в данном случае – безобразного) предмета

является он сам, что, тем не менее, не делает его прекрасным.

Однако произведение искусства не просто изображает безобразное,

но и дает ему своеобразную оценку. В художественном произведении

изображение безобразного осуществляется с точки зрения его отрицания. Минус умноженный на минус дает плюс. Эмоционально убедительное отрицание отрицательного явления имеет положительное общественное значение и таким образом может стать объектом положительной эстетической оценки. Отрицание же безобразного наиболее

действенно может быть осуществлено именно путем наиболее яркого

показа всего его безобразия. Как писал Бонавентура, «изображение

дьявола называют прекрасным, когда оно хорошо изображает гнусность дьявола, между тем сама гнусность остается гнусной»231.

Но за этой отрицательной оценкой, за «хорошим изображением» –

художник. Фотография (если она не имеет самостоятельной художест228

Тасалов В. Об эстетическом освоении действительности // Вопросы эстетики. – Вып. 1. –

М., 1958. – С. 64, 65.

229

Власов Н. В защиту эстетики // Искусство. – 1967. – № 2. – С. 38.

230

История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. – Т. 1. – С. 290.

231

Там же.– С. 286.

230

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

венной ценности), дающая информацию об объекте, как бы хорошо и

объективно она его не изображала, не вызовет положительных эстетических эмоций, если их не вызывает сам объект. И только присутствие

личности художника в произведении искусства делает его таковым,

какой бы объект оно не изображало.

Чем же проявляет себя художник в произведении искусства, придавая ему как объекту восприятия особые эстетические качества? Ближайшим образом тем, что использует данный объект (произведение

искусства) как средство связи с другими людьми. Джон Дьюи в своей

работе «Обладание опытом» пишет: «Допустим ради пояснения, что

прекрасно сделанный предмет, чье строение и пропорции прекрасны

при восприятии, принимается нами как произведение каких-нибудь

первобытных людей. Но вот появляется основание для доказательства

того, что он является случайным природным продуктом. Как внешняя

вещь он и теперь является точно таким, каким был раньше. Однако он

сразу перестает быть произведением искусства и становится природной «диковиной». Теперь он находится в музее естественной истории,

а не в музее искусства. И нужно отметить, что производимое различие

не устанавливается интеллектом. Оно проводится в процессе оценочного восприятия и непосредственно»232.

Как мы стремилась показать, произведение искусства воздействует

на воспринимающих, имея своей целью формирование эстетического

отношения. Художник – субъект, а публика – объект этого специфического воздействия; материальным средством связи в нем выступает

художественное произведение. И потому не сама по себе структура

объекта, а именно то, что он посредством определенной структуры выступает как средство связи, делает его произведением искусства. Целевая направленность искусства «обуславливает задание: искать содержание в произведении искусства. Именно отсутствие такого задания

отличает явления природы от произведений искусства. Явления природы могут не уступать произведениям искусства (при равноправном

рассмотрении); однако именно естественность этих явлений, отсутствие задания на содержательную интерпретацию препятствует их эстетическому восприятию»233.

Все сказанное, однако, ни коим образом не объясняет, почему произведение искусства должно быть прекрасным. На этом препятствии спотыкались и «гносеологисты», и «семиотики». Нам могут сказать: но ведь