Василий пожал плечами и встал с коленок на ноги. Да, «пришельцы» постарались на славу: чтобы откупорить их ящик нужен автоген, которого не было у Василия. Наверное, они сделали это специально, чтобы никто не смог ничего утащить из ящика.
— Ну, Васёк, когда мы домой пойдём? — хныкал под рукой Виталик.
— Всё, выходим! — скомандовал Василий, круто развернулся и потопал к двери.
А Виталик почему-то заинтересовался ящиком — всё-таки, его оставили «уфонавты»! Он присел на корточки и осторожно дотронулся до холодной полированной стенки ящика указательным пальцем. Почувствовав металлический холодок, Виталик отдёрнул руку, а потом — дотронулся вновь — только до крышки, до витиеватой гравировки, которая украшала её.
Внезапно в палец впилась маленькая игла, причинив короткий неприятный укол, а потом — где-то внутри ящика что-то с жужжанием повернулось…
— Васька! — взвизгнул Виталик и отскочил назад, споткнулся о низкую коробку и упал на какое-то тряпьё.
— А? — обернулся Василий.
Тем временем стенки ящика с негромким жужжанием и шипением разошлись в стороны, крышка раскрылась двумя створками, и в свете электрических лампочек засверкало то, что покоилось внутри.
Виталик замер на тряпье, Василий — тоже замер. Казалось, что застыли даже судаки в просторном аквариуме. Всё и все застыли, уставившись на инопланетный ящик, потому что внутри него зловеще сверкали прямоугольные слитки золота.
Вот сколько нынче стоит мятная карамель… Василий никак не находил в себе силы сдвинуться с места, а мозг пропадал от навязчивых идей: схватить пару слитков и бежать, бежать, бежать… неизвестно, куда… Или переложить все слитки в мешок, закинуть на багажник старенького скутера и уехать… ехать, ехать, ехать… неизвестно, куда. Или стащить со склада что-нибудь получше и сказать, что это купили за золото «инопланетяне» вместе с мятной карамелью…
— Пошли отсюда… — прошептал Виталик, нарушив смертельную тишину, что заполнила воздух.
— Разве ты не хочешь взять один? — негромко спросил Василий, поддавшись алчности.
— Они ИХНИЕ… — шёпотом отозвался Виталик, пятясь к выходу. — ОНИ убьют нас… Я боюсь…
Василий отлип от места и медленно приблизился к загадочному кладу, опустился перед ним на колени и дрожащей рукою вынул один слиток. Слиток блестел, как дар сатаны, а на его боку чётко виднелся герб: лев, несущий две головы и два хвоста, дышащий огнём. Под гербом читались латинские буквы: «Während Sie lebend sind — können Sie kämpfen». Василий из иностранных языков знал английский. Неплохо знал, в университете имел четвёрку… Но это был не английский язык, другой… Латынь? Нет. Скорее, немецкий.
— Положи… — прошептал над левым ухом Виталик, и Василий тут же выронил слиток на пол, потому что внезапно почувствовал страх. Да, всё это чужое, и покупатели у этого Гектора какие-то… странные. Очень мягко говоря, странные… Одеты артистами исторического фильма и богатые, как арабский шейх…
— Всё, пошли! — Василий схватил младшего брата за шиворот и потащил со склада прочь. Пускай, приезжает Гектор Битюгов, забирает своё «пиратское» золото, а они тут не причём…
Глава 115
Мятная карамель
Этой ночью Иоахим Кукушников впервые покинул подземный бункер и выбрался на свежий воздух. Он сделал это далеко не сам — его под конвоем вывели солдаты, которыми руководил один из помощников Эриха Траурихлигена, по фамилии Баум. Сначала Кукушников испугался: подумал, что где-то успел напортачить, и суровый фашист решил его казнить.
— Сейчас вы увидите образцы! — монотонно и бесстрастно, словно механический, Баум проронил эти слова по-русски и дал молчаливый знак солдатам выводить инженера наверх.
Иоахим Кукушников вздохнул свободнее: казнь пока что ему не грозит, а взглянуть на эти самые «образцы» будет очень даже интересно, тем более, Траурихлиген заплатит за работу золотом.
Воздух был сырой и холодный — типично осенний, а чёрное ночное небо усеивали огромные звёзды. Можно было подумать, что он просто вышел из квартиры побродить в парке, если бы в этом холодном чуждом воздухе не воняло порохом. Выбравшись из бункера через какой-то узкий лаз, похожий на звериную нору, Кукушников заметил вокруг множество столбов с укреплёнными на них мегафонами и прожекторами, однако каждый прожектор был тёмен, а каждый мегафон — тих. Показалось даже, что их выключили специально для того, чтобы вывести его — за невысокими домами, что чернели в отдалении, Кукушников прекрасно видел яркий свет других прожекторов.
— Лёс, герр инженир! — тихо сказал Баум, легонько подпихнув Кукушникова в спину, и инженер понял, что ему следует двигаться быстрее.
Кукушников послушался, потому что боялся казни за непослушание, и ускорил свой неуверенный шаг. Солдаты не удерживали его — а куда тут бежать безоружному и трусоватому «туристу»? Только в гроб… Они лишь шагали маршевым шагом, держа наизготовку грозные автоматы. Скорее всего, они боятся партизан — даже Кукушников, который плоховато разбирался в истории, знал, что именно партизаны были главными врагами оккупантов в тылу.
По разбитой мостовой, круглые булыжники с которой были вывернуты и расшвыряны во все стороны, Иоахима Кукушникова вели прямо к большому особняку, по виду которого было ясно, что он построен задолго до войны, кажется, даже до революции, и принадлежал богатым помещикам. В свете узкой луны Кукушников различил каменную гаргулью на широком, ступенчатом карнизе особняка, а около неё — двух пухлых ангелочков. Вообще, он мог видеть только лишь вычурных форм черепичную крышу, потому что фасад особняка загородил монолитный, высоченный забор с острыми копьями и мотками колючей проволоки наверху. Скорее всего, этот забор поставили фашисты, потому что его урбанистическая, тюремная громада никак не вязалась с романтичными очертаниями особняка.
Солдаты подвели Кукушникова к высоким стальным воротам серого цвета, задраенным, непроходимым. Как только эти ворота выросли на пути — солдаты застопорились, а Баум приложил руки ко рту и высоко, протяжно закричал-засвистел, как свистят болотные птицы. Скорее всего, у них был такой пароль — за воротами прятался часовой, который, услыхав этот свист, тут же принялся со стуком и лязгом откупоривать замки. Он откупорился проворно — минуты не прошло, как в монолитной махине ворот отворилась неширокая калитка, через которую без труда смог бы пройти один человек.
— Хайль Гитлер! — прошептал часовой, вскинув правую руку.
— Хайль! — прошептал в ответ Баум и остался стоять, пропуская вперёд солдат и Кукушникова.
Инженер оказался в середине: впереди него топали два слодата и позади — два солдата. Баум подождал, пока они прошли, и только потом юркнул в тёмный проём сам и жестом показал часовому задраивать калитку. Часовой подчинился, а Кукушников различил во мраке стволы деревьев, клумбы, дорожки, скамейки… Он попал в просторный двор-парк, который раскинулся перед особняком, сделал один шаг и тут же обо что-то спотнулся. Увидав, что инженер едва не упал ничком, Баум громко щёлкнул языком, и первый солдат тут же засветил карманный фонарик. Из темноты тут же вынырнули булыжники, которыми аккуратно вымостили дорожку, кусты с крупными яркими розами, цветущие тут, несмотря на неприятно холодный воздух — наверное, какой-то особый сорт… Высокий бордюр, украшенный каменными вазами, статую купидона с луком и стрелой, вознесённую на невысокий тонкий постамент-колонну с ионической капителью. Солдаты маршировали по этой мощёной дорожке, заставляя двигаться и Кукушникова, луч света фонарика падал то на огромный булыжник, оставленный для красоты, то на современного и гротескного тут садового гнома, то на крупную продолговатую табличку, которая была откуда-то снята и прислонена к одному из древесных стволов. Табличка была красная, несла на себе герб СССР и размашистую надпись тяжёлыми «рублеными» белыми буквами: «Районная библиотека». Наверное, раньше этот особняк и был библиотекой, пока его не захватил Эрих Траурихлиген…