— Нет, а что он собой представляет?
— О! — восторженно простонал Толя. — Прима парень! Красив, высок, щеголяет по Усть-Гремучему в желтом кожаном пальто.
— А чем же кончилось дело?
— Тем, что Булатов сказал ему: «Отцвела твоя черемуха, Валентин, иди учись, иначе заткнут тебя приезжие за пояс». А я, пользуясь случаем, тут же заявил: «Семен Антонович, на морских катерах все старшие механики должны быть с дипломами третьего разряда. Это надо учесть».
— Ну а он?
— Что ж он… Глядит на сопки и говорит: «Не хватает механиков».
А я думаю: «Хватит! Из Панина еще выехало шестеро, да нас тут сколько!..»
Вот так мы и жили. Работа пошла, дисциплина понемногу стала налаживаться. Панинские ребята держались все друг за дружку крепко.
Прошло больше месяца, наступили холода, а мы все еще ютились в палатке. Но холод и неудобства почти не ощущались. Купили в складчину радиоприемник «Балтика» и по вечерам слушали далекую Москву, Хабаровск или Петропавловск. Сидим и под музыку мечтаем, каким будет Усть-Гремучий лет через пять.
В соседней палатке жили грузчики. Наши хлопцы с ними уже перезнакомились. Лешке часто приходилось их доставлять катером на рейд, а Толя и Сашка сталкивались по работе. Грузчики прибыли из Краснодарского края — здоровые, веселые ребята. В их разговоре частенько слышались украинские словечки.
— Ну, як працюють наши сусиды? — говорили они, входя в палатку. — Як тут Галина белесенька писни спивае?
Некоторые из них садились за стол играть в лото, другие затевали разговор со мной и Леной о том, что лучше купить и послать домой. Иногда они схватывались с Сашкой Полубесовым, доказывали ему, как непригодна для работы на рейде восьмичасовая смена: два-три часа в дороге, а трудиться остается всего лишь только часов пять. Не лучше ли сделать смену на рейде по двенадцать часов? Споры эти часто доходили до ругани, и тогда Сашка, ощетинясь, ярился: «Что вы пристали, как банный лист, есть начальство и трудовое законодательство — идите к Булатову».
Однажды мне пришлось наблюдать, как они грузили кругляк на теплоход «Иван Тургенев». Грузчикам не успевали подавать баржи и плашкоуты с лесом.
Океан в то утро был неспокоен, свиреп, того и гляди разразится шторм, а для работы на рейде это сущий ад: борт баржи со скрежетом ударялся о борт судна, но грузчики работы не прекращали, к такой погоде они уже привыкли, и было слышно, как сигнальщик, или, как у нас зовут, «отводной», то и дело покрикивал лебедчику: «Вира, майна! Вира, майна!» Едва успеешь оглянуться, как на плашкоуте или барже уже зацепили стропом огромный пучок леса. Грузчики хотели закончить обработку судна до шторма.
В это время к борту теплохода подошел катер. Гляжу — у леерного ограждения, нахохлившись, стоит сам Булатов. «И что это принесло его?» — подумала я. Не успели мы и глазом моргнуть, как Булатов ловко уцепился за штормтрап и, пыхтя, начал взбираться к нам на «Ивана Тургенева».
— Фу, черт! Ну и ветерок у вас — без ножа режет! — проговорил он, отдуваясь, как только поднялся на палубу. — Здорово живете, работяги! — поздоровался Семен Антонович с помощником капитана и грузчиками. Те, услышав его голос, прекратили работу.
Я стояла позади помощника капитана, и Семен Антонович, судя по всему, не заметил меня.
— Что опустили крылья, орлы? Шторм наступает на пятки. А ну, засучивай рукава!
— Что нам шторм, за простой денежки на стол! — пошутил бригадир.
Второй помощник хотел, очевидно, объяснить Булатову, что погрузка идет к концу и скоро будет закончена, но тот, задетый репликой, резко повернулся к бригадиру и, багровея, бросил:
— Какого же черта явились тогда сюда, если рассчитывали на простой? Другие бы могли вместо вас… Чего под ногами путаетесь!..
— Товарищ начальник, осторожнее на поворотах — тут женщина.
Булатов увидел меня, но, как я заметила, нисколько не смутился, а сказал просто:
— А-а, Певчая! Ты чего тут?
— Документы приехала закрывать.
— Так, так… — Семен Антонович хотел еще что-то вымолвить, но его перебил один из грузчиков:
— Вы бы, товарищ начальник порта, подмогли нам, а то ветерок ныне жиган жиганом. Повыдохлись. Может, руки боитесь замарать, так мы вам рукавички одолжим, которых нам не выдавали…
Все засмеялись. Булатов тоже.
— Ну что ж, придется показать вам, как работают у нас на Камчатке. Эх, была не была.
Быстрым движением он скинул с себя шинель, кто-то услужливо подал ему телогрейку. Облачившись в нее, Семен Антонович подгадал, когда волна кинет плашкоут на уровень нашей палубы, и прямо с борта прыгнул на него.
Ребята ахнули. А Булатов, будто ничего особенного не произошло, поплевал на ладони, подошел к ядреному кругляку и, подавая рукой сигнал отводному, крикнул:
— А ну, братцы, навались!
По-медвежьи подталкивая бревно, он все время громко пыхтел и отдувался. Погрузка снова закипела. Но вот на втором трюме что-то случилось с лебедкой, трос с пучком леса, качаясь, повис в воздухе, того и гляди кого-нибудь заденет или что-нибудь сломает.
Булатов, опять ловко орудуя уцепистыми руками, взобрался по штормтрапу на судно, оттолкнул в сторону лебедчика, поковырялся в лебедке, потом натянул шапку на лоб парня и проговорил:
— Эх ты, шляпа, иди-ка поворочай бревна, а я тут… Начали, братцы. Вира!
Часа через три шторм достиг баллов восьми, но теперь было уже не страшно — трюмы, заполненные лесом, успели закрыть, и грузчики садились на катер.
— Ну как, товарищ начальник, небось мозоли набили? — шутили уставшие, но довольные ребята.
— На языке, как у вас! — ответил Булатов и, как бы вспомнив о чем-то, повернулся ко мне: — Скоро, скоро, Певчая, не придется тебе ездить на рейд, прибудут начальники коммерческого отдела и складской группы. — А потом, немного подумав, спросил: — Ну как, по душе работка? — И, не выслушав моего ответа, опять заговорил с грузчиками: — Рукавицы, братцы, ей-богу, завтра же достану.
— Давно бы пора с нами покантовать бревна!..
В тот вечер в палатке только и было разговору о начальнике порта.
— Вот это мужик! Свой в доску, — окончательно, не принимая никаких возражений, резюмировал Лешка и в знак этого крепко-накрепко припечатал костяшкой домино о стол.
Нравились мне наши ребята: походочка вразвалку, мичманка набекрень, руки в карманы, взгляд ястребиный. Знаю: это они для важности, — мол, вот мы какие!
Однажды сидели мы с Леной в палатке одни. Лешка с вахты должен был прийти часам к восьми, но пробило уже полдевятого, а его все нет и нет. Стали вышивать, скучновато было без парней. По радио передавали оперетту «Вольный ветер», включили погромче и не услышали, как нас кто-то позвал с улицы. Вдруг вбегает грузчик и кричит:
— «Прибой» с плашкоутом выкинуло на косу!..
Мы невольно вздрогнули, у Лены из рук выпала вышивка, она сразу побледнела. «Как выкинуло? Почему?» Нам было непонятно и страшно.
Мы тут же оделись — и живо на улицу. Где произошла авария? Куда бежать? Бросились к лесному причалу. В диспетчерской узнали: катер находится где-то недалеко, на песчаной косе, за домиком смотрителя маяка Сливы. Только вышли из диспетчерской, навстречу нам Лешка, живой, невредимый, промокший до нитки, будто поднялся со дна морского. Вот отпетая голова!
— Куда это вы?
— Тебя искать. Что случилось?..
Лена обняла его и заплакала.
— Вот дурехи, подняли переполох!
— А как могли мы спокойно сидеть дома, когда нам говорят, что твой катер выкинуло? — заявила я.
— Ладно, ладно. Пошли домой. Нечего слезы-то лить, морячка, — сказал Лешка и ласково отстранил Лену. — Давайте поторопимся, мне надо что-нибудь сухое натянуть, да и перекусить не мешало бы, ну, а для ребят заодно что-нибудь прихватить. — И весело добавил: — Ничего страшного не произошло, просто в барах волны расходились — ветер, дьявол бы его забрал, злой нынче — вот и швырнуло на косу. Но все в порядке. Только как теперь опять попасть в реку или океан, как стащить катер с берега?.. Не приложу ума. — Лешка задумался. — Впрочем, не так страшен черт, как его малюют, — рассудил он. — В Панине начальник портофлота когда-то говорил: «Бары — могила для моряка». Ничего подобного! Мне даже интересно было сунуться к черту на рога, узнать, что за бары, ну вот и отведал, а то бы так и не знал. А ты, Ленка, не хнычь, все равно с моря никогда не уйду. Не по мне жизнь на берегу. Моряк я! Знала ведь, за кого шла замуж? Хватит мокроту разводить!