Губы девушки чуть дрогнули в усмешке. «Вот сказать бы тебе всю правду, что бы ты тогда делал? — подумала она. — Как бы ты жил, зная, что отнял у меня всю мою душу до последней капли, что твоя холодность, твое равнодушие замучили, отравили меня?»

— Привязалось что-то, сама не знаю что, — тихо сказала она вместо этого. — Устала, наверное.

Это прозвучало почти беспечно, но внезапно до Нарендера дошло, что все, казавшееся ему выдумкой и дурным сном, — правда. Если бы Ратха прямо объявила ему, что он причина ее болезни, это не произвело бы такого сокрушительного впечатления, как то, что он понял: она пожалела его! Измученная, почти умирающая пожалела того, кто никогда не жалел ее!

— Ратха, — сказал он с неожиданной для самого себя решительностью. — Что же ты делаешь? Как же можно болеть теперь, когда нам пришло время пожениться? Мы и так долго откладывали свадьбу. Сколько можно тянуть?

Некоторое время Ратха смотрела на него, не мигая, как будто решала, не ослышалась ли она.

— Давай назначим день нашей свадьбы, и ты уж постарайся к нему выздороветь, — сказал Нарендер, стараясь убедить девушку в том, что слух не обманывает ее.

Ратха хотела что-то произнести, но не смогла. Она вдруг покраснела, глаза ее наполнились слезами, а плечи задрожали так, что ходуном заходил наброшенный на них плед. Нарендер с ужасом смотрел на то, как все тело девушки затряслось в судорожных конвульсиях.

— Врача! — закричал он, бросаясь к Ратхе и поднимая ее легкое тело на руки. — Врача!

пела Ганга, перебирая струны ситары. Голос ее крепнул, забираясь под высокие своды, заполняя все уголки огромного зала, в который ее сегодня вызвали в первый раз.

Страх понемногу исчезал — ведь бояться было некого. Она пела сама для себя в пустом зале приемов, где обычно собирались гости. В этот вечер никого не было видно — наверное, хозяйка устроила ей испытание перед решающим моментом, чтобы посмотреть, как поведет себя девушка, оказавшись в новой ситуации.

Однако она ошибалась — гости все же пришли. Теперь они наблюдали за ней из-за огромного зеркала, украшающего стену. Поверхность выглядела зеркальной только для того, кто смотрел на нее из зала. Для тех же, кто сидел в соседней комнате, это было просто стекло, позволяющее видеть все, происходящее в зале. Голос легко доносился сюда, ничего не теряя ни в выразительности, ни в силе. Те, кто устраивал эту комнату, обо всем позаботились.

— Так кто же эта красавица? — с интересом спросил упитанный господин в кота — сюртуке с узким воротом и расшитой золотом чалме.

— О, это новенькая, — подобострастно кланяясь, ответил Манилан. — Между прочим, моя находка. Живет здесь только полгода, а уже такие успехи! Вам понравилось, господин Джария?

— Признаться, неплохо! Совсем неплохо! — покачал головой гость. — А ты что думаешь, Ашок?

— Да что тут думать? — лениво отозвался развалившийся в кресле усатый молодой человек в белом европейском костюме. — Пусть идет сюда, посмотрим на нее поближе!

— О, пожалуйста, только не сюда, — испугался Манилан. — Девушкам не следует знать об этой комнате, вы понимаете?

— Ладно уж, старый хитрец, — хлопнул его по плечу тот, которого называли Ашоком. — Сами пойдем полюбоваться твоей девчонкой — похоже, она стоит этого.

Ганга испугалась, увидев как из неприметной двери в углу зала вышел Манилан в сопровождении двоих мужчин. Они подошли поближе и молча уставились на девушку. Ганга схватила край своего вышитого серебром сари и прикрыла лицо, но Манилан отвел ее руку, предоставив возможность мужчинам пожирать девушку глазами. Взгляды были слишком откровенными, чтобы не понять, какими мыслями полны сейчас гости. Ганга почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу — так сильно было ее отвращение к сальному блеску раздевающих взоров.

— Пожалуй, она вполне могла бы заинтересовать нашего гостя, — сказал один из гостей, нисколько не заботясь о том, какое впечатление произведут его слова на девушку. — Господин Чанхури не только любитель, но и знаток. Но эта птичка, как кажется, не только мило поет, но должна и ворковать неплохо, а?

Ганга со страхом посмотрела на Манилана, ища в нем защиту — больше надеяться было не на кого.

— Да она еще совсем дикая, необученная, — вдруг сказал он, как будто почувствовав ее отчаяние. — Так что для такой важной персоны уж точно не годится. Я с радостью предложу вам кого-нибудь получше.

— Нет уж, не надо получше, — усмехаясь, проговорил мужчина в чалме, наклоняясь над девушкой и, как будто случайно, касаясь ее плеча. — Господин Чанхури очень демократичен. Он любит и ценит простой народ, так что эта девчонка вполне подойдет.

— Да она недостаточно хороша для такой возвышенной персоны, — еще раз попробовал вступиться Манилан.

Однако Ашок грубо оборвал его, возмущенный таким странным заступничеством.

— Она достаточно хороша! — закричал он. — И не лезь не в свое дело, старик!

Манилан вздрогнул, как от удара, но замолчал и поклонился гостям, показывая, что больше не намерен перечить.

Гости перекинулись между собой еще несколькими фразами, обмениваясь впечатлениями о девушке, ее голосе и внешности, и, к огромному облегчению Ганги, вышли из зала.

Она вскочила и бегом помчалась наверх, в свою комнату. Итак, самое страшное вот-вот свершится. Ее выбрали для какого-то господина Чанхури, который вряд ли ограничится выслушиванием ее песен и прочими невинными удовольствиями. Манилан не стал бы заступаться за нее, если бы ей ничего не угрожало. Не остается никаких сомнений, что этот господин станет добиваться большего, чем лицезрение ее танца. А значит, надо бежать! Бежать отсюда куда глаза глядят! Время наступило и, хоть у нее по-прежнему нет ни гроша, она окрепла и набралась сил в этом доме, да и Рао сейчас вполне здоров и весел. Можно насобирать лепешек и высушить их, так что хотя бы первое время им обоим не грозил бы голод. Но где взять билет до Калькутты?

Ганга знала, что каждая из безделушек, украшавших ее комнату, стоила немалых денег. Если бы она прихватила с собой несколько из них и продала кому-нибудь, то ей бы вполне хватило добраться не только до Калькутты, но и до Нью-Йорка. Но это было немыслимо для нее: в горах не воруют, даже чтобы спасти свою жизнь. Она могла попросить, но не взять без спроса. Оставалось только занять немного у одной из девушек, с которыми у нее сложились хорошие отношения. Может быть, Маро или Дилана пожалеют ее и дадут в долг небольшую сумму — она им обязательно вернет, как только найдет Нарендера или работу, теперь ведь она не такая глупенькая простушка, какой вошла в этот дом: за полгода ее выучили читать, писать, она набралась сведений о мире, слушая своих практичных и неплохо образованных подруг. Ей может улыбнуться счастье — найдется кто-нибудь, кто поможет ей выступать — не зря же здесь так восхищаются ее голосом и танцами. А если даже и нет — лучше просить милостыню, чем продавать себя.

— Послушай, Дилана, не могла бы ты одолжить мне небольшую сумму? — спросила она вечером, зайдя в комнату к соседке. — Я, конечно, скоро верну.

— Зачем тебе? — насторожилась та. — Ты что-то задумала?

— Хочу отослать родне, — неожиданно для себя самой соврала Ганга, почувствовав, что что-то не так.

— Да? — протянула девушка. — А помнится, ты говорила, что у тебя никого нет.

Ганга смешалась и перевела разговор на другую тему. Дилана, казалось, позабыла о ее просьбе, однако тем же вечером в комнату Ганги вошла госпожа Нима.