Изменить стиль страницы

И вдруг Ганга поднялась и запела. Еще не иссякла струя шампанского, еще кривились в ухмылке губы мужчин, а ее голос вознесся к небесам в старинном гимне, обращенном к Шиве:

Господи! Даруй мне смерть
Как прощенье, как покой!
Не заставь меня презреть
Твой закон, закон святой,
И самой уйти в тот мир,
Где владыка — ты один!
О спасительный кумир,
Единственный господин!
Господи, услышь меня,
Прикажи моей судьбе —
Честь мою не уроня,
Забери меня к себе!

Чанхури встал, не сознавая сам, что делает. Его приятели остолбенели, не в силах пошевелиться. Что это? Девчонка поет, призывая Шиву… И, странное дело, им кажется, что Бог слышит ее. Он сковал их руки, лишил движений. Губы перестали улыбаться, и к сердцу подступила непонятная дрожь: а что, если… Нет, какая ерунда! Что только не взбредет в голову пьяным?!

И тем не менее настроение издеваться над Гангой сразу пропало. Ашок отвернулся, уставившись в орнамент ковра, и замер надолго. Джария растерянно вертел в руках пробку от бутылки и думал, не испортятся ли у него теперь отношения с господином Чанхури из-за явной неудачи, которую потерпели их сегодняшние планы развлечься и вволю повеселиться.

Сам Чанхури смотрел на Гангу во все глаза. Нет, все-таки это необыкновенная девчонка. Предчувствие не обмануло его — перед ним стояла редкая, особенная женщина. Такие не каждому попадаются на пути. И надо быть просто дураком, чтобы не попытаться сделать ее своей собственностью.

— Манилан! — закричал он, предпочтя на этот раз обойтись без услуг Джарии.

— Да, господин, — Манилан влетел в комнату с оживленным и радостным лицом.

Он, конечно, не упустил ничего из событий этого вечера, и теперь ему хотелось прыгать от счастья, что Ганге удалось одержать победу над тремя озверевшими мужчинами.

— Скажешь хозяйке, что я выкупаю у нее эту женщину, — приказал ему гость. — Заплачу, сколько потребуется. Ты проводишь ее в Калькутту — у меня есть еще дела здесь, в Бенаресе.

— Но… — побледнел Манилан, — Ганга…

— Молчать! — взревел Чанхури и угрожающе приподнялся в кресле. — Я беру ее себе. И пусть только кто-нибудь посмеет встать у меня на дороге!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

До свадьбы оставалось три дня, и приготовления были в полном разгаре. Чанхури пригласил Ситу с мужем в свой особняк специально для того, чтобы показать им, какое приданое он дает за Ратхой. Собственно, в специальном визите не было необходимости — очень скоро они бы и так все увидели у себя в доме, но хозяину нравилось любоваться сверкающими горами серебряной посуды, шелковых и парчовых тканей, подносами с драгоценными камнями и украшениями, коврами и хотелось разделить это удовольствие с теми, кого вся эта роскошь должна была поразить и осчастливить.

— К чему все это, сват? У нас и так всего достаточно, — смущенно говорила Сита, обходя с Чанхури заваленный приданым дом. — Ратха входит хозяйкой не в бедную семью.

— Разумеется, но и она должна принести кое-что, — улыбаясь, заметил хозяин, давая понять, что состояние его дочери должно превосходить мужнино, потому что она — Чанхури, его наследница. — Ратха получит также два миллиона рупий и четверть всех принадлежащих мне акций. После моей смерти она и ее дети унаследуют остальное.

Вот это да! Сита даже покраснела, думая о том, что такое вливание в их и без того немалое состояние обеспечит семье подъем в еще более высокие слои общества. Они были из вторых, станут из первых в Калькутте. Вот как все обернулось. А она еще боялась, что их ждет полное разорение и нищета. Конечно, и цена за это заплачена немалая — ей до сих пор становилось не по себе, когда она думала о том, что сделала с Нарендером. Но вот прошло время, и он все еще жив, здоров и даже женится.

Ратхи не было видно — она еще недостаточно окрепла и перед такими волнениями, как свадебная церемония, старалась как следует набраться сил, проводя время в бассейне и парке. Сита последние месяцы с удивлением наблюдала, как из умирающей, усталой, потерявшей надежду Ратхи рождается новая девушка с горящими глазами, с верой в то, что все изменится к лучшему и ее ждет счастье. Несколько сказанных ее сыном слов возродили Ратху к жизни, придали ей сил — так, оказывается, сильна любовь! Ратха расцвела, она живет ожиданием, она хохочет и поет от радости. А Нарендер?.. У него есть сознание того, что он спас свою умиравшую невесту. Разве этого мало? Может быть, ее зависимость от него, ее беспомощность сыграют свою роль, и он возродится сам подобно тому, как восстала из пепла Ратха.

Нарендер полюбит Ратху, верила Сита. Ее нельзя не любить — она прекрасна, добра и благородна. И она всем сердцем предана ему — какой мужчина не оценит этого? Женившись на ней, Нарендер узнает цену спокойному, полному и ничем не омраченному счастью. Конечно, он любил Гангу со всей страстью пылкой молодости, всей своей романтической, пылкой и возвышенной натурой. Но это был порыв — пьянящий, сводящий с ума миг, тогда как с Ратхой их ждут годы мирной и спокойной жизни.

Главное, что сын решился на этот непростой шаг, взял на себя ответственность за судьбу Ратхи. Он спокоен и теперь, хотя несколько мрачен. Ему кажется, что он погубил Гангу, а Ратха — его искупление за этот грех. Что ж, пусть так. Лишь бы они соединились.

Внезапно в гостиную вошел Джай. Сита вздрогнула, увидев его в этот момент — с тех пор, как он выполнил ее просьбу, они старательно избегали встреч, страшась того, о чем каждый напоминал другому. Джай поморщился, взглянув на сложенные на коврах вещи.

— А, приданое? То самое, за отмену которого вы так горячо ратуете вместе с правительством, — фыркнул он, подходя к хозяину. — Зачем это я вам понадобился?

— Оставьте колкости, дорогой Джай, — миролюбиво улыбнулся Чанхури. — Лучше сделайте хоть что-нибудь для своего племянника.

— Да я гляжу, вы для него приготовили столько, что он ни в чем нуждаться не будет, — развел руками Джай. — Ему за всю жизнь не удастся пересчитать приданое невесты.

— Вот и хорошо! Я хочу, чтобы эту свадьбу вспоминали в Калькутте сто лет, — сказал довольный Чанхури. — А для этого поручаю вам как дядюшке жениха позаботиться о музыке.

— Ну что ж, попробую, — пожал он плечами. — Хотя разве найдешь сейчас что-нибудь приличное? В прежние времена музыку везли, как и свадебное сари, из Бенареса…

— Постарайтесь, дорогой Джай, вот и Сита вас просит, — Чанхури кивнул на свою будущую родственницу, хранившую молчание на протяжении всего разговора.

— Да, Джай, сделай это, пожалуйста, — подтвердила Сита, не глядя на деверя.

— Хорошо, — кивнул тот и заторопился прочь.

В дверях он столкнулся с братом, но даже не посмотрел в его сторону. Джави отпрянул и с возмущением поглядел на Чанхури. «Что делает здесь этот господин?» — говорил его взгляд. Но повторить это вслух он не решился — Чанхури сам решает, кого ему звать в свой дом.

— Вы что же, скупили весь Бенарес? — натянуто улыбнулся Джави, оглядывая горы приготовленного добра.

— Это только половина, — шепнул ему на ухо Чанхури, воспользовавшись тем, что Ситу отвлекла своим вопросом служанка Ратхи. — Другая у меня в задних комнатах. Не желаете ли посмотреть?

Сахаи взглянул на него с удивлением, но пошел вслед за хозяином, гадая о том, какой сюрприз он приготовил.

— Скоро мой дом осиротеет, — говорил ему Чанхури, ведя по галерее в скрытую от посторонних глаз часть дома. — А ведь одиночество — скверная штука. И человеку в моем еще не старом возрасте нужна хоть какая-то отдушина.

— О чем вы? Что-то я не пойму, — недоуменно отозвался Джави.

— Эх, ты, примерный семьянин! — рассмеялся хозяин. — Идем-ка, сам все увидишь.