Кэсси раскрыла уже знакомую мне «книгу-перевертыш» на титульном листе.
— Бафомет. Символ силы, мудрости и… мужского начала.
(Если бы я сейчас был расположен шутить, то сказал бы что-нибудь вроде: «ясно, почему иногда говорят, что все мужики — козлы».)
— Думаю, комментарии излишни, — продолжила Кэсси. — А теперь — вот… Роза. Это главный и самый сложный символ… Я даже не буду пытаться тебе его толковать, потому что его сущность невозможно выразить словами. Это может быть все, что угодно — душа, земля, вода, свет, воздух… Эмоции и чувства. В конце концов, секс. Всё, без чего невозможна жизнь… И ее продолжение. Поэтому изображений у нее множество. Это не столько цветок, сколько символ начала женского.
На картинке, положенной на стол, была довольно грубо изображена сидящая женщина с чем-то вроде большого глубокого блюда на коленях. Или чаши.
— Оригиналы этих символов существуют, — произнесла женщина. — Им больше лет, чем традициям христианства. Но христианство не могло пройти стороной мимо всего этого, тут за многие годы произошло очень много взаимопроникновений…
Пауза.
— По воле случая ты сейчас связал свою судьбу с нашим Обществом, — сказала Кэсси. — Не буду напоминать тебе о том ужасном инциденте, но ты случайно оказался связан с нами через кровь. А что касается вчерашнего…
— Вы меня чем-то опоили, — сказал я, удивляясь своему спокойствию, так как я отлично осознавал, что именно произошло со мной…
— Ты же не хочешь сказать, что это было плохо? — лукаво улыбнулась Кэсси. — Я ведь тебя люблю, малыш. Ты мне всегда нравился. И я счастлива, что так все совпало: что ты стал нужным не только мне, но и нам… Будь же нужным себе. Ты ведь мне веришь?..
Краем сознания я понимал, что меня банально «поймали». Я слышал о том, что сектанты и представители некоторых обществ хорошо умеют «ловить» нужных им людей. На кого-то действует обычное НЛП, кому-то достаточно простых убедительных слов… Для меня вот потребовалось устроить волшебную ночь под стимуляторами — знали ведь, на чем меня легче всего подловить… Я поймал себя на том, что вчера в моих силах вполне было отказаться от объятий Кэсси и удрать сразу же следом за Виктором, несмотря на подсыпанное в напиток… Но на сексе я сломался легко… И еще всех неофитов, как я тоже слышал, «бомбят» любовью. Теперь я тоже неофит. Но КАК мне сумели так быстро внушить мою ответную любовь, или хотя бы влюбленность?!! Нет, этого быть не могло. Это невозможно. Такого яркого, нежного и упоительного чувства я не помнил, наверное, класса с восьмого… Разве что, мне в какой-то момент просто заменили большую часть мозга… «Замененные» участки мозга уловили мои попытки мысленного бунта, и очень легко пресекли все проявления стихийного протеста. Да, протестовать было очень тяжело. Наслаждаться тем, как улыбается Кэсси, и быть готовым к выполнению любой ее прихоти было гораздо легче… и приятнее. Я чувствовал себя счастливым до неприличия. «Ассасин», — вспомнилось мне слово и его истинный смысл. Так называли самых счастливых людей на свете… И самых опасных. И — что важно — живущих очень недолго…
Мозг снова пресек зачатки восстания, и я опять был готов к подвигам во славу моей Прекрасной Дамы.
— Милый, — сказала Кэсси, — ты должен стать одним из нас. Я думаю, ты примерно представляешь уже, кто мы, какие мы и чего добиваемся. Ты должен мне верить, Андрей. Верь мне. Обязательно верь.
Я энергично закивал головой — конечно, разве же может быть иначе!?
— Ты уже многое знаешь о работах Геннадия Ратаева. Знаешь, кто за ним охотится. Вспомни людей, которые могли тебя убить!..
Мне не нужно было приводить аргументы. Я открыл рот, и тут же «слил» очаровательной американской украинке все, что я знал. Про журналиста Чаповалова и его «доброжелателей». Про покойного Павла и про хакера Сколопендру, который должен открыть мне пароль от почтового ящика Геннадия. Про банду, состоящую из Гуцула, Лымаря, Студента и покойного Кислого, и о том, какие они ужасные и мерзкие. Затем начал рассказывать о том, какой неприглядный поступок совершили мы с Татьяной, обманув Бэрримора и проникнув в дом. Собрался было рассказать еще про Эльвиру и Курача, но почему-то меня «переклинило» на отношения с Кэсси с Виктором, и тогда Кэсси остановила мой словесный поток очень простым и милым способом: приложила свои нежные пальцы к моему рту. Думаю, излишним будет сообщать, что я немедленно поцеловал их.
— Сегодня в пять часов мы соберемся здесь, — сказала Кэсси. Прибудут «братья» из Штатов, Виктор, может быть, еще кто-то… Ты приедешь тоже. Тогда и расскажешь нам все подробнее. И если у тебя есть какие-то документы, то вообще превосходно… Мы ведь давно присматриваемся к тебе и считаем, что ты просто обязан стать одним из нас. Мы еще никогда не встречали здесь, в России, столь достойного человека, который, еще не зная о нашем Обществе, уже примерно представлял бы себе, пусть даже на интуитивном уровне, каким должен быть совершенный мир и какие совершенные люди должны жить в нем…
… Друзья, я «поплыл» так, что мало не показалось бы никому. Поплыл, словно дохлый судак по течению. Но я понял, что сегодня мне надо прибыть сюда снова. И принести с собой ВСЕ, что я уже знаю про Геннадия, про старинную тайнопись и про конкурентов. Включая бумажные носители. И разумеется, дополнить мой рассказ… Я еще порывался выразить нежность по отношению к моей любимой, но мне мягко и вместе с тем настойчиво было рекомендовано сейчас покинуть территорию дачи, сесть в уже вызванное такси, отправиться домой и собрать все, что я должен принести на сегодняшнюю встречу.
— Андрей, ты навсегда запомнишь сегодняшний вечер, — с улыбкой сказала мне Кэсси. — Такое бывает только один раз. Это самый важный день в твоей жизни. Вот это обязательно прочти, — она протянула мне тонкую пачку принтерных распечаток. И постарайся выучить… Давай, езжай. И возвращайся.
Я в очередной раз подивился предупредительности и заботе Кэсси. В таком состоянии, как сейчас, мне самому за руль было садиться нельзя. Голова по-прежнему шла кругом, а неизвестно что нашли бы у меня в крови, если инспекторам вдруг пришло бы в голову отправить меня на экспертизу… Может быть, такое, за что права отбирают лет на двадцать. Или вообще пожизненно.
— …У тебя такой вид, будто тебя только что в пионеры приняли, — съязвил немолодой лысый таксист, обратив внимание на мою физиономию, когда мы выехали на дорогу, ведущую в город. — Или что ты наконец-то потерял девственность.
Мне захотелось его убить…
Когда я вернулся домой, то нежные и острые эмоции меня немного отпустили, и я стал действовать четко, последовательно и планомерно, словно хорошо отлаженный механизм. Для начала я включил компьютер и распечатал все копии документов, припрятанных Эльвирой. Нашел наши с Татьяной наброски (о Татьяне долго думать я не мог, все мысли о ней вылетали из головы напрочь, словно «выщелкивались»). Проверил планшет Павла (новых писем не было) и начал звонить Сколопендре. Я знал, что пароль от личной почты Ратаева — это сейчас то, что особенно нужно Обществу. Моему Обществу. Сколопендра не отвечал. Вернее, не так — номер был недоступен. А это означало, что телефон, скорее всего, выключен… Меня это бесило. Впрочем, времени было еще полно, и я надеялся, что Сколопендра рано или поздно объявится. А пока я решил составить список тезисов для моего рассказа для Общества. Я решил, что если подробно напишу обо всем, что я знаю, то это мне обязательно зачтется.
Попутно я ел. Я изрядно опустошил холодильник и хлебницу, потому что организм не просто требовал, он настаивал на возмещении затраченных калорий. Вспомнилось слово из наркоманского сленга «свин», но замененные участки мозга опять заблокировали бунтующие ячейки памяти.
На даче меня действительно ждала вся эта компания. В каминной, где снова задрапировали стены и зажгли красные фонари и красные свечи, находились Кэсси, Ричард, Дэвид и Виктор. Они сидели вокруг столика, придвинутого к дивану: Кэсси и Виктор — на этом диване (что мне не очень нравилось), американцы — в креслах. Все, включая и женщину, были облачены в грубые «власяницы». На шее у каждого из них висело по одному из символов: у Ричарда была теперь пентаграмма, у Дэвида — крест, у Виктора — вырезанное из кости козлоподобное существо, у Кэсси — настоящий цветок розы. Когда я вошел, все «рыцари круглого стола» встали. На лицах у всех были написаны спокойствие и невозмутимость. Мне не стоило ни малейшего труда сохранять серьезность. Я верил в то, что это со мной происходит по-настоящему. Общество. Бафомет. Роза. Правда, в какой-то миг мне вдруг подумалось, что это все цирк, и сейчас все четверо радостно захохочут и начнут показывать на меня пальцами, но этого, конечно же, не случилось. Начался обряд, к которому я уже был готов. Ну, скажем так, почти готов.