- Мединститута?

- Да.

- И что?

- Подошли. Боря сказал, у студентов нельзя. Лариска с него смеялась. Глицерин сказал, чтобы я влез в окно. А Боря сказал, не надо. Глицерин сам залез. Через фрамугу. Лариса сказала, пусть он, он умеет.

- Сидел уже?

- Да. Лариса сказала ему лезть. Если кто проснется, пусть рыбкой прыгнет на тротуар.

- Как же он туда влез?

- Подсадили.

- Кто?

- Все вместе. Высоко было. Залез и начал передавать вещи. Лариске и мне.

- А Борис что делал?

- Смотрел, чтобы никто не шел.

- Какие вещи передал вам Глицерин?

Троян старательно перечисляет, загибая пальцы.

- И что вы со всем этим сделали?

- Лариса уложила вещи в свою сумку и саквояж, что у Бори дома взяли. Прошли немного, выложили вещи на скамью, книги, тетради на землю. Подожгли.

- Кто?

- Глицерин.

- Зачем?

- Посмотреть, что взяли.

- Сожгли, значит, книги и конспекты студентов. Весь труд сожгли.

- Труд?

Троян напряженно смотрит на него, сведя брови.

- Не подумал об этом?.. У тебя в детдоме, говорят, несколько папок рисунков осталось. Представь себе, что их сожгли.

Троян опускает голову, смотрит на стертый, белесый носок ботинка.

- Дальше рассказывай.

- Книги не они писали.

- Из книг узнавали, как тебя лечить, если ты заболеешь.

Троян упрямо сводит брови, поджимает губы.

- Рисунки спалишь и все. А книги другие прочитать можно. Книги напечатанные.

- А конспекты?..

Троян молчит. Ивакин дает ему время помолчать.

Ждет, не заговорит ли сам, и, не дождавшись, спрашивает. Троян рассказывает охотно и смотрит на Ивакина с недоумением, так, словно не от него, а он сам ждет разъяснения всему, что случилось.

- Боря кинул документы в почтовый ящик, а Лариса опять с него смеялась, - сообщает он. - Потом Лариса остановила такси. Поехали на телецентр. Спать хотели. Три часа ночи. Там есть пустой домик. Хотели зайти. Собака лаяла. Ушли. Пошли к будке.

- К вагончику строителей?

- Да.

- Дверь была закрыта?

- Да. Лариса сказала мне открыть окно. А Глицерин дернул и открыл. Зашли. Там кабинет. Или контора. Ели арбузы. Лариса телефон взяла в саквояж.

- А кто там печати забрал?

- Я взял.

- Зачем?

- У меня никогда печатей не было.

- У тебя и машины никогда не было. Не приходило в голову украсть?

- Печать - кусок дерева. А машина дорогой стоит.

- Мы с тобой этот вопрос еще обсудим. Скажи, кто там записку писал? Про что?

- Лариска. Про Фантомаса. Спасибо за арбузы, заместо них оставили консервы. Телефон вернем при случае. Фантомас.

- А вторую записку кто писал?

- Глицерин сказал, плохо написано, надо пограмотнее. И написал. Матерщину.

- Вы там остались или ушли?

- Сторож ходил. Мы ушли.

- Куда?

- Спать. Лариска к Боре. Я в общежитие. Глицерин не знаю куда.

- Он часто с вами ходил?

- Нет.

- А с кем он ходил?

- Не знаю.

- На сегодня хватит, Федя.

Троян встал, взял с подоконника затрепанную, потерявшую цвет кепку, обеими руками глубоко насадил на голову, козырек на брови. Спросил:

- Ограбление собственной квартиры - это какая статья?

Ивакин удивился.

- Тебе-то зачем?

- За Борю спрашиваю. Долго нам сидеть?

- Как рассказывать будете.

- А если я все на себя возьму, скорее суд будет?

- Нет, ложь не ускорит, только запутает дело. Правда нужна… Да, Федя, ты в краже из закусочной участвовал?

- Нет.

- А если подумать?

- Нет.

- А Боря?

- Я по этому делу ничего не знаю. - Постоял, раскачиваясь, подумал, поглядел исподлобья. - Боря брал, что во дворах висело, сушилось. А чтобы взломать- нет. Он не такой.

- А Роман?

- Роман не вор!

Вот как горячо умеет, оказывается..

- А ведь воровал.

- Нет. Боря сам вещи из квартиры вынес.

- А Глицерин?

Троян насупился, отвернулся. Обеими руками еще глубже натянул кепку, глаз не видно.

- Ты Глицерина боишься?

- Что?

- Ты Глицерина боишься?

- Никого я не боюсь. Зря спрашиваете. Что знал, сказал. Больше ничего не знаю.

Трояна увели. Ивакин справился по картотеке: Леонид Батог по кличке Глицерин два месяца назад вернулся из заключения. Познакомился с его биографией - есть кого бояться.

10

Рослый молодой мужчина вошел напористо, чуть пригнув лобастую голову. Остановился посреди комнаты, широко расставил ноги, сказал развязно и громко:

- Я Володин. Роман Володин. Известная вам личность? Нет? Хорошо! - и потер руки. -Молодцы ребятки, молчат. Можно, я сяду? - И хмыкнул: - Боюсь только, надолго.

Нет, вы подумайте, до чего нелепо получилось: мог сесть за цемент, я прорабом работал, там не только цемент и доски летели. А тут… Слава богу еще, я на других кражах с ними не был. Прихожу в кафе, узнаю: Борьку арестовали. Идук Трояну в общежитие - сидит птенчик. Ну, думаю, Роман, и до тебя доберутся, негоже, чтобы тебя, как зайца охотники, обложили. Все равно обложат, иди лучше с повинной, такой-сякой.

Он засмеялся. Смех у него хороший, и улыбка хорошая, открытая, - пока говорил, он все время улыбался, насмешливо и отчаянно, и в длинных серых глазах его плясали огневые искорки.

- Я с работы уволился, вот-вот к матери должен был уехать. Да вы бы меня и там нашли! Нет, вы подумайте - крольчатинки захотелось! Теперь на тюлечке посижу. А когда Бориса арестовали, если не секрет?

- Недавно.

- Его первого? А Трояна?

Володин говорил быстро, уверенно, как с равным.

- Как же вы попали в их компанию? - спросил Ивакин.

- Все проще простого. Жена - бывшая жена - официанткой в кафе работает, где Борис. Там я с ним познакомился. Борис показал субчика, с которым мне моя благоверная изменяет. - Он взъерошил пятерней густые каштановые волосы. - Елки-моталки! Нет, знаете, что меня заело? Этому типу пятьдесят три года. Каково? Это-то больше всего меня и заело. Проверил. Все так. Тип этот сейчас с инфарктом лежит, жена его прознала. Без моей помощи, слава богу. Я к Ольге приложился. Не как к иконе, конечно. Она с мамашей и выгнали меня из дому. Да, я главного не сказал - пить начал. И ее - под пьяную лавочку. Трезвый не тронул бы. Пил, цемент ухнул, доски. Товарищ мой, вместе техникум кончили, говорит: «Уходи ты, Роман, пока не сел». Я и уволился. А тут из дома турнули. Нет, вы подумайте: проснулся утром с опухшей мордой и опять к бутылке. Как не турнуть! Ну так вот. К друзьям идти - стыд еще не весь пропил. Да и семьи у них. Я с виду молодой, да? На двадцать-двадцать два смотрюсь. А мне скоро тридцать стукнет. Сын третьеклассник, отличник, а папаша… Папаша сам себя за чуб, - он крепко рванул густые свои кудри, - ив милицию. Сделайте милость, люди добрые, посадите паршивца. Смотрите: милиция - милость, - интересно, да? Ха, вот уж не думал!.. Ну, ничего, в тюрьме водку, говорят, не дают, - он снова нервно засмеялся. - Встану, как человек, побреюсь, умоюсь, зубы почищу, а?

Вот вы сейчас смотрите на меня и думаете: а ведь скоморошничает! Думаете? Нет, вы скажите, есть маленько?

- Нет.

- А что вы думаете, если не секрет?

- Нервы разгулялись. Да и выпил для храбрости.

- Есть маленько… Но это же, на самом деле, и смешно тоже: крольчатинки захотелось.

- Что за крольчатинка?

- Троян не рассказал? Ха! Это же премилая история. Я говорил вам, что меня из дома турнули? Ну и нашел я себе чердак, вполне пригодный для моего скотского существования.

- На что же вы жили?

- У Бори на иждивении. Явлюсь в кафе - накормишь? Кормил. Пацан невредный: нас кормил - свои денежки потом выкладывал. Ну да свои - краденые. Я-то не знал тогда, а он, оказывается, с детства вор. Жалко, ей богу, невредный пацан.

Как-то вечером вернулся на свой чердак, а ложе мое роскошное занято. Догадываетесь? Ну да, Троян. Мамаша его выгнала. Между прочим, вы уже слышали когда-нибудь, чтобы мать сама заявление писала, просила: лишите родительских прав! Слышали? Нет, вы это себе заметьте где-то, это такое дело - нельзя пройти мимо. Она его, грудного, в деревне зимой оставила, в сугробе, еле спасли мальчишку. Пятнадцать лет прошло, и сердце материнское «заговорило». Нет, вы подумайте, отыскала, из детдома забрала, чтобы квартиру получить, получила и ногой под зад - катись. А парень способный, вы это заметьте и, где срок отбывать будет, напишите. Рисует замечательно. Хороший парень, честный. Смешно?.. Вор и честный. Он не будет вором, это я вам уверенно говорю.