- Тебе не понравилось у отца?

- Как вам сказать… Отец ведь тоже женился. Жена всего на восемь лет меня старше. Тренер по фи-гурному катанию на коньках. Детей учит. Пес у них большой. Она из его шерсти свитера себе вяжет. Стрижет пса, как овцу.

- А со школой у тебя как?

- Здесь учился, потом в Москве, потом снова здесь, потом опять в Москве, а когда из Москвы в третий раз вернулся, уже не пошел в школу.

- Сколько же ты классов закончил?

- Почти семь. Я понимаю, мало…

- Какую ты последнюю книжку прочел?

Якименко задумался, потер лоб.

- Не припомню что-то…

- Ну, не последнюю. Какая тебе книжка больше других понравилась?.. Тоже не припомнишь?

- В кино я хожу, а читать… - Якименко покачал головой.

- Поглядишь на тебя, послушаешь - грамотный парень. А оказывается, не читаешь, школу бросил.

- Как-то странно уже сидеть за партой. Я ведь очень давно стал взрослым.

- Стать вором - не значит стать взрослым.

Якименко поморщился.

- Тебе не нравится слово «вор»?

- Очень не нравится.

- Как же тебя назвать иначе?

- Да; все верно. Но как-то не задумывался об этом.

- А досадно никогда не было: прожит день, неделя, месяц, год -а чего достиг? Не обидно, что жизнь зря уходит?

- Не задумывался, -повторил Якименко. - Шло само собой. Хочешь выпить - нужны деньги.

- Рано ты начал пить,

- Я все начал рано.

- Что же еще?

- Ну… все.

- Вот что, Борис. Придвигайся к столу, опиши все кражи подробно: когда шли, с кем, какие вещи взяли, кому продали, людей опиши. За сколько продали. Словом, все.

- Сейчас писать?

- Да, сейчас.

Пока Якименко писал, Ивакин ходил по кабинету, бросал короткие взгляды на склоненную бритую голову, на руки парня. Борис рассыпал разрозненные буковки по бумаге вкривь и вкось. Задумался, полез желтым своим когтем в ноздрю, старательно поковырялся там, очистил ноготь о край стола.

- У тебя платка нет? Смотреть противно, - не сдержался Ивакин.

- А что такое?

- Коготь отрастил. В носу ковыряешь, -отрывисто, с отвращением проговорил Ивакин.

Зазвонил телефон, и Вадим буркнул, что занят. Якименко нерешительно посмотрел на него.

- Может, мне обождать в коридоре?

- Пиши. Я сегодня только твоим делом и занимаюсь.

Снова зазвонил телефон.

- А приемные пункты стеклотары? - послушав, спросил Ивакин. - И жэки? Добро.

Повесил трубку, сам набрал номер.

- Слушай, Сергеич… официальную справку я получил. В картотеке нет, ясно. Но предположения-то у тебя какие-то есть? Дай хоть какие-то ориентирующие данные. Да никто от тебя ручательства не требует! Я же говорю - предположения… Правой рукой? Рост? Отлично. Средний и безымянный? Угу. Бородавки… Вот за это спасибо, Сергеич. Это уже кое-что.

Повесил трубку, спросил:

- Не знаешь, Борис, кто мог коньяк из закусочной унести в ночь с четверга на пятницу? А ты-то сам непричастен?.. Через форточку проникли, по всей вероятности, мальчишка. Бородавки на правой руке. Не знаешь такого? Толя Степняк - это имя тебе ничего не говорит?.. Ну, пиши, пиши…

И снова заходил по комнате, сунув руки в карманы, сжимая в левой руке ключи.

Упустила Люда Толю… Нелегкий рейд провела, объехала со своими активистами знакомые места. Проверили все «теплушки» - колодцы теплотрассы. Парки прочесали. В Ботаническом саду нашли землянку, тщательно замаскированную ветками. Тайник. В землянке-бутылки с коньяком и от коньяка. Толя Степняк и Митя Подгорный спят - не добудишься. Привезли ребят в детскую комнату, пытались расспросить - спят. Развезли по домам, обязали родителей

явиться с ними утром. Позвони ему Люда ночью, не исчезли бы ребята…

Якименко отодвинул от себя исписанные листы бумаги.

- Я кончил. Простите, как мне вас называть?

- Вадим Федорович... Ты еще не все написал, Борис.

- Все.

- Меня интересует кража в студенческом общежитии.

- Так вам и это известно!..

- Как видишь.

Общежитие Ивакин назвал наугад. В ночь с субботы на воскресенье была совершена дерзкая кража вещей у спящих студентов. Ивакин бросил пробный шар и, кажется, попал.

- Через фрамугу влез?

- Не я влез.

- Федя Троян?

- С нами был еще один. Я его имени не знаю. Он и влез.

- Кличку знаешь?

- Н-нет…

Значит, парень влез, а вы с Федей подсадили?

- Да, там высоко.

- Какие вещи он вам передал?

- Четыре портфеля. Три черных, один коричневый. Брюки, что сейчас на мне. Плащи, туфли, два свитера.

- Студентов раздели, значит, - как бы про себя отметил Ивакин.

- Я не хотел, отговаривал. Да что теперь оправдываться, все равно не поверите. И дело сделано.

- Скажи, Борис, в твоем классе много воров было? А во дворе?.. Один ты, значит. Почему именно ты, как думаешь?

Якименко покачал головой: не знаю, мол, не задумывался. Но Ивакин ждал ответа, и Борис пригнулся, начал растирать пальцами лоб. Проговорил неуверенно :

- У других и семьи другие…

- Значит, жили бы отец с матерью вместе, этого с тобой не случилось бы?

- Наверное…

- Пить ты, выходит, с горя начал?

Якименко улыбнулся.

- Нет, конечно. Попробовал, понравилось. Привык. Деньги понадобились. Ну и стал брать. - Подумал, добавил: - Втянулся.

- В чтение не втянулся, в учебу тоже нет. Отчего бы?

Якименко растирал лоб.

- А не кажется ли тебе, что дело не в семье, а в тебе самом? В лени твоей, в безволии. Может быть, я ошибаюсь, и характер у тебя сильный?

Якименко молчал..

- Как ты свой характер строил?

Юноша поднял голову - вопрос удивил его.

- Что же, считал, что он сам собой построится?

- Взрослые же… - начал Якименко и умолк. - Да, я понимаю, о чем вы. Я только об одном думал, чтобы не заметили, что я взял. Сначала брал на кино, на мороженое, конфеты. Считал, раз продается, почему мне не купить.

- Отказывать себе ни в чем не привык.

- Я не только себе. Я и другим покупал, никогда не жалел. Сначала по мелочам, потом на выпивку… Один не пьешь, на всю компанию надо. Втянулся. Да, вы правы - не привык себе отказывать. Как-то считал, зачем отказываться, если можно иметь? Я ведь не со зла делал. Скажет кто-нибудь из ребят, сигареты кончились, а денег нет, я и раздобываю. И с вином то же. Так что не только для себя, хотя это и не оправдание. Для себя ведь чаще… Хотелось - брал. Отчета у меня не требовали.

- Это не так. Разве мать тебя поощряла?

- Нет, конечно, но ее слова тогда для меня уже мало значили.

- Учителя?

- Они обо мне всего не знали. В школе я чужого не брал. На уроках сидел, слушал. Замечаний не было. Но вот ходил мало. Редко ходил на уроки. И не учил. У классной нашей сердце больное, я ее волновать жалел. Обещал много раз. Обещаю - день или два в школу хожу, уроки учу, а лотом… Воли не хватало. Я и в детской комнате много раз обещал. И тоже не врал, когда говорил, сам верил. Людмила Георгиевна такой человек… Я с ней всегда соглашался, даже в душе. А выйду от нее и как-то все само собой по-прежнему получается.

- Кого же винить прикажешь в том, что ты сейчас здесь, передо мной?

- Я никого не виню. Но если воли нет, откуда ее возьмешь?

- Воспитать надо. Самому.

- Это легко сказать. А как сделать?

- Думаю, с малого начинать. Захотелось конфет - не купил. Потянулась рука к материнскому кошельку - отдернул. Одна маленькая победа над собой, другая… С каждой такой победой ты все сильнее, и уже следующая задача тебе по силам.

- Легче, когда кто-то тебя заставляет… - пробормотал Якименко. - Да, я понимаю, лучше, если сам. Вернее. Кого-то с собой в кармане повсюду носить не будешь… Но ведь сейчас об этом говорить уже поздно?

- С четверенек подняться на ноги никогда не поздно. В шестнадцать лет, особенно.

- Вы меня еще к себе вызовете?

- Непременно.

- Я расскажу вам все, как есть. А лучше напишу.