В комнате застелила кушетку чистой простыней, натянула свежую наволочку на подушку, с сердцем ударила кулаком по подушке. Ох, выгнать бы!..
Вплыла Зина, красная, распаренная, довольная. Обронила расслабленно: - Выключи там… - и плюхнулась на постель.
Кира выключила газ, хотела помыть ванну хлоркой, да передумала. Как бы эта красавица еще скандала не учинила, почуяв запах хлорки. Войдя в комнату, спросила:
- Что же ты улеглась, ужинать не будешь?
- А ты позови.
Кира ушла на кухню. Разогрела жаркое, нарезала хлеб. Отыскала тарелку с чуть отбитым краешком - не спутать бы потом, из какой ела Зина.
- Ничего готовишь, вкусно, - снисходительно похвалила Зина, быстро расправившись с едой. Вытерла губы ладонью, потянулась, зевнула. - Не дождусь твоего, лягу.
В комнате села на кушетку, спросила:
- Это я на Аличкиной постели спать буду?
Кира не ответила.
- Не переживай, - беззлобно сказала Зина, - ты ее потом продезинфицируешь… Дай книжку, а то не засну.
- Кто это тебя к чтению приохотил?
- Сказала бы - ты или муж твой, да неправда будет. Павел приохотил. - Спокойно, дерзко встретила настороженный взгляд Киры, сказала, посмеиваясь: - Да, Загаевский. Любовник мой.
- Не забывай, - Кира побледнела, - он едва не убил Вадима.
- Не убил же… - Зина громко зевнула. - А раз не убил…
- Не забывай, - Кира предостерегающе подняла палец, - не забывай, в чьем доме находишься.
- Хочешь, чтобы я, как тогда, убежала, тебя освободила? - Зина перевернулась со спины на живот, приподнялась на локтях, насмешливо оглядела Киру. - Не надейся: не семнадцать мне - тридцать.
- Стыда не осталось?
- Показать тебе стыд мой? Показать?
Зина проворно вскочила, отшвырнув одеяло, сбросила с себя халат, рубашку.
- Смотри! И Вадим твой пускай входит, смотрит. Есть на что посмотреть! Что он видел?.. Я то попышнее тебя буду, поаппетитнее! Кости не торчат, - она ткнула коротким пальцем в Кирину ключицу. - А ноги? Куриные лапки, обглодать нечего, а у меня - во! - шлепнула себя обеими руками по ляжкам. - Сардельки! - и захохотала.
Кира, онемев, в ужасе смотрела на нее. Опомнилась, вбежала в спальню, привалилась спиной к двери, чтобы эта страшная голая женщина не ворвалась сюда, к детям.
- Мама, - шепотом позвал Алька. - Из какого она заключения вернулась, эта тетя?
- Спи, Алька, скорее спи, - тоже шепотом ответила Кира.
А Зина еще постояла немного, с удивлением, будто только очнулась, оглядела комнату, себя, надела рубашку, подняла с пола халат, легла и, давясь плачем, натянула одеяло на голову.
3
Прижав плечом телефонную трубку к уху, Вадим Ивакин делал пометки на чистом листе бумаги. Изредка переспрашивал:-Где, где?.. Так. «Меридиан»? Так. В красной рубашке? Так, так… Ну, спасибо, Люда. Нет, мы его по другому делу задержали: обворовал квартиру своих родителей. Да? Футболили, значит… Угу. Я ее уже вызвал.
Опустил трубку и тут же снова поднял.
- Приведите, пожалуйста, Якименко.
Спрятал исписанный лист бумаги в ящик, положил перед собой чистый.
Дверь отворилась, милиционер ввел в кабинет бритоголового юношу. Ивакин кивнул, и конвоир вышел.
- Здравствуй, Борис. Садись.
- Здравствуйте.
Голос у юноши ломкий, взгляд настороженный, Якименко сел, не сдвинув стула, вопросительно-тревожно посмотрел на Ивакина.
«Старше своих лет выглядит», - отметил про себя Ивакин и сказал буднично, скучным голосом, словно продолжая давно начатый разговор:
- Расскажи, Борис, как в субботу транзистор украли.
Светлые, едва намеченные брови Якименко поползли вверх, морщиня тонкую кожу лба.
- Разве меня за это арестовали?
- До всего доберемся, Борис. Как было с транзистором?
- С каким транзистором?
- С тем, что в субботу украли.
Якименко подумал, спросил осторожно:
- А если я не крал?
- Так и скажи. Но лучше сказать правду.
Якименко потер лоб. Руки у него красивые, пальцы длинные, тонкие, ногти чистые, кругло и ровно подстрижены. Только на левом мизинце толстый, пожелтевший, давно отращиваемый коготь.
- Можно узнать, где украли?
- На улице Привозной.
Якименко смотрел прямо перед собой, морщил лоб, что-то обдумывал. Спросил:
- Угол какой?
- Это ты мне скажешь.
- А кто украл?
- Предполагаю, ты. И твой дружок в красной рубахе. Пока дружок в дверь звонил, ты руку протянул и взял. Через окно. Он что, на подоконнике стоял?
- Привозная угол Садовой, - по-деловому сообщил Якименко.-«Меридиан». На столе стоял, а стол возле окна. Товарищ позвонил, мужчина пошел открывать, а я взял транзистор.
Юноша говорил неторопливо, обдумывая каждое слово. Голос его уже не был ломким - ровный, приятный тенорок. Казалось, он совсем успокоился.
- Где же транзистор?
- Мы его в воскресенье продали.
- На толчке?
- На продуктовом рынке, возле автобусной станции.
- Кто продавал?
- Федя Троян.
- Сколько взяли?
- Сорок рублей.
- Деньги разделили?
- Нет, пропили.
- Ты, Федя и».
- …и одна женщина.
- Как ее зовут?
Якименко потер пальцами лоб.
- Я ее почти не знаю.
- Пили вместе, твою квартиру вместе обворовали… - Ивакин посмотрел на юношу: пригнувшись на стуле, он сосредоточенно тер лоб. - А имя забыл?.. - Он помолчал, и, не получив ответа, продолжал : - А это ты сказать можешь - кто тебя заставил свою квартиру обворовать?
Юноша поднял голову, проговорил удивленно:
- Никто не заставлял.
- По словам отца, тебе угрожали.
- Он мне не отец. И никто мне не угрожал. Родители уехали, я пригласил к себе наливку пить.
- Выпили?
- Да. Потом кто-то сказал, что хорошо бы к морю съездить, а денег нет. Я и предложил продать мои вещи. Я не считал это воровством. Мой дом - мои вещи.
- И материн плащ - твой?
- Мать тоже не чья-то.
- Так. А кто вещи вынес?
- Я вынес.
- Через дверь?
В окно.
- Отчего же?
- Мы и вошли и вышли через окно. Я ключ от квартиры потерял.
- Отчим твой сказал, что, уезжая в командировку, не оставил тебе ключа.
И опять тонкие пальцы взметнулись вверх и терли, мучили лоб до красноты.
- Да. Не оставил.
- Что же ты не так говоришь?
- Как-то неловко сознаться, что у тебя, по сути, нет дома. Уехали - ключа не оставили. Ночуй, где хочешь.
- Я его тоже спросил об этом, - заметил Ивакин. - Говорит, уезжал на три дня, а ты и сам частенько ночевать не являлся. Верно это?
- Верно.
Зазвонил телефон. Ивакин послушал, кивнул, будто там, на другом конце провода, его видели, и повесил трубку. И тут же телефон зазвонил снова.
- Я же сказал - да.
Якименко улыбнулся.
- Вы головой кивнули.
- Это со мной бывает, - Ивакин улыбнулся тоже. - Где же ты ночевал, Борис?
- Лето. Выпьем где-нибудь, там и ночуем.
- У Феди?
- К Феде сейчас нельзя, он в заводском общежитии живет, чужих туда не пускают. А когда он на чердаке жил, я иногда оставался.
- Отчего Федя на чердаке жил?
- Мать из дому выгнала.
- Где Федю найти? На каком заводе он работает?
- Если хотите, я вам еще о себе могу рассказать, о других кражах.
- Так… - Ивакин прихлопнул ладонью о стол, спросил: - Ты, говорят, с детства воруешь?
- Кто говорит? Мать?
И снова голос ломкий, напряженный.
- Ты на учете в детской комнате милиции.
- А-а… Был. Потом уехал к отцу в Москву. Вернулся - Людмила Георгиевна опять за меня взялась. Да, я у матери деньги брал.
- Брал?
- Ну, крал. А когда их стали хорошо прятать, я брал какую-нибудь вещь и продавал. А когда из дома выгнали, я стал чужое брать, то есть красть. Заходил во дворы вечером, снимал, что на веревке висело.
- И давно начал красть?
- Лет с двенадцати. Да, с двенадцати. Когда от отца в первый раз вернулся.